Своенравная красавица - Сильвия Торп

— Так что же, кузен? — Холодный, насмешливый голос Черити жестоко хлестнул по открытой ране, нанесенной разочарованием и гневом. — Уедешь ли ты, как просит твой отец, или ты настолько утратил понятие о самых обычных приличиях, что посмеешь добавить стыд и ужас к той боли, которую уже приходится терпеть бедной женщине? Сегодня ты здесь хозяин. Мы не в силах воспрепятствовать тебе.

Очень медленно Джонас поднял голову и посмотрел на нее. Его лицо исказилось, глаза дико сверкали. Черити даже оцепенела, охваченная тревогой, которую не желала показать.

— Я уеду! — хриплым, неестественным голосом произнес Джонас. — Господь да поможет ее светлости благополучно разрешиться от бремени, может, она родит вожделенного сынка. — Он засмеялся, а Черити передернуло, потому что весь его вид и тон заставляли эти слова звучать как проклятие. Да, сына! Наследника для Конингтона!

Он повернулся и, не сказав больше ни слова и не оглянувшись, ринулся из дома. Трое его людей, обменявшись недоуменными взглядами, последовали за ним. Черити стояла как вкопанная, пока стук подков не замер вдали, а затем медленно вновь поднялась по лестнице, чувствуя не облегчение от победы над Джонасом, а только неясное ощущение нависшего над ними несчастья.

Несколько часов спустя, когда ранние зимние сумерки уже окутали Маут-Хаус, Черити держала в руках новорожденного сына Даррелла. Вместе с другими женщинами — Элизабет, старой няней, повитухой и горничной Вудли — она стояла у кровати, где лежала бледная, как воск, Элисон. Серебристо-золотые волосы разметались по подушке, вечный покой смерти вернул ее прекрасному лицу безмятежность. Несмотря на все их усилия, а каждая из них билась до последнего, они не сумели спасти Элисон. Ребенок был жив… пока… но стремление произвести его на свет оказалось непосильным для его хрупкой, насмерть перепуганной маленькой матери. Она была еще жива, когда ей сказали, что у нее родился сын.

Постояв несколько минут, Черити отвернулась и подошла к окну. Прижимая к себе ребенка, свободной рукой она отдернула тяжелые шторы. Черити уже знала, что увидит вдали, над линией безлиственного леса. Злобный, дрожащий отблеск на фоне неба, там, где догорал Конингтон. Она увидела это, когда в дверь постучала перепуганная горничная и шепотом сообщила невероятное. Черити подбежала тогда к окну и откинула занавеску, жуткое зрелище подтверждало слова женщины: яркое пламя на фоне темного неба. Она не могла оторвать от него глаз, и недоверие уступило место бессильной ярости.

Гибельный блеск постепенно угасал, но ее скорбь и гнев вспыхнули с еще большей силой. Вот как Джонас отомстил, и жестокая насмешка его прощальных слов приобрела теперь ужасающую ясность. Этого малыша лишили наследства в те мгновения, когда он сделал свой первый вздох, а мать его шептала благодарственную молитву, что дала Конингтону наследника, и радость озаряла в последние, предсмертные минуты ее лицо. И где-то далеко был человек, который щедро, не скупясь, отдавал все за своего короля, а теперь ему предстояло узнать, что в один жестокий день у него отняли горячо любимую жену и дом, который он называл «самым прекрасным местом на свете».

Младенец зашевелился и издал слабый жалобный писк. Элизабет Шенфилд отошла от кровати и приблизилась к Черити. Откинув покрывало с красного сморщенного личика, она вздохнула и покачала головой.

— Бедный осиротевший крошка! — с жалостью произнесла она. — Я немедленно пошлю за отцом Флаггом. Большой грех, если малыш умрет некрещеным.

— Нет! — резко воскликнула Черити, отстраняя руки миссис Шенфилд от ребенка. — Он не собирается умирать!

Элизабет покачала головой:

— Дитя мое, я понимаю твою скорбь, но не старайся обмануть себя. В таких вещах ты ничего не смыслишь. Этот ребенок слишком мал и слаб, он долго не проживет.

— Я говорю: он не умрет! — Голос Черити звенел от волнения, глаза горели на бледном лице. Она повела рукой к окну, где в небе за лесом угасало зарево, а потом к умершей женщине. — Посмотрите на это, мадам, и на это! Все это дело рук вашего сына. Элисон могла бы выжить, если бы ей дали спокойно родить в собственном доме. Вашего сына переполняет ненависть, и только бессмысленное жестокое разрушение способно удовлетворить его!

Миссис Шенфилд отступила перед силой ее гнева, а женщины, стоявшие у кровати, подняли головы, в недоумении глядя на них. Черити чуть не задыхалась. Когда она вновь заговорила, голос был тихим и страстным. Она прижала к груди жалобно плачущего ребенка, готовая защищать его от всего на свете.

— У Даррелла Конингтона и так уже отняли слишком много! Этот ребенок, его сын, все, что у него осталось. Перед отъездом я дала Дарреллу обещание и с Божьей помощью сдержу его! Когда Даррелл вернется домой, сын будет его ждать.

Часть вторая

Глава 1

ЧЕРИТИ, ЗРЕЛОСТЬ

Черити сидела под большой ивой у дальнего края крепостного рва, с раннего детства это был ее любимый укромный уголок. Под деревом образовалось небольшое углубление в земле, а сама ива склонилась над впадиной, так что ее свисающие ветви касались травы и гладкой поверхности воды. Поэтому, когда дерево покрывалось листвой, густая зелень надежно скрывала того, кто там сидел. Но сейчас была весна, листва еще не достигла роскошной пышности лета, и сквозь нее, как сквозь вуаль, Черити видела озерцо, цветущий боярышник на другой стороне и развалины башни, все еще хранившей тайну, доверенную ей той давней зимней ночью.

Сейчас Черити было около двадцати, и очень мало что напоминало в ней того ребенка, каким она была когда-то. На ней было темно-серое платье с передником и широким воротником из белого льна. Черные волосы гладко зачесаны назад и почти не видны под плотно прилегающим белым чепцом, по контрасту с которым ее чистая, оливкового оттенка кожа казалась еще темнее. Лицо стало сдержанным и спокойным, полные губы сохраняли теперь серьезное выражение, а взгляд темных глаз под густыми бровями чаще всего потуплен — и не из простой скромности. Но и смиренный вид, и строгое пуританское платье, чуждое ее характеру, надеваемое только потому, что того требовали общепринятые нормы, — все это было сознательно принятой маской, чтобы скрыть натуру, не утратившую своей пылкости.

Черити сидела не меняя позы, прислонясь к поросшей травой насыпи. На коленях она держала маленького сына Даррелла Конингтона. Черити учила его читать по букварю, по которому сама училась в детстве. Но ребенок скоро уснул, положив голову ей на грудь, и теперь она старалась не двигаться, чтобы не потревожить малыша. Сон был драгоценным даром для этого хрупкого существа. Черити сдержала слово, с таким жаром данное в день его рождения, но не раз за прошедшие с тех пор годы грозил погаснуть слабый огонек жизни, который она оберегала. Порой окружающим казалось, что Черити сохраняла ребенку жизнь одной только силой воли и мощью своей неиссякаемой, всепобеждающей любви.