Гурко. Под стягом Российской империи - Борис Тумасов

Сражение было в самом разгаре. Халюсси-паша видел: скоро русские дрогнут и побегут. Наступит час Гурко. Он, Халюсси, повернет таборы на этого хваленого генерала и посрамит его за Хайнкией…

Иосиф Владимирович вел Передовой отряд к Шипке, когда прибывший связной доложил о развернувшихся событиях. Ярость охватила генерала. Он понимал, к чему может привести провал задуманной операции.

Велев Передовому отряду ускорить движение, он тут же дал распоряжение начинать бой, ориентируясь по обстановке. И когда генерал Гурко повел наступление, он оказался в сложном положении. Перед ним стоял весь Шипкинский отряд Халюсси-паши…

Стоян поднимался в горы со стрелками полковника Климановича. По каменистым лесным тропам их вели два габровских проводника. Болгары ориентировались легко, шли быстро. Перед Узуновым маячила коренастая спина Климановича.

Лес кончился, впереди открылась дорога и турецкие укрепления на Шипке и горе Святого Николая. И тут стрелки увидели, как над турецкими укреплениями подняли белый флаг.

— Они сдаются! — закричали несколько голосов.

— Не выдюжил турок, тонка кишка! — повеселели стрелки.

Полковник засомневался:

— Неужели Халюсси-паша намерен сложить, оружие?

— Парламентеры! — подал голос Стоян, заметив офицера с белым флагом…

В сопровождении командира первой роты Климанович направился к турецкому парламентеру. Стрелки с нетерпением ждали их возвращения, переговаривались:

— Шипка не Хайнкией, дорога, гляди, какая!

— Теперь наш солдат валом попрет. Скоро войне конец!

— Удаляется парламентер, и наш полковник ворочается. С чем-то?

— Тихо, послушаем, о чем сказывать будет!

— Поручик, — сказал проходивший мимо Стояна Климанович, — Халюсси-паша капитуляцию готовит. Привал, братцы.

— Ваше превосходительство, — зашумели солдаты, — велите щец сварить.

— Будут вам, братцы и щи, и баня.

Не успели стрелки на привал расположиться, как турецкие укрепления ожили. Загрохотали пушки на Шипке, повели стрельбу из окопов аскеры.

— Они время выигрывали, полковник, — сказал Узунов.

— Ах, чертовы башибузуки, — закричали солдата, — пойдем, братцы в штыки!

Климанович поднял стрелков. Турки встретили их отчаянной контратакой. Куда ни кинет взгляд Стоян, из-за укрытий, за камнями-валунами, в горах, как маки, цвели их фески.

Стрелки катились цепью. На них набегали турки. Вот они сошлись в рукопашной.

Смерть опахнула Стояна. Она была совсем рядом. Он, Узунов, чуял ее, но страха не успел ощутить. Поручик разглядел свою смерть. Она появилась перед Стояном в образе красивого офицера с добрым, совсем не злым лицом.

Не успел поручик скрестить с ним саблю, как турок ловким ударом выбил ее из руки Стояна, занес над ним свой ятаган.

Тут бы и принял смерть поручик Узунов, но подоспел стрелок. Длинным выпадом он вонзил штык в грудь турецкого офицера, и сам упал, сраженный чьей-то пулей.

Стоян подхватил ружье и вместе с другими стрелками ворвался в укрепление…

Ночью Халюсси-паша, бросив лагерь и раненых, девять орудий и запасы боеприпасов и продовольствия, горными тропами бежал к Филиппополю.

Узнав об этом, Гурко послал санитаров для сбора раненых. Печальная картина предстала перед ними, повсюду валялись люто казненные русские солдаты.

— Головорезы, истые головорезы! — негодовали солдаты и казаки.

Оставив на Шипке Орловский полк с бригадой, Иосиф Владимирович отвел Передовой отряд в Казанлык, где должен был, дождавшись пополнения, продолжить наступление на Адрианополь…

Когда императору доложили о действиях Передового отряда, он заявил:

— Я всегда ценил военный талант генерала Гурко, он достоин звания генерал-адъютанта.

Передовой отряд стал биваком у Казанлыка. Солдаты устанавливали палатки, драгуны и казаки стреножили лошадей, пустили на выпас, задымили походные кухни, сапожных дел умельцы подбивали подметки, латали сапоги, солдаты штопали одежду. Иные, уставшие от боя и уморенные переходом, спали в тени деревьев, и только караульные несли дозорную службу…

А в крайнем, просторном доме, где разместился штаб отряда, генерал Гурко, разложив на столе карту, при свете восковой свечи вглядывался в карту Балкан. Она помечена знаками, ему одному понятными…

Вот Задунайская земля… Большая часть ее уже освобождена от турецкого владычества. Но сколько еще предстоит прошагать российскому солдату, сколько сражений впереди…

Сегодня явился к нему болгарин, бежавший из Плевны, рассказывал: Осман-Нури-паша город укрепляет и гарнизон у него до трех десятков тысяч доходит. Проглядели Плевну, когда она сама просилась в руки, стояла, нараспашку ворота открыв… А кто повинен? Генерал Криденер и штаб армии. Вот и натолкнется теперь Дунайская армия на серьезное сопротивление Плевны.

Оторвавшись от карты, Иосиф Владимирович полез в карман мундира, достал письмо из Санкт-Петербурга, от Василия. Оно было еще прошлого месяца и читаное им не один раз. Но каждый раз Гурко будто разговаривал с сыном, видел его…

Иосиф Владимирович кашлянул. Убедившись, что начальник штаба не спит, заговорил:

— На наш запрос о пополнении отряда штаб армии молчит. Думаю, они отказались от наступления на Адрианополь.

Нагловский ответил:

— Согласен с вами, Иосиф Владимирович. Как бы это не было связано с прибытием таборов Сулеймана.

— Весьма возможно… Но это, Дмитрий Степанович, одна сторона медали, беспокойство у меня вызывают и Шипка, и Плевна. Насторожил особенно сегодняшний разговор с болгарином. Наш штаб армии проворонил, Осман-Нури вошел в Плевну. А раз он город укрепляет, значит, у него далеко идущие цели.

— Я тоже думал о том.

— И Шипка заставляет решать задачи. Мы ее с вами, Дмитрий Степанович, взяли, а главнокомандующий со штабом наши успехи не закрепили, и как бы турки этим не воспользовались… А Плевна нам может стать поперек горла. Я уже о том телеграфировал великому князю… Обстановка складывается серьезная…

Нагловский подсел к столу, надел очки:

— Что предлагаете, Иосиф Владимирович?

— Пожалуй, Дмитрий Степанович, получи мы подкрепления, ударом Передового отряда по направлению на Адрианополь могли бы оттянуть на себя часть таборов Сулеймана, все бы меньше их концентрировалось в районе Шипки.

— Передовой отряд требует отдыха и пополнения, Иосиф Владимирович, а в нашем положении мы разве что опрокинем таборы Сулеймана-паши, но продолжать наступление, значит, заведомо обречь операцию на поражение.

— Мы, Дмитрий Степанович, это понимаем, но прислушается ли к нам штаб армии…

Спит Казанлык, спят утомленные солдаты, но бодрствуют караулы и дозоры. Не спится и генералу Гурко. Расстались с начальником штаба, лег, а сон не идет. Ворочается, не покидают голову мысли. Отстучал телеграф его, Гурко, соображения к главнокомандующему, но ответа нет. Ему бы пополнить Передовой отряд и из того исходить в дальнейших действиях… Планы, планы… Их он строил, когда на перевал вел отряд, проигрывал со штабом, а в Забалканье оказались в неведении… Нет согласованности с главным штабом. Он понимает: в таком положении марш на Адрианополь, блеф. Но что он мог бы предложить? У него уже есть своя точка зрения на дальнейшие операции. Если прибудет пополнение, он оставит в Казанлыке часть болгарского ополчения и сделает с Передовым отрядом отвлекающий маневр, оттянет на себя таборы Сулеймана-паши, а тем временем главные, силы Дунайской армии, перевалив через Шипку, вступят в Забалканье. Тогда он, Гурко, сыграет роль авангарда.

Прежде чем предложить такой план на эту стратегическую операцию, Иосиф Владимирович посоветуется с командирами своего отряда, обсудит предстоящий маршрут, возможные узлы сопротивления, силы противника. Наступление на Адрианополь должно разворачиваться стремительно, предварив высадку всех войск Сулеймана, не дав им сосредоточиться. Закрепить успех Передового отряда немедленно должны главные силы армии…

Гурко садится, трет виски. Знает, Нагловский тоже не спит. Садится, говорит:

— Завтра, Дмитрий Степанович, я выскажу вам свои мысли.

Вышел во двор. Солдатский бивак еще спал, но драгуны уже повели на водопой коней, кашевары растапливали кухни, задымили трубы походных печей.

Гурко прошелся по лагерю. Следом за генералом шагал адъютант штаба. Иосиф Владимирович обернулся:

— В восемь часов вызовите всех командиров частей.

Начинался рассвет, посветлело небо и погасли звезды. Солнце еще не взошло, но его недалекий рассвет чувствовался и по росистой траве, и по свежему запаху леса. Рассвет коснулся близких гор, пробежал от вершин до подножий.

Заиграл трубач и лагерь ожил…

Иосиф Владимирович уважал точность исполнения, и это знали его подчиненные. Совещание не было долгим. Доклад был коротким и четким. Охарактеризовав сложившуюся обстановку, начиная от взятия Шипки и отступления Халюсси-паши, Гурко, сначала намеревавшийся поделиться своими соображениями на будущие действия отряда, воздержался. Решил подождать ответа из штаба армии.