Прощай, Питер! - Николай Викторович Камелин

Помню как-то раз, когда я был у тебя в гостях и засиделся допоздна, пришел Егор. И я, уже сильно пьяный, ушел пешком домой, чтобы оставить вас наедине.

– Да, мы тогда предлагали тебе остаться.

– Я не хотел никому мешать. Кстати, по дороге я познакомился с бомжом и привел его к себе домой. Мы пили до утра, а потом он украл у меня телефон.

– Никита, ты всегда очень много пил. Почему?

– Хороший вопрос. Я думал об этом и пришел к выводу, что мне просто не хватило любви.

– Как это?

***

Никита никогда не понимал свою мать. Мотивы ее поступков были не очевидны. Родившись в Сибири и пропутешествовав по необъятной стране с отцом и матерью, она осела вместе с родителями в Санкт-Петербурге, который в то время назывался Ленинградом. Окончив Горный институт по специальности бухгалтера-экономиста мать вполне могла сделать успешную карьеру. Но выбрала другой путь и уехала в небольшую экспедицию в Карелию.

Никита родился в маленьком беломорском поселке. Роды были тяжелые, с большой кровопотерей, мать оставили в роддоме для восстановления. Местный роддом не слишком был занят роженицами, а в преддверии нового года большинство из них и вовсе выписалось домой. Мать была одна в палате. Персонал активно отмечал наступление нового года. Поздно ночью в палату заглянула медсестра. Посмотрев на мать и немного помолчав, она издала звук похожий на «Пфррррр!» и вышла вон. Больше в ту ночь мать не беспокоили.

Из роддома отец забирал их уже после Нового Года. Мороз тогда был ниже минус тридцати по Цельсию. Забирали мать и Никиту на небольшом автобусе. Мать всю дорогу просидела на заднем сидении, держа Никиту на руках.

Отец работал помощником бурильщика. Как и большинство мужчин в поселке, он крепко пил. Никита был для него не первым ребенком, а мать не первой гражданской женой. Где-то на Украине от отца осталась брошенная женщина с ребенком.

Отец выпивал вместе со своей бригадой. На работе они пили первые сутки, вторые похмелялись, а третьи работали. Приходя с работы отце также пил первые сутки, на вторые уходил на рыбалку или в лес, а на третьи готовился к смене. У отца была язва желудка, которую несколько раз оперировали. Однажды он сжег в костре ногу, находясь в беспамятном пьяном состоянии.

Мать не любила отца и забеременела потому, что пришло время. Хотя иногда мать все-таки говорила Никите, что любила его отца. Только говорить и любить не одно и тоже. Любила ли она его или хоть кого-то в своей жизни? Любил ли отец ее или Никиту? В любом случае, все закончилось довольно быстро.

Когда Никите было три месяца отец, сильно пьяный и злой, вернулся домой и начал выламывать дверь топором. Ему сказали, что мать ему изменила. Мать была дома, но открывать не стала, что еще больше разозлило отца. Выломав дверь, он ворвался в дом и уже было замахнулся на мать, но остановился и посмотрел на нее, глупо улыбающуюся и ничего не говорящую в свою защиту, сказал: «Посадить меня хочешь? Не выйдет!». После этого отец ушел, забив топор в стенку шкафа прямо над трехмесячным ребенком. Когда он в следующий раз ушел на смену мать взяла Никиту и уехала к родителям в Ленинград.

***

– Мать всегда была довольно закрытым и холодным человеком. А с какого-то момента мы с ней практически не общались. Я еще помню, как она пела мне колыбельные на ночь, пока я лежал у нее под боком. Помню ее тепло и ласковый голос. Но она всегда была отстраненной и чужой. И чем старше я становился, тем лучше понимал, что мать меня не любит. Или не любит так, как было это нужно мне. Она проявляла заботу, но была очень своеобразным человеком. Например, учила меня обманывать других, воровать, не уважать чужое мнение, думать только о себе и своей выгоде.

– Как это?

– Она учила меня – когда захочешь что-то украсть, надо сначала это спрятать и подождать. Если хозяин хватится, можно начать поиски и как будто найти потерянную вещь. А если сильного шума не будет, можно тихонько забрать вещь себе.

– И ты этим пользовался?

– Пока был ребенком да. Но довольно быстро вырос из этого. Насрать на всех, ты их видишь первый и последний раз – так она говорила. Но мне было не насрать. У мамы была простая позиция. Если ты не можешь чего-то получить – надо это украсть. И ты имеешь на это право потому, что у кого-то это есть, а у тебя нет. У деда был немного другой взгляд на вещи. Если ты не можешь чего-то получить, значит нужно от этого отказаться. Я же всегда думал о том, что если у тебя чего-то нет, то нужно заработать это. А не красть и не отказывать себе в чем-то.

***

Баночки. Баночки много значили. Те кто имел дачи и огороды закатывали в баночки вкусное: ягоды, грибы и овощи. Про такое Никита только слышал. В его мире были были баночки чтобы пить, в них стояла вода в комнате. А еще баночки, в которых мать носила еду с работы. Были пустые баночки, найденные на улице, их можно было сдавать в пункт приема стеклотары вместе с пивными бутылками, чтобы получить немного денег.

Но лучше всего он запомнил баночки, в которые мать писала по утрам и по ночам, чтобы не мешать деду своими походами в туалет. На этих баночках оставался налет мочевого камня. Хранились они у под кроватью матери, закрытые разбухшими полиэтиленовыми крышками и постоянно полные мочи. Мать писала в эти баночки не стесняясь Никиты. Однажды она уронила и разбила одну такую баночку на ковролин, который Никита принес с помойки в ЛенЭкспо. Въедливый запах мочи было не убрать ничем. Пришлось просто вырезать и выкидывать кусок ковролина.

Однажды Никите попалась трехлитровая баночка наполненная настоящим шоколадом, которую папа его знакомой принес с шоколадной фабрики и забыл на антресолях. Сколько чистой детской радости она принесла!

После смерти бабушки многое изменилось. Дед стал нелюдимым и замкнутым. Мать все также пропадала на работе, а Никита окончательно стал предоставлен сам себе. Так совпало, что вместе со смертью бабушки начала умирать и волшебная страна пионеров и комсомольцев. Предчувствие краха повисло в воздухе словно ожидание грозы. Как-будто все вокруг стало картонными декорациями, внезапно выцветшими и устаревшими. Воспитатели еще продолжали говорить про вождя, но делали это неубедительно. Больше хотелось кушать, чем рассуждать о мировой революции.

Дед начал