Темный город - Дмитрий Щербинин

- Вернись. Пожалуйста, пожалуйста вернись... Не оставляй меня совсем одну.

И стоящий у дерева Михаил почувствовал эту мольбу, поднял голову, и увидел массивный, заслоняющий почти все окно силуэт жены. И он тоже прошептал:

- Слишком поздно... Да и дальше я вернусь - мы все равно уже мертвые... И никто нам не поможет...

Сказав так, он, словно последний, каким-то чудом еще оставшийся с весны, потемневший лист, оторвался от дерева, и побежал-полетел вместе с ветром. Он не чувствовал своих ног, не чувствовал тела, и видел только причудливо перекрученные потоки снежинок, которые теперь не двигались, так как он несся вместе с ним. Эти снежные потоки выступали в свете фонарей, затем погружались во тьму, и вновь выступали. Проносились стены домов, в которых горели блеклые, вот-вот готовые угаснуть окна; кажется - за ними протекала жизнь, или подобие жизни - впрочем, этих огней становилось все меньше, и последние стены представились ему каменными - словно стены того Темного города, в котором умирала его невеста.

А потом и этих стен не стало, и вокруг замелькали темные, скрюченные силуэты деревьев; которые качались, трещали, которые надрывно вопили, моля о смерти. И он закричал, долго так кричал, и все мчался вперед, чувствуя, что не в силах остановиться; чувствуя себя и листом иссохшим и снежинкой - одной из бессчетного множества снежинок, которые неслись в этом ветре. А потом, неведомо через сколь долгий промежуток времени (но, кажется очень долгое время несся он по этому темному лесу) - он споткнулся об поваленный ствол, погрузился лицом в большой сугроб, который, после ударов ветра показался ему теплой периной...

* * *

Это было безразличие ко всему происходящему, расслабленность во всем разбитом, обмороженном теле. Но он все-таки открыл глаза, и почувствовав на плечах некоторую тяжесть, попытался высвободиться. Он выполз из глубин сугроба, но подниматься и идти куда-то уже не было сил, да даже если бы и были силы, он все равно остался бы на месте. Во мраке ночного леса, он все-таки видел тьму снежинок, что проносилась над ним, и частью на нем оставалось, постепенно вновь засыпая лицо, однако, он не слышал уже воя ветра - было очень-очень тихо, и едва проступающие, и все больше сливающиеся со мраком контуры деревьев, качались плавно, словно руки любимой, которая махала ему на прощание. Он осознал еще то, что снег уже не тает на его лице, а потом уже не было никаких мыслей. Он ни о чем не думал, ни к чему не стремился, ни о чем не сожалел; у него не осталось не воспоминаний, ничего-ничего у него не осталось.

И все-таки, когда он закрыл глаза, пришло еще одно, самое последнее видение - это был маленький, еще золотящийся лоскуток некогда бесконечного, прекрасного мира. К его устам, приникли чьи-то блеклые, призрачные губы, но он уже не почувствовал этого.

И карлик Иртвин, который тоже был частью Темного города, и частью некогда бесконечной души Михаила, в невыразимой печали пропел голосом таким прекрасным, таким стройным и гармоничным, что у всякого слышавшего его выступили бы слезы, и захотелось бы сделать что-нибудь прекрасное. То была последняя загадка для Эльги:

- У темного ветра в объятьях,

Мы будем с тобою лететь,

Забудешь о сестрах, о братьях,

Лишь с ветром ты песнь будешь петь.

Забудешь, и все уж забыла,

И жизнь - странный, призрачный сон;

И тот, кого так ты любила

Не больше чем прошлого стон.

И вот мы все вместе, без света,

Забудем все, канем во тьме;

Ответь - через вечность настанет ли лето,

Найдем ли путь к милой звезде?

Но на эту последнюю загадку уже некому было отвечать, потому что не было уже ни Эльги, ни невесты Михаила, ни самого Михаила, ни зверей, ни леса, ни Темного Города. Тогда Иртвин усмехнулся и проглотил последнюю крапинку света - и остался только темный ветер...

КОНЕЦ.