Лига мартинариев - Марианна Алфёрова

— Родион Григорьевич, вы ничего не поняли… — попыталась вмешаться я.

— Прекрасно понял. Верите, что всемогущи? Ничего, вам еще придется убедиться, как глубоко вы заблуждаетесь… вас растопчут точно так же, как и меня. А потом кто-нибудь такой же наглый явится посмеяться над стариковской немощью… — и добавил очень тихо упавшим голосом, — я же видел, как вы пересмеиваетесь. Я всё вижу.

После этого ничего не оставалось, как уйти. На лестнице Кентис в самом деле рассмеялся.

— А ведь господина Мартисса так легко превратить из мартинария в счастливца. Тогда и убивать ни к чему.

— То есть?

— Выпустить пару-тройку его книжек в твердом переплете и — пожалуйте. От мартинария не останется и следа. Почему у людей такая бедная фантазия? Почему надо обязательно убивать человека вместо того, чтобы его осчастливить?

— На издание книг нужны деньги, — заметила я.

— Думаешь, убийство стоит дешевле, чем двухтысячное издание?

— А если две тысячи читателей превратятся в мартинариев? — усмехнулся Орас. — Разве можно одним внешним усилием сделать человека счастливым? Кажется, чего уж больше — я перевел кругленькую сумму на счет этого уродца… Как его? Вадим Суханов, кажется. Ну и что? Каков итог? Он мог лечиться и стать красавцем, а сделался погонялой в надежде самоутвердиться.

— А может быть он оберегал свою индивидуальность? — задумчиво спросил Кентис.

Это неожиданное упоминание имени Вада заставило меня содрогнуться от отвращения. Невольно я отступила на шаг вглубь площадки. И тут же почувствовала, как чьи-то цепкие холодные пальцы ухватили меня за локти. Я не слышала позади себя, ни дыхания, ни шороха. Вообще ничего. Но стальные пальцы впивались в мое тело всё глубже и глубже…

— Убивают! — заорала я.

Во рту у меня был как будто клубок шерсти, я жадно хватала ртом воздуха, задыхаясь от ужаса. Орас кинулся в темноту. Мгновенно руки разжались — легкое дуновение влажного холодного воздуха полуподвала — и всё. Нападавший исчез.

— Здесь никого нет.

Орас дернул дверь за моей спиной — она не подавалась, запертая изнутри. Кентис вытащил из кармана просторного плаща фонарик, и белое пятно света принялось обшаривать стены. Никакого намека на того, кто несколько секунд назад вцепился в меня стальными пальцами. Кентис хмыкнул, наверняка сочтя мою тревогу бредом. В ярости я рванула рукав Орасовой куртки наверх — на коже повыше локтя темнели, проступая всё явственнее, синеватые отметины, очень похожие на следы пальцев. Я закатала второй рукав. То же самое…

— М-да, господа, от подобных убийц нам не скрыться, — задумчиво пробормотал Кентис.

Орас в ярости ударил ногой в запертую дверь. Никакого эффекта. Никто по-прежнему не спешил открывать. Лишь гулкое эхо прыгало по лестнице. Не сговариваясь, мы помчались наверх. Я не очень надеялась, что Мартисс захочет нам открывать. Но ошиблась. На пороге стражем возник Юрий.

— Опять вы? — спросил он без тени дружелюбия. — Так хочется послушать повесть?

— Нет, хотим предупредить, чтобы сегодня вы никому не открывали. Даже если в самом деле явятся почитатели, — сказал Орас.

— На нас только что напали! — выпалила я.

— Не волнуйтесь, мы сумеем за себя постоять, — он хотел захлопнуть дверь, но Орас остановил его.

— Передайте господину Мартиссу мою карточку. Возможно, я смогу найти спонсора для издания его книги.

Юра поколебался, но карточку взял.

— Неужели ты в самом деле решил заняться книгоизданием, — поинтересовался Кентис, когда мы наконец выбрались из этого проклятого дома. — Говорят, это прибыльное дело.

— Но не с такими как Мартисс. Просто мы не должны терять писателя из виду. И я постарался расположить его к себе.

— Подкупить, — уточнил Кентис.

— Пусть так.

— Тебе придется купить еще двадцать человек, — ухмыльнулся Кентис. — Деньжат достанет?

— Люди стоят не так дорого, как кажется сначала, — невозмутимо отвечал Орас. — Главное, чтобы твой список был верен.

— С этим порядок. Секретный файл самого Старика.

— Это те, кто внизу. А наверху?

— Наверху Старик. Ты и сам это знаешь…

— А еще выше?

Кентис не отвечал.

— Кто над ним?

— Не знаю. И мне кажется — он тоже сам толком не знает. А если попытаешься узнать, явятся Карна и Желя, такие милые девочки, с которыми совершенно не хочется общаться. Одно мне известно — Великий Ординатор не доволен нашим ординатом. Может, это он пожелал исправить положение дел?

— Как до него добраться? — настаивал Орас.

Кентис расхохотался:

— Это не под силу даже тебе. Всё, что мы можем — это найти исполнителей, — Кентис повернулся к нам спиной и зашагал по улице.

— Тебя подвезти? — крикнул ему вслед Орас.

— Благодарю за честь… Но вдруг твоя машина сейчас взорвется? Тогда я останусь единственным свидетелем.

Он остановился и в самом деле стал смотреть, как мы садимся в машину. Его фигура маячила в свете фонаря, пока мы не свернули за угол.

9

На ночь Старик плотно задернул плотные бархатные шторы, потом обошел комнату и проверил, на месте ли каждая вещь. Он терпеть не мог беспорядка и суеты, ибо они сбивают с пути и отдаляют от цели. Еще вчера цель казалась ясной. Сегодня он ни за что не мог поручиться. Он — театральный король в картонной короне, он долго учил слова. Но пьесу сыграли другие. Он даже не знал, какой сейчас акт. Второй? Третий? И беспутный принц Гарри не торопился на помощь. Старик вздохнул и, усевшись за стол, положил в белый круг под лампою новый блокнот с золотым обрезом. С минуту он листал страницы, проверяя их чистоту и гладкость, затем обнажил ручку, как шпагу, и написал на первой странице некрасивым, но четким почерком:

«Отметим разность страдания: добровольное мученичество и принудительные издевательства. Первое — суть возвышенное. Один может спасти многих. В этом свет. И величие. То страдание, к которому Достоевский призывал. Во искупление. Тут один человек может целую страну вверх рвануть и отряхнуть от грязи. Пусть не надолго, на миг, но может… (Анд. Дм.)», - пометил в скобках Старик.

Отложив ручку, несколько секунд он смотрел на белый сияющий шар лампы. Нехорошо ему было. Сердце уж слишком торопилось биться. Давно уже хотелось ему записать всё, что думалось про Лигу и избранную миссию, но суетность каждодневной жизни отодвигала намерения. Сегодня понял он, что срок крайний. И хотя еще не мог знать, почему, но чувствовал это явственно. Быть может, несчастье с Кентисом его подтолкнуло. Или он знал, что это — всего лишь начало?

Хотелось ему свои записки передать высшим в Лиге, лучше всего Великому Ординатору. Но с другой стороны Старик знал точно, что В. Ординатор их читать не станет. Он вообще ничего не читает — так о нем говорили, и Старик этому верил. Но всё равно надо было писать. Показалось на мгновение, что пишет он завещание, но только не знает — кому.

«Другое дело — страдание вынужденное, вырванное у человека издевательством и пытками. Здесь нет ничего возвышающего, эта пища жирная, тяжелая и быстро гниющая. Некоторые до нее большие охотники. Наше время тем ужасно, что неустойчивость и быстроизменчивость жизни постоянно требует внешней помощи и опоры. Душа человеческая гнется на ветру былинкой. Ты духовно голоден, ты жадно открываешь рот… И тебе предлагают… отведать кровь и… плоть…»

Рука Старика задрожала, и на глазах против воли выступили слезы. Почему он раньше не написал всё это? Почему не сел за стол, не осмотрелся и не остерегся? Всё торопился, бежал, задыхался… а тут вдруг споткнулся. Не поздно ли только?

— Сам себе завещание… Сам себе… — пробормотал он вслух.

Не так была задумана Лига, и не для того создавалась. Как ни поворачивай, а очищения не вышло. Насыщение получилось, да. Издевательства — тоже. Хоть отбавляй. А вверх почему-то не пошло. Не расправились крылья, слиплись залепленные гноем перья. Ангелы-то все в грязи и не летают. Смешно, да? Были покровители, а сделались пытатели. И если имя что-нибудь да значит, то кто они — мартинарии? Преданные Марсу, или просто мученики и свидетели?

Старик оторвал глаза от светлого круга и увидел в дверном проеме Нартова. Старику показалось, что тот смотрит на него изучающе. Странно, почему Нартов здесь? Разве он просил его прийти?

— Что-нибудь случилось? — Старик любовно погладил страницу, прощаясь — понял, что сегодня больше ничего не напишет.

Нартов подошел очень близко и склонился над столом. И молчал.

— Так что же?

— Мне только что сообщили о трех убийствах.

— Печально. Но это дело милиции. Или что-нибудь очень…

— Двое — мартинарии. А третий… — Нартов сделал паузу. — Друг Кентиса, взорван в его машине. Неужели вам ничего не сказали?