Тело и душа - Шейла Нортон

— В уходе за больными, — ответила я автоматически, думая о скрытом подвохе. Она не сразу ответила мне, продолжая разглядывать, слегка покачивая головой. Ее рот был сжат, выражение лица было осуждающим. Тогда я добавила: — В самом лучшем, высококвалифицированном уходе за больными.

— Да, да, да, мы все это знаем, — заметила она нетерпеливо. — Но как вы, наверное, знаете, Розмари, по крайней мере должны бы знать, раз уж занимаете такую должность, что наша основная задача — выполнить план, поставленный перед нами государством!

Ах, ну да, конечно! Какая я глупая! Мы работаем не в больнице, а в государстве!

— Если мы не справляемся с задачей, значит, остаемся без финансовой поддержки.

— Я понимаю.

Не было никакого смысла притворяться, я-то думала, что наша прямая обязанность — быть профессионалами, отличными докторами и медсестрами. А мы, оказывается, правительству угождаем!

— Вы сказали, что знаете об этом, но вас волнует то, что мы обязаны справиться с поставленной задачей? — спросила Сильвия Райли.

После этого вопроса я решила сменить тактику. Она явно надо мной издевалась. Я могла смириться с ее отвратительным характером, неприятной внешностью, но с чем я не могла смириться, так это с ее обвинением, будто мне наплевать на работу. Я не собиралась стоять и слушать оскорбления в мой адрес и в адрес моих коллег.

— Вы несправедливы! — стала защищаться я и заметила ее удивление. — Конечно, мне не все равно! Я люблю свою работу и выполняю ее добросовестно!

— Возможно, так и есть, — ответила она более спокойно.

— Что это все означает? Что я сделала не так?

Сильвия вытащила очередной файл с документами и положила перед собой. Она взяла пару листков. Я сразу же узнала их: это были те самые письма, которые я оставила Монике.

— А! Понятно, к чему вы клоните! Что же вы сразу не сказали? — произнесла я с облегчением. «И это все», — подумала я. Мне почудилось, будто что-то серьезное стряслось.

— Так вы признаете, что были в курсе дела?

— Да, конечно. Я думала, Моника рассказала вам, что это я обнаружила их…

— Моника на больничном, — сообщила мне Сильвия замогильным голосом, будто Моника уже умерла.

— Понятно! Вот почему я не видела ее в последнее время. Это немного неожиданно, не знала, что она заболела, — добавила.

— Вот как…

Собственно, мне не было никакого дела, что там у них произошло. Просто как раз тогда, когда мне больше всего нужна была ее помощь, она заболела. Типичный случай!

— Но она же вас поставила в известность? — промямлила я, чувствуя, как холодок пробежал по спине.

— Письма, — продолжала Сильвия, не обращая внимания на мои слова, — лежали в конверте, который прислали мне. Тот, кто отправил его, прекрасно знал, что даты просрочены, пациенты ждут приема уже более тринадцати недель. И вы говорите мне о том, что вы знаете о наших задачах! Это же недопустимо, Розмари! Меня даже не удосужились поставить в известность! На конверте нет подписи, так что я не знаю, кто его прислал…

— Но это точно не я! — прервала я ее, вскочив со стула. Нет уж, не на ту напали! Как она может сидеть спокойно на своем стуле, за столом, прячась за очками, бросать оскорбления в мой адрес?! Она же намекнула мне, что я даже не пыталась решить эту проблему! — Я не такая трусиха, как некоторые, и не собираюсь мириться с несправедливостью! — прокричала я, осознавая, что обвиняю Монику, возможно, несправедливо.

В этот момент я поняла, что у меня есть два пути: первый — прервать пребывание Моники дома, рискуя отказаться в неудобном положении, несправедливо обвинив ее в притворстве, или второй — еще хуже предыдущего — вылететь с работы за то, что я якобы послала Сильвии анонимное письмо с просроченными направлениями в конверте.

— Понятия не имею, кто мог это сделать, — сказала я равнодушно, — как эти письма попали в конверт, как они очутились на вашем столе, кто их прислал вам. Я нашла их на своем рабочем месте, без понятия, кто мог их оставить там. — И это была правда!

— С трудом верится, — ответила она.

— Я понимаю вас, миссис Райли! Ведь теперь нам надо что-то придумать, как выйти из сложившейся ситуации. — И я не нашла ничего лучше, чем повторить все то, что говорила Монике, что, слава Богу, это не больные с диагнозом — рак!

— Дело не в этом! Впредь извольте сообщать о подобных неприятностях мне лично, Розмари! Вам ясно?

Конечно, мне было все более чем понятно! Моника очень умно поступила. «Теперь мне можно идти? Вы все сказали?» Но это было еще не все.

— Нам необходимо найти выход, Розмари! Самое быстрое и выгодное для нас решение!

— Разумеется. Я займусь этим сейчас же, отправлю извещения…

Она вздохнула так, будто я была глупой девчонкой и ровным счетом ничего не понимала.

— Я имела в виду… даты на письмах. — Она замолчала на минуту, взглянув на меня из-под очков. — Если бы эти письма затерялись, тогда мы могли бы запросить у лечащего врача копии извещений, и все было бы просто.

— Но они не потерялись. — Какая я глупая, подумала я в очередной раз.

— Может, все так и обстоит на самом деле, — продолжала Сильвия. — Вы сможете позвонить врачу ceгодня и утрясти эту проблему?

— Вы просите меня?.. — испугалась я.

—Я прошу вас уладить проблему, с которой мы столкнулись по вашей вине, прежде всего. И забудем об этом! Все ясно, Розмари?

Яснее ясного! У меня все похолодело внутри. Молодец Моника, дома отдыхает, а я тут как уж на сковороде! Вот дура, надо было все рассказать! Почему я вдруг решила ее пожалеть?

— Что случилось? — спросил меня Барри после того, как я в пятый раз подряд перепрыгивала с канала на канал. Я нечасто сидела у телевизора, а если вдруг все- таки решала посмотреть что-нибудь, то включала первую попавшуюся программу, все, что угодно, кроме футбола. Сегодня же я начала смотреть образовательную передачу, затем сериал «Жители Ист-Энда», повествующий о тяжелой жизни рабочего класса в одноименном квартале, потом документальный фильм и все заново.

— Ничего, — отрезала я, нажимая кнопку пульта. Мне пришлось притвориться, будто меня крайне интересует исход игры. Мы с Барри общались только в случае острой необходимости, например по поводу продуктов питания, напитков и домашнего хозяйства. Я готовила еду и оставляла ее для него. Он наливал чай или сок и передавал стаканы мне. Входную дверь мы закрывали по очереди, то есть один закрывал, второй шел проверить, заперта ли она. Его вопрос по поводу моей прострации был явным отступлением от правил, поэтому я не была готова рассказать ему о своих проблемах.

— Ты же не смотришь? — продолжал он, пытаясь отобрать у меня пульт управления. — У меня футбол, мне хочется взглянуть, какой счет.