Ищи на диком берегу - Джин Монтгомери

— Кайры, — пробормотал Захар.

Он еще помнил, что отец любил их яйца. Недалеко от их дома на скалах был птичий базар, и каждой весной Захар ходил туда с отцом. Отец оставлял Захара внизу, он не позволял ему карабкаться на крутые скалы. Когда отец спускался, его рубашка оттопыривалась спереди от яиц, которые он складывал за пазуху.

Под оглушительные крики чаек «Елена» бросила якорь. Пеликаны взмахивали огромными крыльями и парили высоко над стаями темных буревестников, срезавших верхушки волн. Горбатые скалы ощетинились бесчисленными черными столбиками бакланов, сидевших на гнездах. Корабельная шлюпка вошла в узкую, как лезвие ножа, бухточку, которую море и ветер вырезали в твердом граните. На берегу лежало несколько перевернутых байдарок. Вода шиферно-серого цвета плескалась в этом заливчике.

Горсточка людей в парках с капюшонами подбежала к шлюпке и вместе с гребцами стала разгружать ее. Русского промысловика нетрудно было узнать среди алеутов по окладистой рыжей бороде. Широкие, безволосые лица алеутов, работавших на берегу, просияли при виде земляков, сгрудившихся на носу «Елены». Они начали бойко перекликаться, заглушая чаек.

Неожиданно на палубу выскочил капитан, яростно размахивая кофель-нагелем — железным штырем, которым обычно пользуются для крепления снастей. С гневным ревом он начал дубасить алеутов по головам, и те бросились врассыпную. Когда последний алеут скрылся в трюме, Годви стал на носу с победным видом, широко расставив ноги. Он подбоченился, достал свой клетчатый носовой платок и затрубил в него громко, как снежный гусь.

Илья вперевалку зашагал к нему по палубе. Вместо того чтобы заступиться за своих людей, он стал извиняться перед шкипером. Захару Илья напоминал большую, но трусливую собаку, униженно виляющую хвостом. Шкипер снова трубно высморкался и направился на корму.

Илья заметил Захара, наблюдавшего за этой сценой, и подошел к нему:

— Бешеный этот шкипер, не приведи господь! Алеутов бьет почем зря!

Захар хмыкнул, но ничего не сказал.

— А ты не больно-то задирай передо мной нос! — вскипел вдруг Илья. — Не могу я с ним из-за этого лаяться. Только хуже будет. Деньги уплывают, вот он и звереет. Повезет с охотой — и он подобреет.

«Елена» подняла якорь. Обогнув остров, они прошли мимо лежбища — каменной площадки, на которой расположилось стадо сивучей — огромных серых зверей весом с тонну каждый, с толстыми, мясистыми, вислыми мордами. На одном из немногих ровных клочков земли на острове стояла хижина, сложенная из камней; она выглядела такой же холодной и негостеприимной, как и сам остров. Птичьи гнезда покрывали каждую пядь поверхности, и чайки тучами носились над головами с бесконечным оглушительным гамом.

— И надолго остаются здесь промышленные? — спросил Захар.

— Когда на год, когда на два.

Захар содрогнулся:

— Как же они здесь выдерживают, в этой холодной пустыне? Одни голые камни да туман. А когда туман разойдется, только и видно, что это холодное, серое море.

— Да еще птичье дерьмо по колено, — ухмыльнулся Илья. — Ты прав, не все здесь выдерживают. На моей памяти здесь уже свихнулись двое. Русские. Алеутам — тем хоть бы что. Они ко всему привычные, не то что наш брат.

10. ГОРЬКОЕ ПЛАВАНИЕ

— Я тебя убью! Я тебя застрелю! —

Жестокий вскричал капитан.

— Я в море тебя, как щенка, утоплю…

ахара огорчали мелкие, но очень досадные неприятности, которые то и дело случались с ним. Едва «Елена» вышла из Росса, как алеуты начали враждебные действия против него. Они не воевали с Захаром в открытую. Но под ноги ему то и дело летели предметы, о которые он спотыкался. На его одежду проливали всякую вонючую дрянь. Его вещи бесследно исчезали, а если и находились потом, то в безнадежно испорченном виде.

Алеуты вели против него форменную партизанскую войну. Это уже не было похоже на обычное поддевание новичков на борту корабля. Кроме того, рассуждал Захар, алеуты слишком покорный, нерешительный народ, чтобы позволять себе такие шутки с русским. Кто-то должен был подбивать их на это.

Захар все чаще обращал внимание на байдарщика, который с ведома Ильи командовал остальными охотниками. Этого коренастого, с литыми плечами алеута из Росса звали Тайин. У него были необычные для алеутов желтые глаза, которые временами казались янтарными. Когда кто-нибудь из его людей в очередной раз пытался насолить Захару, Тайин наблюдал за этим с ухмылкой. Но Захару ни разу не удавалось поймать его взгляд. Стоило Захару взглянуть на него, как эти желтые глаза на широком, бесстрастном, желтоватом лице уже смотрели куда-то в сторону.

Проделки алеутов до предела натягивали нервы Захара, который и без того был в безнадежно плохом настроении. И наконец, однажды вечером, когда корабль стоял на якоре у входа в залив Сан-Франциско, Захар не выдержал. Весь день алеуты охотились в бухтах и фьордах пролива, ведущего в этот большой залив. Ведя счет добыче, Захар стоял на палубе рядом с растущей горкой тушек морских бобров. От их вида и запаха у Захара все переворачивалось внутри.

На борт поднялся последний охотник и тяжело уронил убитого котика прямо под ноги Захару. Когда туша шлепнулась на палубу, из вспоротого брюха вывалились внутренности. Захар отскочил, но зловонная кровавая каша обдала его сапоги и забрызгала штаны.

Захар обрушился с бранью на охотника, маленького, невзрачного алеута. Тот бросил на него испуганный взгляд и убежал в трюм. Рядом стоял и ухмылялся Тайин. Его глаза ускользнули от яростного взгляда Захара.

И тут Захар взорвался. Один прыжок — и он схватил Тайина за плечи, навис над его приземистой фигурой:

— Это ты его подговорил? Ты их всех подбиваешь на эти пакости, так ведь?

Глаза алеута замерцали янтарным блеском.

— Убери руки, господин Петров, — сказал Тайин ровным голосом.

— Сами они бы не решились. Это ты их подзуживаешь! — Захар еще крепче вцепился в тяжелые плечи Тайина и встряхнул его.

— Руки убери, — повторил алеут. Краска залила его широкое смуглое лицо.

Захар снова встряхнул его. Одним резким движением плеч Тайин сбросил руки Захара и отскочил. Они стояли друг против друга со сжатыми кулаками.

— Эй вы там! А ну кончайте! — Илья встал между ними. — Вы что? — Он понизил голос и тревожно оглянулся: нет ли поблизости капитана? — Чего не поделили?

— Ничего, господин Мишкин, — угрюмо проворчал Тайин, не сводя с Захара своих тлеющих желтых глаз.

— Это наше дело! — огрызнулся Захар. Он не стал бы жаловаться Илье, даже если бы алеуты заживо содрали с него кожу.

— Ладно. Пошел вниз, Тайин, — скомандовал Илья.

Алеут строптиво покосился на партовщика, но все же нехотя подчинился.

Позже Захару удалось поговорить с Тайином с глазу на глаз. Гнев Захара утих, и он уже сам стыдился своей вспышки. Но он твердо решил выяснить, за что алеуты травят его.

На его вопросы Тайин реагировал как обычно: пожимал плечами и что-то мычал, делая вид, что не понимает, чего хочет от него Захар. Но в конце концов он сказал:

— Наши люди получили номера. Имени нет. Номер.

— Чего, чего?

— Номер на байдарке. Ты сказал господину Мишкину: забери имя, дай номер. — Его лицо медленно наливалось кровью.

— Ах, ты вот о чем. Ну да. Это я предложил. Ну и что?

Тайин не спешил с ответом. Долго безразлично глядел вдаль, потом перевел тяжелый янтарный взгляд на Захара:

— Ты имеешь имя, да? Господин Петров твое имя, да? А ты хочешь номер? Хочешь, чтобы тебя звали «номер три»? Или «пять»? Или «пятнадцать»? «Эй ты, Пятнадцать!» Ты это любишь?

— Ах, я не знаю. — Захару стало не по себе. Нет, ему бы это не понравилось. Он Захар. Захар Иванович Петров. — Да какая вам разница?

— Чертовско большая разница — взять у человека имя. Но ты думаешь, нашему человеку все равно. «Алют!» Глупый, как мускусный бык. Алют ничего не чувствует, ничего не знает.

Захар неловко переминался с ноги на ногу.

— Я тебе скажу, — продолжал Тайин бесстрастным голосом. — Номер приносит беду. Первая охота из Росса, первый раз номера, очень нехорошая охота. Номер шесть мертвый. Номер шесть мертвый. Номер два, номер два — мертвые. — Теперь его голос был хриплым, на скулах выступили багровые пятна. — Четыре моих брата нет. Мертвые. Не номер. Человек.

— Ах ты боже мой… Я виноват. — Захар прикусил губу. Ему показалось, что он увидал слезы в этих желтых глазах. Но Тайин быстро отвернулся. — Я скажу господину Мышкину, чтобы убрал номера. (Захар знал, что теперь в номерах никакой нужды не было. Ведь он сам вел счет.) А ты скажи своим, чтобы они перестали, ладно?

Тайин ушел, не сказав ни слова.

Илья охотно согласился закрасить номера на байдарках и вернуться к именам. Он вообще готов был на все что угодно — только бы к ним вернулась удача.