Крейсер I ранга “Адмирал Корнилов". 1885-1911. - Рафаил Мельников

Известно признание, которым Николай уже в зрелом возрасте в 1908 г. поделился со своим министром А.А. Поливановым (1855-1920): “Вчера я также (как и министр) лег в 3 ч 30 мин ночи, а на днях был долго на охоте. Мой день принадлежит министрам, а ночь в моем распоряжении; сколько я сплю – это уже мое дело” (А.А. Поливанов. Мемуары. М. 1924, с. 45). Но на “Корнилове” тогда никак не могли подозревать, каков он – внешне хорошо воспитанный наследник … Начальник эскадры Тихого океана вице-адмирал П.Н. Назимов (1829-?), попечению которого был поручен в те дни наследник, в своих обстоятельнейших придворных рапортах только однажды и то явно кривя душой успел сказать о нем нечто похвальное: “Его императорское высочество изволил присутствовать при артиллерийском учении, после чего обошел весь крейсер, причем спустился в машину, интересуясь самыми мельчайшими подробностями”.

8 ноября, оставив на крейсере свой поднятый брейд-вымпел, наследник посвятил экскурсии по Венеции, а затем отправились в Триест. Исполненная верноподданнического энтузиазма, состоялась церемония проводов цесаревича на вокзал.

Освободившись от изнурительной придворной повинности, крейсер продолжил путь на Восток.

30 января 1890 г. вышли из Сингапура в Гонконг, в апреле прибыли в Кобе 4 мая, во Владивосток. 15 августа 1890 г. “Адмирал Корнилов” покинул Владивосток вместе с крейсером “Адмирал Нахимов”.

Это было плавание особого рода.

Два “адмирала” на Дальнем Востоке

Охрана приморских, как и северных – со стороны мурманского края – рубежей и природных богатств империи в те времена фактически отсутствовала. Лишь для видимости уходило в “северное плавание” посыльное судно “Бакан”, чтобы в разгар хищнического норвежского промысла спокойно удалиться. Привлекались для охраны побережья входившие в состав тихоокеанской эскадры клипера. Но было особое плавание, на которое средств не жалели. Оно совершалось к юбилею героической обороны Петропавловска на Камчатке. На этот раз особый вес к празднеству должно было принять знаковое участие в них двух крейсеров, носивших имена двух главных героев Крымской кампании. Особым образом должен был этот праздник отозваться в России.

Торжества были проведены с размахом, с парадом, молебнами, улучшенным питанием и традиционной чаркой для матросов, подобающими возлияниями в кают-компаниях. Расцвеченные флагами корабли содрогались от грома салютов, люди вспоминали героев обороны, клялись не посрамить славы предков, давших отпор врагам. Всем хотелось верить, что корабли, носившие имена двух самых чтимых героев Севастопольской обороны, соединят вместе и славу такой же блистательной обороны Петропавловска, когда десант противника был сброшен в море штыковой атакой матросов фрегата “Аврора” и транспорта “Двина”, а попытка парового фрегата “Вирого” прорваться в гавань была отбита огнем двух этих кораблей и батареи № 2.

Вспоминали и организаторов обороны: контр- адмирала B.C. Завойко (1810-1898), командира 47 флотского экипажа капитана 1 ранга А.П. Арбузова, командира “Авроры” И.Н. Изылметьева (1813-1871), командира особо отличившейся батареи № 2 лейтенанта князя Д.П. Максутова, героев-матросов и солдат, действовавших столь же доблестно, как и их знаменитый севастопольский соотечественник матрос Петр Кошка (1828-1882).

Было что вспомнить и на клипере “Крейсер”, унаследовавшем имя фрегата, который в кругосветном плавании 1822-1825 гг. командовал будущий особо чтимый русским флотом адмирал М.П. Лазарев (1788- 1851). Но, видимо, не вспоминали о бессмысленно взорванном в Императорской гавани фрегате “Паллада”. Молчать приходилось и о том, что спустя год после геройской обороны Петропавловск пришлось оставить, чтобы гарнизон и корабли устроить в особом убежище, основанном Г.И. Невельским (1813-1870) в порту Николаевск-на-Амуре. Невнятно объясняли и причины той войны, в которой Николай I, играючи всей Россией, разорил страну и лишил права на флот в Черном море.

Готовясь к 50-летию обороны и политики тех лет, отдавая дань ее героям, могли позволить себе лишь весьма двусмысленные увертки: “Предлогов к войне было несколько, и все они были поставлены так, что России для склонения своей чести, приходилось поставить известный ультиматум после отказа, по которому надо было решиться на войну”.

После пышных торжеств и недолгой стоянки во Владивостоке “Корнилову” предстояло отправиться в обратный путь – в европейскую Россию. Требовало того состояние корабля или сказывались обстоятельства начинавшегося путешествия наследника на Дальний Восток – достоверных сведений не встречается. Так или иначе, но судьба вела его к новой встрече с наследником.

“Адмирал Корнилов” в Гонконге. 1894 г.

21 октября “Корнилов” вышел из Коломбо в Аден. Здесь и произошла перемена маршрута. Корабль повернул на обратный путь и вместе с отрядом контр- адмирала Басаргина (крейсера “Владимир Мономах” и “Память Азова”) 11 декабря прибыл в Бомбей. Крейсер оказался нужен для предполагаемого возращения на родину младшего брата наследника – великого князя Георгия Александровича (1871-1899). Так российская история судьбами двух императорских сыновей оказалась перед очередной развилкой у двух дорог, ведущих в разные стороны.

Из литературы, опубликованных писем и дневников Николая II известно, как много, долго и самозабвенно резвился он в юности, как был далек от того исторического героя, который приучил своего слугу будить его по утрам словами: “Вставайте, граф, вас ждут великие дела”. Известно, каким невеждой и верхоглядом вырос наследник, который в жизни не сдал ни одного экзамена, так как читаемые ему курсы наук он лишь “выслушивал”. Мало понятно и восточное образовательное путешествие, в которое 21-летний наследник был отправлен по воле императора.

Иные сведения известны об участвовавшем в путешествии (чтобы наследник не скучал) его младшем брате Георгие. Мичман Георгий после получения образования прошел школу плавания в Атлантике (до Мадеры и обратно) на крейсере “Генерал-Адмирал”, а в 1893-1894 гг. слушал курс лекций по русской политической истории, которые ему читал профессор Московского университета В.О. Ключевский.

Но судьба Георгия сразу повернулась несчастливым образом. По беззаботности молодости (холодный рейд в Неаполе при проводах итальянской певички, ночь в продуваемом ледяным дыханием пустом вагоне в путешествии к египетским пирамидам) он приобрел не поддающуюся лечению тяжелую форму туберкулеза и по велению императора должен был прервать путешествие с наследником.

Трудно было ожидать проявления человеческих чувств со стороны наследника, уже тогда вполне освоившего искусство лицемерия, и уж совсем непостижимым было поведение его свиты, докторов, начальника отряда и командиров трех крейсеров. Все они по сути ничего не сделали для улучшения состояния великого князя Георгия. Об этом с полной откровенностью 21 декабря 1890 г. писал жене командир “Владимира Мономаха” капитан 1 ранга Ф.В. Дубасов. “Он не ездил с наследником и теперь опять (36-дневный тур по Индии, из Бомбея – P.M.) остался на “Азове”, хотя ясно, что судовые условия явно неблагоприятны его здоровью. Я предпоследний раз видел его в Адене, и когда третьего дня я увидел его здесь за обедом, то вид его показался мне там так ужасен, что я и не мог не сказать себе, что вся эта история может кончиться очень серьезно. Все дело в том, что после него нет человека, который мог бы как следует отнестись к данному положению (далее в тексте многоточие, скрывающее, видимо, не пропущенную в печать мысль – P.M.).

По-моему, ему непременно (разрядка моя – P.M.) следовало уехать с фрегата в одну из горных местностей у Гималаев, которые известны своим живительным горным воздухом и, может быть, в несколько недель, пока наследник путешествует по Индии, он бы уже успел поправиться …”.

Ничего реально не предложив, Ф.В. Дубасов выражал лишь скорбь и сожаления об этой, как он уже предвидел, погибающей жизни. В письме жене от 18 января, в исходе 42 дней заточения великого князя на “Памяти Азова”, командир “Владимира Мономаха” писал: “Ему, видимо, пришлось по характеру судовой жизни, которой он наслаждался более, чем кто бы то не было и с которой у него, видимо, связаны были молодые мечты о первых служебных успехах… (Ничего похожего о старшем брате сказать было нельзя – P.M.).

Его, кроме того, занимало само плавание в новых и интересных местах; он сдружился с некоторыми своими товарищами и очень привязался к Ломену (флаг-капитан императора в 1893-1905 гг. – P.M.), к своему судну и проч. и проч. и все это теперь рушится разом, впереди, может быть, тяжелая и продолжительная болезнь, а сзади полное разочарование в лучших радужных надеждах молодого воображения… Как мне жаль этого милого симпатичного юношу лично и как грустно быть свидетелем такой драмы”.