Земля и небо Водопьянова - Владимир Артамонов

Ведь вполне можно было при благополучном завершении челюскинской эпопеи и радостном всеобщем настроении, забыть о второстепенных вещах — задание выполнено, всякие другие дела можно считать неглавными. Но летчик Водопьянов продолжал работать, так же ответственно выполнял свой долг, заключавшийся теперь в обеспечении полного благополучия вверенных ему людей.

…Пока Михаила Васильевича не было дома, скопилось много писем, большинство из которых прислали ребята. Они интересовались его жизнью, задавали массу вопросов, им тоже хотелось стать героями.

Из этой обильной корреспонденции в ином мальчишеском письме нет-нет да и мелькнет, бывало, такая мысль: «Вам хорошо, вы были первыми героями, героическое само шло к вам в руки, а тут…»

Водопьянов задумывался, улыбался.

В самом деле, иной раз, глядя на известного человека, думаешь, что известность приходит по инерции, сама собой. Что он, мол, в такую уж эпоху жил. Но, присмотревшись, видишь, что основа всего — в действиях самого человека, что его жизнь управляема его волей.

Может быть, поэтому в письме к пионерам Украины, опубликованном в «Пионерской правде», Михаил Васильевич так подробно разъяснял ребятам простые, казалось бы вещи: что в первую очередь надо очень стремиться к поставленной цели, много и упорно трудиться, и тогда любимая мечта станет явью… Чтобы быть полезным Родине, писал он далее, мало одного желания, оружие героя — знания, дисциплина, твердая воля. И выковывается это оружие изо дня в день, с самого детства. Не раз горько посетует на себя тот, кто не запасся этим в юные годы… Тот, кто только мечтает о трудовом подвиге и ничего не делает для своего совершенствования, тот ничего стоящего в жизни не добьется. Достигают цели лишь те люди, которые умеют свою жизнь подчинить разумной дисциплине… И приводил такие примеры: «…школьник всю первую половину дня прокатался на коньках и опоздал в класс. А представьте себе, что этот мальчик вырос, стал летчиком и, задержавшись по какой-то маловажной причине, опоздал на аэродром к вылету самолета…

…Мальчик неаккуратен, у него грязные, мятые, рваные учебники и тетради. А что может случиться, если этот мальчик, став впоследствии хирургом, будет небрежно относиться к своим медицинским инструментам и сделает операцию ржавым скальпелем?

…Кем бы вы ни готовились стать в будущем, знайте, что каждая двойка, каждый пропущенный урок, каждое нарушение дисциплины, каждое замечание в табеле — это препятствие на пути к осуществлению нашей мечты. А если таких препятствий накопится слишком много, то никогда мечта не станет явью. Никто и ничто вам не поможет».

Надо сказать, что на письма технического характера помогал ему отвечать известный уже читателю К. А. Москатов.

— Писем приходило большое количество, — рассказывал Карл Арнольдович. — Я являлся к нему два раза в неделю, перед работой, пока еще была свежей голова. В квартире Михаила Васильевича на 5-й Тверской-Ямской специально стоял для меня стол, где я работал. К ответу на некоторые письма нужно было готовиться специально, что-то даже почитать из литературы. Многие советы, содержавшиеся в письмах читателей, помогали даже совершенствовать авиационную технику, не говоря уже о вдохновении, которое они давали Михаилу Васильевичу как человеку и специалисту своего дела…

К Водопьянову, приезжавшему куда бы то ни было — на фабрику, завод, в воинскую часть, санаторий, — всегда шли люди, прежде всего как к отзывчивому человеку.

Дочь Вера Михайловна рассказывала о таких его чертах:

«Михаил Васильевич все время помогал людям. После спасения челюскинцев он взял всех нас с собой отдохнуть. Поехали на его родину в Липецк. Он отдыхал там в местном санатории. Мы к нему приходили. Я помню, сколько к нему было всегда посетителей. Очередь целая. Шли к нему по разным вопросам, чаще, конечно, по житейским. И он составлял план, что надо сделать за день, чтобы успеть выступить в школе, воинской части, пионерском лагере, выполнить просьбы людей…»

А вот небольшое воспоминание участницы челюскинской эпопеи Л. Г. Кондратьевой:

«Как-то, уже в послевоенное время, я «терпела бедствие» и решила обратиться за помощью к Михаилу Васильевичу. В Купавне, где его дача, его все Знают — и взрослые, и дети, каждый говорит о нем что-нибудь хорошее. И вот я у него: «Я к вам, Михаил Васильевич, пришла из тридцатых годов». Он так просто сказал: «Проходите». И помог мне… Случается, что люди, достигшие высокого положения, утрачивают свою доброту. Михаил Васильевич ее не утратил, он стал еще добрее…»

Сын Владимир, другие дети, все, знавшие Водопьянова, приводят немало подобных фактов: за кого-то заступился, хотя тот и был виноват, кому-то еще помог. Иногда, правда, помощь была сверх «юридической» нормы. Тогда ему говорили официальные люди: «Вот тут уж, Михаил Васильевич, ничего нельзя сделать». Только после этого он вынужден был отступить… Однажды у Водопьянова похитили новенькую «Волгу», прямо от подъезда дома, где он жил; потом нашли угонщика, наступала расплата, но Водопьянов вдруг стал хлопотать о его прощении. Водопьянов верил в целительную силу доброты.

А один случай — совсем недавно — рассказал мне К. А. Москатов:

«Пришла однажды к М. В. Водопьянову женщина и попросила спасти ее сына, совершившего какой-то противоправный проступок. Михаил Васильевич встретился с ним, посмотрел ему в глаза — а он умел определять, кому можно верить, а кому нельзя, я бы сказал, душевно умел определять человека, больше чем врач, — и решил его спасти от суда. Имя Водопьянова было безупречно. Он пришел в суд и сказал: «Я его беру на поруки, отвечаю за него». Представляете, первый раз видеть человека и так за него поручиться! Но поступая так, Михаил Васильевич не смог бы допустить обмана со стороны того, кто дает ему клятву не совершать впредь плохих поступков. Он исключительно был сердечный человек и в такой же степени бескомпромиссный. Обманывать его было ни в коем случае нельзя. Парню же этому он сказал: «Ты должен дать мне слово, что больше никому не сделаешь плохо. Если нарушишь клятву, я тебя сам застрелю вот из этого пистолета без всякого суда». (А у него всегда при себе имелся пистолет.) И мы все знали, что раз он так сказал, он это сделает.

И парень это понял…»

В семье рассказывают с улыбкой, что много раз у Михаила Васильевича одалживали деньги и не отдавали. Сын Владимир спрашивал нередко отца: помнишь, тот-то и тот-то занимал у тебя деньги? Отдал? Михаил Васильевич долго не отвечает, потом усмехнется и скажет бодро и весело:

— А откуда он возьмет-то?! — махнет рукой и не то что не расстраивается, а словно доволен происшедшим.