И все небо для нас - Юлия Лим

Увидев нас с Гордеем, они переглядываются. Мужчина, сузив глаза, всматривается в лицо Гордея.

– Господи! – ахает женщина, едва не уронив тряпичную сумку. – Ты так похожа на Наденьку!

8

Похоже, это родители мамы, – объясняю, хотя Гордей не спрашивал.

Фамильные черты сильно выделяются у обоих: густые волосы бабушки и дерзкие светлые глаза деда.

– Верочка, дай хотя бы погляжу на тебя. – Бабушка трогает меня за руки, тискает щеки, приглаживает мои волосы и брови. – Ну, точно Наденька. Семен, глянь скорее!

Дед нехотя встает рядом, недобро косится на Гордея, потом с прищуром вглядывается в мое лицо. Краснею. Ненавижу неожиданные встречи. К ним не успеваешь подготовиться.

– Да, похожа, – признаёт Семен. – Тома, пора бы уже…

– Вера, ты куда пропала? – На пороге появляется дядя. Он подходит, удивленно рассматривая гостей. – Мам, пап, почему не предупредили?

– По кочану. – Дед резко вручает сумку Тихону. – Проводи мать, она устала с дороги.

Окинув меня презрительным взглядом, Семен заходит в дом.

– Как я рада видеть вас обоих! – Тамара улыбается, не обнажая зубов.

Теперь, когда дядя рядом, семейное сходство очевидно. Не хватает только моей мамы, вместо которой теперь я. Мила пошла не в нас: она всегда широко улыбается, не обращая внимания ни на шатающиеся зубы, ни на временные дырки вместо них. Интересно, почему нам не нашлось места в их семье? Почему маму не пускали к папе? Куда он исчез после моего рождения?

Это нечестно. Нечестно, что мама умерла, оставив после себя столько вопросов! От злости пальцы один за другим прижимаются к ладони.

– Жарко здесь. Пойдемте в дом, – говорит Тамара.

Тихон берет ее под руку и ведет ко входу. Хочу наплевать на всё и уйти, но ведь я дала Ирме обещание. Кем я буду, если нарушу его?

Чья-то рука сжимает мое плечо. Моргаю и растерянно поворачиваю голову.

– Хочешь, останемся тут? – предлагает Гордей.

Сглатываю ком в горле, отворачиваюсь и промокаю уголки глаз пальцами. Он меня понимает.

– Нет, все нормально, – подаюсь вперед. – Пойдем.

* * *

Меня трясет от желания спрятаться в поле, но я все равно захожу в дом. Дед и бабушка уже сидят за столом. Когда мы подходим ближе, замечаю пристальный взгляд Семена поверх очков. Сначала кажется, что его заинтересовал узор на моей футболке, но потом становится ясно, что он рассматривает Гордея.

– Что-то не так? – вежливо интересуется Гордей.

Он сидит с прямой спиной и расправленными плечами. Я же сижу, подавшись вперед и упершись ладонями в сиденье стула; плечи враждебно выставлены вперед. В такие моменты мама сильно хлопала меня по спине, и пока я разминала шею и лопатки, она пророчила мне появление горба. Пару дней я пыталась сидеть прямо, а потом снова возвращалась к сгорбленному состоянию. Видимо, горб – это судьба.

Дед поправляет очки, облокачивается на стол и после затянувшейся паузы произносит:

– Это же ты, Гордей?

– Да.

– Почему выглядишь как голубок?

Оживленная болтовня за столом затихает. Все поворачивают головы к деду. Бабушка тихо просит перестать, но дед непреклонен. Ловлю озабоченные взгляды Тихона и Ирмы. Мама Гордея единственная, кто держит в руке бокал с шампанским и спокойно пьет его, заедая белым виноградом. Ее прищур такой же хитрый, как у Гордея.

– А где Мила? – Верчу головой и обнаруживаю сестру, застрявшую возле холодильника. Судя по шуршанию упаковки, она ест «Милку».

Отхожу к сестре.

– Простите, а что вы имеете в виду под голубком? – с полуулыбкой уточняет Гордей.

– Если б не штаны и голос, я бы принял тебя за девчонку, – отрезает дед. – Алена, почему ты его не пострижешь?

Продолжая есть виноград, та миролюбиво отвечает:

– Мой сын волен выбирать, как ему одеваться и что делать с волосами.

– Когда я отсюда уезжал, он был маленьким мальчиком.

– Вас смущают мои длинные волосы или что-то еще? – Гордей выглядит спокойным и уравновешенным.

– Вела, почему дедушке не нлавится Голдей? – шепчет сестра, жуя шоколадку.

– Да так, просто…

– Плосто что? – Мила измазалась в молочном шоколаде. Беру со стойки салфетку и протираю ей губы.

– Вот хрюша, даже нос испачкала, – бормочу, вслушиваясь в обрывки разговора.

Позор. Сбежала вытирать сестре рот, только чтобы дед не перевел все внимание на меня. А как же Гордей? Разве я, как его друг, не должна за него вступиться?

– Папа, давай не сегодня? – просит Тихон.

– Может, хотите торт? – Ирма встает с места и тянется к блюдцу Семена.

Он бьет кулаком по столу, и все присутствующие вздрагивают от неожиданности.

– Дайте мне уже договорить! – возмущается дед. – Что за молодежь пошла, все время перебиваете! Итак… – Он потирает кулак, которым только что бил по дереву. – У таких смазливых мальчуганов, как ты, два пути: либо армия, где из тебя мужчину сделают, либо…

– Вы думаете, что я не стану мужчиной без армии или короткой стрижки? – перебивает Гордей спокойным тоном.

Дед сильно хмурится.

– Что, по-вашему, делает мужчину мужчиной? – уточняет Гордей.

Хруст под ухом прекращается. Мила с интересом наблюдает за развернувшейся баталией, едва не роняя шоколадку.

– Уж не пытаешься ли ты намекнуть мне, что…

– Человек должен оставаться человеком. Гениталии на ножках – это что-то из разряда инфузории-туфельки, да и то для одноклеточного организма это оскорбление, – парирует Гордей.

Тишина становится осязаемой. Ее нарушает хихиканье сестры.

– Гениталии! – восклицает она и заливисто смеется.

Взрослые оборачиваются на нас.

– А это еще что за создание? – лоб Семена разглаживается, в глазах зажигается добродушный огонек.

Ого, вот это трансформация. Как будто тираннозавр резко перевоплотился в собачку.

– Людмила, моя сестра, – говорю, возвращаясь с сестрой за стол.

– Люсенька, значит? Какое чудесное имя! – Бабушка берет Милу за руки. – Привет, Люся, я твоя бабушка.

– Ты мамина мама? – уточняет Мила. Когда Тамара кивает, она забирается к ней на колени и устраивается там поудобнее. – А ты мамин папа? – тычет она пальцем в деда. Тот кивает. – Ула, у меня тепель полная семья!

Мила как фитилек – если зажжется, уже не потушишь. На лицах Тихона и Ирмы появляется облегчение. Они держатся за руки под столом. Гордей съел свою порцию салата и тянется за тортом.

– Взять тебе кусочек? – предлагает Гордей.

Зардевшись, опускаю взгляд и качаю головой. Волосы скрывают лицо. Боже, надеюсь, он не заметил.

– Извини, я не подумал. – Он садится обратно.

Исподлобья вижу его пустую тарелку.

– Чего не берешь-то?

– В знак нашей дружбы. – Он склоняется ко мне и шепчет: – Ты вроде обещала мне распустить косу. Не забыла?

Не успеваю ответить, как Гордей встает и начинает собирать грязную посуду со стола. Чтобы не выглядеть на его фоне ленивой