Резидент разведки. Часть 2. Покер с контрразведкой - Виктор Державин

вывод о бесполезности поиска справедливости в законном порядке, но жажда мести у неё никуда не делась, и она решила, что будет воевать со своим же государством и прежде всего с элитами.

В откровенность её жажды мести я поверил. Наличие ещё двух взрослых сыновей не сможет заглушить боль утраты, обиду за безнаказанность тех, кто заправляет наркоторговлей, и тех, кто их прикрывает.

Некоторое время назад Лаура при наших разговорах об элитах и механизмах управления страной начала мне показывать всякие бумажки, доказывающие связь или интерес одного человека с другим, одной семьи с другой и третьей. Там, в этих бумажках, якобы многое объясняется. Созревает понимание, как и почему в США принимаются те или иные решения. Разумеется, это тема политической разведки — СВР. Но политика прямо и непосредственно формирует всё, что связано со словом «военное».

Последний раз, когда мы с ней встречались и говорили на все эти темы, она заметила мой скептицизм в рассуждении о делах одной элитной семьи.

Мы немного поспорили, и, видя, что я остался при своём мнении, она немного разозлилась и опять передала мне в подтверждение кое-какие бумажки. Я их посмотрел, но ничего не понял, о чём ей сказал, и вернул бумажки. Но в этот момент я почувствовал, что если бы я попросил её дать мне эти бумаги в гостиницу на изучение и обдумывание, то она бы мне их дала. Потому что между нами уже возникло доверие.

Но я удержался. Придерживался тактики демонстрации сдержанного скепсиса и стимулирования со стороны Лауры ещё большего стремления представить доказательства, точнее, передать их мне для изучения на недолгое время в будущем и ещё более сильного желания убедить меня в своей конспирологии.

В тот момент я уже определился со своей тактикой поведения с Лаурой. Я буду её вечным оппонентом, отстаивающим постиндустриальный капитализм. Я его хорошо понимаю, я в нём живу и принимаю, с удовольствием им пользуюсь. Лаура же должна будет меня переубеждать, а я буду всячески стимулировать представление мне доказательств. Кроме прочего, у меня было огромное количество аргументов в пользу своего сложившегося мнения, я не должен был выглядеть глупым и наивным, обосновывая свою позицию об актуальном экономическом мировоззрении, основанную на железной логике и здоровой мотивации. Естественность поведения — это абсолютная необходимость.

А что делать с её чрезвычайно полезным антиамериканизмом?

В сложившихся обстоятельствах и при наличии подозрений о работе на ФБР я в целях безопасности буду изо всех сил держаться позиции квасного американского ура-патриота, но такого, который задумывается и иногда сомневается, смотрит телевизор и верит тому, что там говорят, верит политикам и их телевизионным рабам, но как минимум не всегда и не по всем темам.

В такие моменты, когда я рассуждаю аргументами пропаганды, она едва сдерживает себя, чтобы не высмеять меня и не назвать каким-нибудь обидным словом. Но лёгкая демонстрация мною неких сомнений и озабоченностей удерживала её в своё время от таких поступков, и она начинала снова и снова со мной работать, воспитывать такого обеспеченного, но простоватого мужика, который полностью погружён в состязание по зарабатыванию денег. Я слегка подыгрывал ей и делал вид, что обдумываю её мысли, иногда соглашаюсь, то есть она могла заметить успехи своей работы и, похоже, этим вдохновлялась. Это всё должно хорошо уложиться в её голове, ведь она сама признала, что такие взгляды очень естественны для первого поколения эмигрантов.

Для меня, кроме прочего, это безопасное поведение в случае чего-то плохого. Но она будет меня убеждать, а я иногда и только под давлением каких-то документов буду соглашаться. Только документов. К этому я её уже подвёл, и осталось только отшлифовать.

На самом деле мне не нужно играть и лицедействовать, ведь в политике я полный профан, мне не хватает исторического образования, и вообще я окончательно запутался в истории и роли в ней отдельных крупных личностей.

Но для политического словоблудия мало быть историком, нужно быть ещё и философом.

С философией полный завал. После подвига с текстами Льва Гумилёва я совершил две попытки продолжить изучать основы философии.

Кстати, будучи на втором курсе своего училища, на дискотеке познакомился со студенткой второго курса философского факультета Ленинградского государственного университета. Тогда я буквально шарахнулся от неё, несмотря на то что внешность у неё было вполне подходящая. Мне она показалась тогда настолько заумной, что я просто испугался её и не знал даже, как поддержать разговор.

Эх, не вернёшь те времена…

Купил книжечки небольшие об основах этой науки. Только об основах. Впервые после училища открыл подобную литературу и понял, что современная философия — это совершенно не то, что было в моё время и в моём месте. Но Лев Гумилёв мне дал многое, поэтому уже всё шло быстрее. Но совершенно без пользы. Почему?

Пока читаешь определения — понятно, но я их не запоминаю, в голове не остаются. Даже базовые определения не смог заставить себя запомнить. Настолько мне это неинтересно.

Ещё вспомнил, что мы, курсанты, в своё время называли философию наукой о том, как простое и понятное сделать сложным, — с вытекающим отсюда отношением к этому предмету. Из той песни тоже слов не выкинуть.

В целом моя гуманитарная часть образования — откровенно слабая сторона знаний. Быстро это не исправить. Да и не хочется совсем. И лень тоже никуда не делась. А как вы думали? Поэтому какой выход?

Слабые стороны делать сильными.

Не мною придумано.

Естественность поведения — залог успеха. Более того, я для Лауры в области политики как непаханое русское поле: что хочешь, то и высаживай — должно хоть что-то прорасти.

Сейчас между нами уже есть доверие, по крайней мере, его формальные признаки.

Это доверие фактически начало более глубоко формироваться уже после наших далеко не простых дел в бизнесе, создавало особую атмосферу. Это США, и здесь, как и во многих странах мира, главное — это деньги. Если возникло доверие в деньгах, в бизнесе, то люди считают это высшей формой партнёрства, иной раз фактически дружбы.

Моя выдержка привела к тому, что после наших деловых отношений Лаура начала мне многое рассказывать устно. Всему этому предшествовало много бесед, дискуссий и разговоров с ней на политические темы, а также иные: гуманитарные, отчасти философские.

И вот сейчас я заподозрил Лауру в том, что она секретный сотрудник ФБР.

Наша предстоящая дискуссия, несомненно, должна была стать логическим продолжением предыдущих.

Для этого мне пришлось изучить очередные материалы о Владимире Ульянове (Ленине).

Так как не было ни сил, ни