Первая чаша - Zarylene

что знаю ваш язык. Сложно, но я постараюсь все запомнить, – он налил вино и подал чашу старухе. Она приняла её и сказала:

– Вторая чаша – воспоминание. Мы вспоминаем всех сыновей, чьи жизни были загублены. Да будут они милостью Высших упокоены.

Орей выпил ещё, вторая чаша показалась ему сладкой. Терпкий вкус во рту приятно прильнул к языку. Он подал матери Рифуде тарелку с уч-уч, придвинул к себе свой суп и принялся за еду. Язык начал привыкать к постоянной остроте. Даже адарса показалась ему уже не такой жгучей, из-за специй она была слегка пересоленой, и от её перечного запаха так щекотало нос, что хотелось чихнуть. Однако старуха ела с большим удовольствием. Проснувшаяся кошка потянулась и подошла к столу, сунув любопытный розовый нос к тарелкам.

– Отгони её, – распорядилась мать Рифуда. – Это еда не для неё.

– Как её зовут?

– Нет. Мы не даем имена животным.

Орей задумался и расспрашивать больше не стал. Дать имя, это значит, очеловечить, привязаться – в Полуденных Вратах всегда давали клички козам. Кур никогда не называли, потому как зачастую пеструшки выглядели одинаково, и на слова мало реагировали. А если вспомнить, что все местные традиции проистекают из Века Крови, то тогда привязываться было нельзя. Он отогнал кошку, которая возмущенно поглядела на него большими желтыми глазами и, фыркнув от запаха специи, отошла.

– Наполни третью чашу, – сказала старуха, доев свою порцию адарсы.

Монах потянулся к кувшину, разлил вино по чашам и снова протянул одну матери Рифуде.

– Третья чаша дарует успокоение живым, а покой мертвых – залог спокойствия живых, – надломлено произнесла она и выпила вино одним большим глотком. Орей последовал её примеру, почти не ощутив вкуса после острой приправленной еды. Зато в груди разлилось непривычное, но приятное тепло. Он поставил чашу на стол, взял лепешку и разломил пополам.

– Спасибо вам, мать Рифуда, – он протянул ей половину, старуха приняла, но не улыбнулась.

– Я что-то неправильно сделал? – озадачился Орей.

– Нет. Все верно. Хасан делал так же, – её голос совсем стих, глаза заблестели от слёз. – Пообещай… Нет, поклянись мне, монах, что ты найдешь убийцу и накажешь его, кем бы он ни был!

Орей понимал, что клятва это очень серьезная вещь, и нельзя просто так клясться, если не собираешься исполнять её.

– Клянусь, – сказал он, – что сделаю всё, что смогу.

Старуху этот ответ устроил. Она вяло отломила кусочек от половины лепешки, съела и положила обратно на стол. Монах доел свою и выжидающе посмотрел на мать рода.

– Ступай, Орей. Позови ко мне Фахиду.

Подскочив с места, монах зачем-то поклонился, пару раз поблагодарил и спиной двинулся к двери. Выйдя из комнаты, оказался в темном коридорчике. Слева была ещё одна дверь, впереди виднелись отполированные резные перила лестницы. Дом Оттара оказался двухэтажным.

Стены, как и в комнате матери Рифуды, пестрели ткаными коврами с самыми разнообразными узорами. На одном различался солнечный пейзаж с видом деревни и часовни, на другом – уже знакомая монаху рыжая кошка, на третьем пышные розовые цветы.

Орей быстро спустился, попав на общий семейный обед мужской половины родственников и соседей. Мужчины сидели на подушках вокруг низкого стола, а во главе стола восседал хозяин дома и глава рода Маас Фарек – Оттар. Слева от него тенью притаился Арслан. Как только Орей показался на лестнице, все в комнате затихли и устремили на него взгляды. Оттар встал, взволнованно глядя на монаха, словно ждал, что он скажет.

– Мать Рифуда велела позвать к ней Фахиду, – без запинки произнес Орей, стараясь не думать о всеобщем внимании. Он догадался, что не может обратиться к чужой жене сам, и лучше будет сказать об этом Оттару.

Лицо хозяина дома просветлело.

– Садись с нами, Орей! – сказал Оттар. – Раздели с нами трапезу и три чаши в память о Хасане.

Орей хотел возразить, что три чаши уже выпил, но отказывать старшему в роду было невежливо. Поэтому он прошел за стол, занял свободное место возле Арслана и ему тут же подали наполненную вином глиняную чашу.

«Ничего не случится, я просто соблюдаю обряд, – уверил себя монах. – Высшие меня за это точно не проклянут!»

8. Что у трезвого на уме...

«Помолитесь, попросите благословения Высших, братья мои, и наберите в саду корзину спелых груш. Не мойте их, порежьте на половинки, чтобы вычистить зерна, и разомните ступкой до однородной массы. Оставьте в глубоком закрытом горшке на несколько дней, не забывая каждый день перемешивать. Когда появится кисловатый запах, добавьте пять горстей сахара, перелейте всё в винную мерную бутыль и залейте водой на две трети. Бутыль заткните пробкой с трубкой, рядом поставьте бадью с водой и опустите в нее трубку. Оставьте на два месяца в темной кладовой на южной стороне. По истечении срока, процедите и разлейте вино по бутылкам, дайте отстояться. Все это время проводите за усердной работой и молитвами, и Высшие помогут вам приготовить благородный напиток!»

Рецепт грушевого вина. Записи Шамета со слов настоятеля Дагура.

Орей неуверенно принял из рук Оттара чашу с вином и кивком поблагодарил. Эта чаша была значительно больше той, из которой монах пил с матерью Рифудой. На него с любопытством смотрели все гости, стол был уставлен порциями уч-уч, адарсы и лепешек.

Справа от него сидел Арслан, напротив дядя Фархат, задумчиво курящий трубку, чуть поодаль стражники и еще трое незнакомых мужчин и подросток, немного похожий на Оттара и Арслана. Не было ни старосты, ни священника. Всего на поминки Хасана осталось десять человек. Орей был одиннадцатым.

Монах теперь поймал себя на мысли, что ему действительно стало спокойнее и больше не ощущается ужаса перед незнакомыми людьми, даже если они его так пристально разглядывают. Интересно, в чем причина? Неужели третья чаша в действительности успокоила его мысли и страхи?

– Гурам, скажи маме, чтобы проведала бабушку, – Оттар обратился