Крылатая смерть (СИ) - Печёрин Тимофей Николаевич

Как бы то ни было, но приближаясь к Сене и распознав в оном добычу, Масдулаги просто не мог не издать свой жуткий вопль. Чем заставил избранного им в пищу человека вмиг встряхнуться, и, выкинув из головы посторонние мысли, повернуться навстречу опасности.

«Нафаня!» — мысленно успел вскричать Сеня, представляя себе имплантат, окруженный молниями как паук собственной паутиной. И выставил перед собой обе руки со скрюченными пальцами.

Ярчайшие вспышки молний озарили ночь, зимнюю свежесть воздуха, подаренную недавним снегопадом, усилив запахом озона. Масдулаги не смог ни увернуться от них, ни, тем более, атаковать в ответ. Не хватило ни времени, ни, по всей видимости, ума. Тем более что едва ли опасность молний могло правильно оценить существо, не имеющее глаз.

Рукотворное сияние молний погасло считанные мгновения спустя. Но и этого хватило, чтобы Масдулаги рухнул в снег мертвой обгоревшей тушей.

«Вот и подарочек будет! — со злорадством подумал Сеня, — соплеменникам, так называемым… хе-хе… то-то они там, в пещере все охренеют от такого зрелища!»

Запах горелого мяса (мяса!) ворвался в свежесть зимнего воздуха, подсказывая Сене, какую еще пользу можно извлечь из незапланированного уничтожения Масдулаги. Желудок в предвкушении отозвался — проблема пропущенного завтрака обещала вскоре легко решиться.

Присев на корточки рядом со столбом, и сунув руки в сугроб, Сеня, превозмогая холод, пошарил в снегу. Так и есть! Самодельное копье никуда не делось — осталось там же, возле столба, куда его положили хелема, привязав обреченного в жертву хозяина этого оружия.

Его Сене тогда оставили не за тем, чтобы он защищался от подоспевших Масдулаги или хотя бы попробовал защититься. Немного против них навоюешь с одним копьем, даже если ничего тебя не удерживает. А тем более привязанным к столбу.

Нет, скорее диковинное оружие самозваного Сейно-Мава оказалось хелема просто без надобности. Едва ли кто-то бы посягнул на такой трофей, который самому новому хозяину мог напомнить о его, как ни крути, предательстве. Точнее, о соучастии в предательстве, но не суть важно. С другой стороны, открыто высказанное желание кого-то из хелема завладеть копьем разоблаченного самозванца наверняка бы вызвало у остальных подозрение в некой особой к этому самозванцу симпатии. Что по понятиям первобытных людей означало пойти против племени, против обычаев и авторитета шамана. И сделало бы такого желающего следующим кандидатом в жертвы.

А может, никаких коллизий, связанных с дележкой имущества ложного Сейно-Мава у хелема не было. Просто оставленное рядом с Сеней копье служило частью жертвоприношения. Подобно тому, как древних правителей и воинов хоронили вместе с оружием… а в особо жестоких случаях даже с женами и целой бригадой рабов.

Еще с тем же успехом решение хелема избавиться не только от Сейно-Мава, но и от его копья, могло быть вызвано… просто желанием левой пятки шамана. В конце концов чужая душа и без того потемки, а уж душа человека, живущего при чуждом тебе жизненном укладе — вообще черная дыра. В любом случае, наличие копья оказалось Сене на руку. Точнее, не всего копья, а ножа, служившего ему наконечником.

Отвязав нож, Сеня подошел к прожаренному… м-м-м, наверное, до хруста Масдулаги. Осторожно отрезал кусочек от бока твари — покрытого черной обугленной коркой, под которой обнаружилось мягкое и еще горячее, источавшее пар, мясо.

Жевал мясо Масдулаги Сеня с опаской. Но ничего страшного не случилось — никаких неприятных ощущений эта проба не принесла ни рту, ни, позднее, желудку. Да, изысканным вкусом мясо хтонического монстра не отличалось. Возможно даже, ему не хватало соли и кетчупа, но за время пребывания в диком мире Сеня и так успел отвыкнуть от этих костылей для вкуса. Стал воспринимать как излишество, ибо, когда ты голоден, у тебя и без того слюнки при виде еды побегут. Так что вкус усиливать да аппетит себе разжигать, нужды не было. Вернее, была, но только у жителя крупного города, привыкшего есть не потому, что голоден, а по расписанию, например. Или при налаживании деловых контактов. Или на свидании. Или на празднике, который лично ему сто лет не вперся, но нельзя отказаться из вежливости.

Тогда-то и возникает такая проблема: сделать еду вкуснее, чем она есть на самом деле. Но у Сени, вот уже который месяц не было подобных проблем. Он ел, когда хотел есть — и точка. А сейчас он хотел. Тем более холод на пару с голодом, который он ощущал еще в Бовенгронде, поспособствовали.

Немножко приглушив аппетит, Сеня решил перейти к основной трапезе немного попозднее. А для начала и проблему холода худо-бедно попытаться решить с помощью своей новой (имплантированной в Замке-Над-Миром) способности. Пройдясь по опушке заснеженного леса, Сеня собрал сухих веток и сучьев, сложил костер и поджог его слабой молнией. После чего вернулся к поверженному Масдулаги и вырезал кусок побольше.

С этим куском в руках Сеня немного разгреб снег ногами и присел у костра в ожидании рассвета. Сидел, откусывая от того, что когда-то было частью грозного чудовища, поглядывал на огонь и ждал.

Лишь когда ночь сменилась серыми сумерками, в которых уже не страшно было бродить по камням, рискуя оступиться и сломать ногу; когда желудок был набит настолько, чтобы ощутить тяжесть, а главное — со стороны пещеры зазвучали голоса пробуждающегося племени, Сеня не спеша направился к пещере. Но прежде отрезал кусок кожистого крыла Масдулаги. Как дополнительное доказательство своей правоты… нет, своего сверхчеловеческого могущества.

— Картина Репина «Не ждали»! — в приступе хулиганского задора выкрикнул Сеня, переступая порог пещеры и помахивая куском крыла Масдулаги, — или все-таки?.. Есть в этой дыре хоть один человек, который верил, что я вернусь живой?

Сразу несколько хелема обернулись на его возглас… узнали нежданного пришельца. Сеня со злорадством ловил на себе их взгляды, полные удивления, переходящего в просто-таки священный ужас. Словно он с того света вернулся, ни дать ни взять.

А может, кусок крыла в Сениной руке поспособствовал. Точнее, узнавание того, от чьего именно крыла был отрезан данный кусок.

— То есть, ответ отрицательный, — все так же, не снижая тона, провозгласил Сеня, истолковав испуганно-удивленные взгляды хелема, — и напрасно. Потому что я…

Один из хелема решительно двинулся ему навстречу, держа наготове копье. Сеня вскинул руку, свободную от куска крыла, мысленно обратился к «Нафане» — и небольшая молния, метнувшись в сторону смельчака, ударила в его копье. Точнее, в древко. Заставив его мгновенно вспыхнуть в руках хелема.

Испуганно заорав, тот бросил горящее копье на пол пещеры и испуганно попятился. И следа не осталось от его боевитости.

— …потому что я — могучий Сейно-Мава! — не прокричал, а чуть ли не проревел Сеня, до предела напрягая связки, — Дух-Приносящий-Огонь!

Хелема, кто попятился куда-то вглубь пещеры, кто просто в сторону подался, не желая попадать под горячую (в прямом смысле) руку вернувшегося и явно разгневанного небожителя. Матери прижимали к себе детей, кто-то приседал перед Сеней на корточки — единственная поза, принятая в этом племени для выражения почтения.

И все расступались, спеша убраться с его пути, пока Сеня неспешно вышагивал, углубляясь в скудно освещенный кострами мрак пещеры.

— Есть здесь еще кто-то, кто сомневается, что я Сейно-Мава? — громко вопрошал Сеня, поглядывая по сторонам, — кто-то, кто думает, будто и это фокус? Может, кто-нибудь и теперь захочет меня разоблачить… уличить? А? Повторить то же, что я проделал с копьем того дурака?!

Он нарочно не называл никаких имен. Кого он имел в виду в качестве разоблачителя, хелема знали и так. Помнили. Осталось найти, осталось дождаться этого «кого-то». И в доступной… предельно доступной даже для первобытных людей форме указать ему на его ошибку. Носом ткнуть. Показать, насколько этот «кто-то» промахнулся.

Или, если угодно, прилюдно посрамить.

И «кто-то» не заставил себя ждать. Хубар вышел Сене навстречу, передвигаясь непривычно мелкими суетливыми шажками. Словно был немощным стариком, еле держащимся на ногах. Или смертником, которого гнали к месту собственной казни.