О ней и о ней - Дмитрий Старицкий

партию, которая тебя выкормила и воспитала. Мараешь престиж Чека, а это, между прочим, знаешь, как называется: подрыв авторитета коммунистической линии преобразования общества.

Рвет Срубов бороду. Зубы стискивает Глазами огненными, ненавидящими, Каца хватает. По жилам обида серной кислотой. Не выдержал - вскочил. И бородой на него:

- Понял, ты, дрянь, что я кровью служил Революции. Я всё отдал ей, и теперь лимон выжатый. И мне нужен сок. Понял, сок алкоголя, если крови не стало.

На мгновение Кац, ПредГубЧК, превратился в прежнего Ику, посмотрел на Срубова ласковыми большими глазами:

- Андрей, зачем ты сердишься? Я знаю, что ты хорошо служил ЕЙ. Но ведь ты не выдержал.

И оттого, что Кац боролся с Икой, от того, что это было больно, с болью сморщившись, сказал:

- Ну, поставь себя на моё место. Ну, скажи, что я должен делать, когда ты стал позорить Революцию, ронять ЕЁ достоинство?

Срубов махнул рукой - и по кабинету. Кости хрустят в коленях. Громко шуршат кожаные галифе. На Каца не смотрит - выше. Увидел...

... портрет Троцкого...

...усмехнулся:

- Нет значит больше белых сорочек...

На столе у Каца две кожаные фуражки.

Срубов с хитрой, ядовитой улыбкой к Кацу:

- Гражданин ПредГубЧеКа, я ещё не арестован? Разрешите мне выйти в клозет?

И не дождавшись ответа в дверь.

На столе остались две фуражки.

Сцена 104. Коридор ГубЧК. Интерьер. День. Лето.

Срубов по коридору почти бегом. Мимо дверей, мимо часовых на каждой лестнице. Мимо снующих сотрудников и редких посетителей.

Сцена 105. Кабинет Срубова. Павильон. День. Лето.

А Кац, опять из Ики ставший Кацем, ПредГубЧК, краснеет от стыда за минутную слабость. С силой крутит ручку телефона:

- Коменданта... Товарищ Седов? Товарищ Кац на проводе. Есть ли у нас свободная одиночка... спасибо.

Закуривает. Ждет Срубова. Садится поудобней и спокойно подписывает бумагу.

Постановление на арест Срубова.

Сцена 106. Улица у дома Срубова. Натура. День Лето.

Расталкивая прохожих Срубов налетел на дверь дома. Распластался на ней. Потом отпрянул, рванул ручку и ворвался в дверь двухэтажного деревянного дома.

Сцена 107. Квартира Срубова. Павильон. День. Лето.

Вдруг неожиданно, как несчастье черная непроницаемая стена заслонила дорогу. Обернулся отчаянно.

За спиной двойник. Хватает ртом воздух, как рыба и рожу корчит.

Страха перед двойником не было. Топор от печки сам прыгнул в руку.

И со всего маха двойника по лицу. Наискось от правого глаза к мочке левого уха. А двойник, дурак, еще в последнюю секунду захохотал. Трюмо с грохотом рассыпалось...

...по полу блестящими кусками.

Осталась голая стена с рамой от зеркала.

Срубов обернулся к стене, рычит:

- Напрасно пытаетесь поставить меня к стенке!

И топором по стене.

- Расстрелять меня не удаться!

Осыпалась штукатурка.

- Пусть думают, что я раздеваюсь, а я её сейчас топором и убегу!

Желтый бок бревна, щепки летят. Еще и еще щепки летят.

Сзади в дверях белое лицо матери.

- Андрюша! Андрюша!

Щепки летят.

Топор соскочил с топорища.

Срубов зубами, когтями грызет стенку.

Появился квартирант Сорокин, тянет его за плечи:

- Андрей Павлович, Андрей Палыч, что вы делаете?

Срубов обернулся. Пристально, по-чекистски, смотрит в глаза маленькому черноусому человеку. Гордо, с достоинством, поднял Срубов голову:

- Попрошу, во-первых, не фамильярничать, не прикасаться ко мне с грязными ручищами...

- Чистые у меня руки, Андрей Палыч, чистые...

Тянул его за плечи от стены Сорокин.

- У всех руки грязные, у всех!

Твердо ответил Срубов:

- Во-вторых, запомните - я коммунист и никаких христианских имен, различных там Андреев Блаженных и Василиев Первозванных... не признаю... Да... да... если вам угодно обращаться ко мне, то, пожалуйста. Мое имя - Лимон.

Сразу как-то осунулся, ослаб, и сел на порушенное трюмо:

- Угорел что ли?

Повернулся к квартиранту. Глаза его стали осмысленными:

- Товарищ Сорокин. На автомобиле бы покататься. А?

Сорокин захлопотал:

- Конечно, конечно, товарищ Лимон. Один секунд всё организуем.

И выскочил из комнаты.

Мать стоит рядом, гладит по голове и улыбается:

- Прокатись, Андрюша, прокатись, родной.

Сцена 108. Улицы города. День. Лето.

Ехали не на автомобиле, как того хотелось Срубову, а на протертой пролетке, да и ту тащила какая-то заморенная кляча. Срубов навалившись на Сорокина вещал:

- Сорокин, вы знаете: я ведь с механического завода. Рабочий. Двадцать четыре часа в сутки.