Прорвемся, опера! Книга 3 (СИ) - Киров Никита

— Позвоню от вас? — я показал на телефон в прихожей.

— Конечно-конечно.

Дед даже принёс мне городской телефонный справочник. Аппарат у него стоял новый, не с диском, а с кнопками. На красном корпусе красовалась гравировка с дарственной надписью, такие выдали участникам войны на пятидесятую годовщину Дня Победы. Пока набирал номер, подумал, что сейчас-то ещё много ветеранов осталось в живых, многие даже бодрые, работают на дачах, сами ездят за рулём.

Номер кабинета следователей в городской прокуратуре я помнил наизусть, справочник не понадобился.

— Слушаю, Румянцев, — пробурчал голос следака Димки. На фоне слышался гомерический конский хохот Кобылкина.

— Димон, это Паха Васильев, опер, — представился я. — Ирину позови… ага, жду… Здравствуйте, Ирина Константиновна, — нарочито вежливым голосом, но в шутливом тоне сказал я.

— Товарищ старший лейтенант, Павел Лексеич, — таким же тоном ответила она, наверняка улыбаясь. — Я вас очень внимательно слушаю.

— Звоню от свидетеля Матвеева, видел он нашего друга с ковром. И обитатель ковра на тот момент был ещё жив, как мы и думали. Заеду вечерком, завезу объяснение.

— Ой, спасибо! А завтра Филатова из СИЗО привезут, повезём на эксперимент…

Пока говорил с ней, у меня пропищал пейджер. «Позвони в кабинет». Пейджер был только у меня, вот меня теперь и вызывали по нему постоянно. На мобилу не звонили только потому, что с нашей АТС выхода на сотовые не было, а ни у кого из оперов своих трубок не водилось.

— Паха, Сафин это, — набрав наш номер, услышал я голос Руслана. — Слушай, у нас бытовуха мокрая, похоже. С посёлка тело в морг привезли, его там участковый описывал, думал, что сердечный приступ, несчастный случай. А в морг привезли — оказалось, что задушена баба. Похоже, ее собутыльник придушил и сбежал, вся хата, говорят, синькой провоняла. Глянь труп своим намётанным глазом, что и как — вы же там с Витькой рядом. Заодно пусть поднатаскается. Группу пока на место происшествия собираем.

— Заедем, — кивнул я.

Работы много у всех, а морг и правда недалеко отсюда, недолго зарулить. Дядя Гриша, несмотря на недовольство, увёз нас и туда.

В морге ремонт с тех пор не делали, но стало как-то чище, особенно когда появился новый судмед. Ванька Игнатьев сидел за столом в чистом белом халате и что-то писал. Перед ним на полотне, тоже идеально чистом и белом, лежали секционные ножи, скальпели, особые пилы и китайский кухонный топорик. И нигде нет водки или спирта.

Непривычная картина трудовой самоотдачи в этом кабинете.

— О, Паха с Витькой, — Ванька поднялся и устало нас оглядел. — Как раз клиентка к вам приехала.

— Уже осматривал? — спросил я, пожимая ему руку.

— Мельком, вас жду. Велено ничего не трогать, думают — молодой Иван, неопытный. Труп привезли с посёлка, сразу сюда. Бомжи грузили, уронили ещё.

Его жизнерадостность уже немного померкла после первых недель работы, но пошутить он иногда всё ещё мог.

— Анекдот слыхали новый? — Ванька заулыбался. — Открыл новый русский своё дело, фабрику. Вот, открылась она первый день, он приезжает туда на новом шестисотом мерсе, заезжает в цех, собирает рабочих. Показывает всем: смотрите, какая тачка. И вот, если вы будете работать больше, у меня тачка ещё лучше будет! Хах, нормально, да?

— Этот я не слышал, — сказал Витя, чуть хмыкнув. — А то Степаныч, водила, каждый день их травит. Сам же и хохочет над ними.

— А куда Ручка-то делся? — я оглядел инструменты. У прежнего судмеда они в таком идеальном виде не были. — Чего его в больницу положили?

— Так в наркологию загремел, откалывается, — Ванька вздохнул. — И у меня работы теперь прибавилось, в одного теперь прорываюсь.

— А что случилось?

— Белочка, — он вздохнул ещё раз. — Белая горячка, допился. Я его ходил утром проведать, говорит… ну после того, как меня прогнать хотел матом… говорит, что черти ему померещились. Что за окном стояли и на латыни пели хором, как монахи в фильме. Рогатые, говорит, такие, волосатые, и поют, говорит, чтобы соседку прихлопнул. А он же латынь хорошо знает, у него же пятёрка по ней была, рассказывал — понимал, что поют. Короче, перепугался и позвонил сразу куда надо, вот и упаковали его туда.

— Не в первый раз ведь его туда увозят, — поделился я. — Летом тоже увозили, до того допился, что с ним телевизор разговаривать начал. Но потом отпустило.

— Да и сейчас под капельницей полежит, отколят. Не пил бы столько, — вздохнул его коллега.

— Ну, погнали, — позвал я. — Хоть ты работаешь, Ванюха, а то бы без судмеда тут непонятно что бы творилось.

Ванька провёл нас в «мертвецкую», в общий холодильник. Вот и покойная, женщина лет сорока, судя по лицу и телу, страдала алкоголизмом. Сафин предположил, что задушил собутыльник? Но это ещё спросим участкового, съездим сами на место преступления.

А что было с этой женщиной в первой моей жизни? Смутно вспоминается, что на осмотр ездил Толик, а я был занят чем-то другим. Вроде бы, зашивался, описывал трупы с места разборки орловских с блатными…

Парни с боевым опытом покрошили бывших зеков — без шансов для последних, хотя те и напали первыми. Люди Слепого просто начали стрелять через окна кафешки, орловские же палили в ответ, и более успешно.

Зеков я не жалел, огребли — и ладно. Но разборка была в людном месте, в переполненном молодёжном кафе, и кто-то из «синих» задел автоматной очередью официантку и двоих посетителей… так что хорошо, что этого не случилось в моей второй жизни. Это предотвратилось само собой, когда я уберёг друзей Витьки и его самого от той судьбы.

А сам Орлов вошёл вслед за мной и покосился на тела. Покойников-то он, конечно, навидался на войне, его этим не смутить, но вот к этим убийствам на гражданке ему привыкнуть было сложно. Да и запах тут тяжёлый. Но это ничего, привыкнет, задатки хорошего опера у него есть.

— Вот, душили здесь, — Ванька показал пальцем на шею покойной. — Следы асфиксии заметные. Не знаю, чем там участковый местный смотрел. Дело было ночью, время смерти — примерно около полуночи, плюс-минус два часа. Яков Вениаминович сказал бы точнее, но пока его нет…

— Да ты и сам хорошо справляешься, — подбодрил я Ваню.

И присмотрелся к следам на шее.

И вот сейчас мне стало дурно. Но не от запаха.

— Проворонили тогда, — тихо проговорил я.

— Кого? — удивился Ванька.

— Погоди.

Посмотрел ещё раз, убедился. Оно, просто след неявный. Это у меня сейчас хватает опыта, чтобы судить точно, а вот Толик тогда проглядел. Проглядел и Ванька, но это сразу бы увидел матёрый Ручка. Вот только Ручка и тогда лежал в наркологии после долгого загула…

Но вывод сделать можно, и он мне очень не понравился.

Первая жертва Верхнереченского Душителя появилась не двадцатого ноября, а именно сегодня. Эта женщина убита тем самым маньяком, это его стиль… я узнал след на шее.

Надо брать его сразу, пока он не нашёл следующую жертву.

Глава 11

— Дай фонарик, у тебя был, — я протянул руку и взял у Ваньки фонарь. Шершавый металлический корпус холодил ладонь. — Смотри, вот здесь душили, следы есть впереди, но вот здесь, по бокам…

— Разрезано, — увидел он, сощурив глаза. — Ща, погоди.

Он вышел из холодильника и вскоре вернулся с лупой на массивной ручке. Мы присмотрелись внимательнее. На самом горле есть следы удушения, а вот по бокам, почти под ушами, заметен лёгкий разрез кожи, с обеих сторон, почти симметрично.

— Витя, смотри, — позвал я Орлова. — В качестве урока по судебно-медицинской экспертизе будет. Видишь, жертва, скорее всего, была в кофте с высоким воротником, и удавка зацепилась за одежду.

— Удавка? — переспросил он.

— Да, это была струна — то есть, скорее всего. Потому что оплетка отобразилась, а не гладкая проволока. Но смотри дальше, убийца стоял сзади, а жертва сидела, вот он и тянул на себя, чуть вверх. И тут струна соприкоснулась с кожей, здесь и здесь, вот и получились разрезы. Тонкие, вот участковый и не увидел. Хотя он вообще удушения не заметил.