Волчья шкура - Борис и Ольга Фателевичи

Завтра покрасневший нос этой зареванной мышки придет в норму. Чем-то она должна его припудрить? И губы подкрасить? Нет, ничего лишнего, как нет в квартире ни одного предмета, говорящего о присутствии мужчины или хотя бы о том, что он время от времени появляется.

В коридоре Анчар прислушался. В комнате тишина. Остались еще две закрытые двери. Он толкнул ближайшую.

Крохотная комната. Диван, застеленный тонким покрывалом. Тумбочка, на ней будильник и ночник. Шкаф, почти такой же старый и облезший, как у него на балконе. И опять никаких женских штучек, кроме халата на крючке за дверью. А Анчар, было, подумал, что это комната мальчика, и удивился: хозяйка по-спартански сына воспитывает, ни тебе игрушек, ни книжек, ни мячика в углу.

Осталась последняя дверь. Анчар заглянул в щель, раскрыл дверь шире и замер на пороге. Вот это да! И тут игрушек нет. А книг — море, как в библиотеке: на русском, на иврите, на английском. Вон, стопка, в углу за шкафом, на арабском. И не сказки-раскраски, а всё справочники, словари. Учебники по истории древнего мира, история и география Израиля… На двери, на дверцах шкафа, на левой стене — карты, прилепленные клейкой лентой низко, как для лилипута. Или ребенка-дошкольника… Анчар прошелся вдоль стены до окна: политическая карта Израиля, географическая, древний Израиль, древний Египет…

Детская кровать стоит под окном в торце комнаты, она тщательно застелена, видно, что не ребенком. Вдоль третьей стены — письменный стол. Анчар решил, что он сделан по заказу: ножки короткие, под детский стульчик, а сам длинный, как стеллаж. На нем — и стопками, и раскрытые — книги, тетради, атласы. Компьютер посередине, принтер и еще какие-то приборы. Между столом и дверью поместились книжные полки, тоже прикрепленные так, чтобы ребенку удобно было дотянуться до самого верха.

В комнате очень чисто, ни пылинки. Но заметно, что тот, кто убирал, постарался не сдвинуть ни листика, ни книжки с места, чтобы нечаянно не нарушить порядок, понятный и привычный для хозяина. Так аккуратно и ловко убирает вышколенная домработница в кабинете придирчивого и раздражительного ученого, чтобы было быстро и чисто, старательно обходя разложенные для работы книги, документы и записи. Очень странная комната для пятилетнего малыша…

И вправду, особенный у нее сынок!

Анчар прошел на кухню. Кухня, как кухня, без вопросов. Такая же бедность, как в ванной и в комнате хозяйки, уже не вызывала недоумения. В одну только детскую была вложена не одна тысяча шекелей, тут не до жиру… Как ни выкручивайся, не будет у одинокой матери-швеи денег на себя при сыне-вундеркинде!

Найдя объяснение тому, что увидел, Анчар успокоился. Он наполнил чайник водой из-под крана, включил его, из холодильника достал сыр, масло, хумус. Что-то было в кастрюльках и накрытых крышками мисочках, но Анчар решил не углубляться в хозяйские припасы. В шкафчике он нашел жестянку с печеньем. На вкус — как домашнее, как мама пекла. Хлеба нигде не было. Анчар открыл рот, чтобы спросить, где хлебница, да, махнув рукой, вынул батон из своего пакета. Упаковку колбасы и коньяк, что он купил на ужин, тоже перенес в кухню. Рюмок в хозяйстве не водилось, можно было и не искать, поэтому Анчар разлил коньяк в чашки. Зато поднос, стоявший на полке над столом, мог украсить любую кухню: овальный, вместительный, расписанный цветами и птицами, с удобными ручками по обе стороны. Анчар легко представил, как хозяйка наполняет его всякой вкусной всячиной и относит в комнату маленькому ученому. Интересно, самой-то что-нибудь перепадает, или ест, что придется?

Ловко управляясь с ножом, Анчар сделал бутерброды с сыром и колбасой, разложил их на тарелке, заварил чай; поставил чашки, тарелку с бутербродами на поднос, там же поместил коробки с хумусом и маслом и отнес в комнату. Столик с подносом подвинул к дивану.

— Меня Андреем зовут.

— Ирина…

Анчар поднес к губам Ирины чашку с коньяком.

— Давай, тебе сейчас нужно. Пей, как лекарство.

— Не могу, у меня на спиртное аллергия.

Взгляд ее стал осмысленным, хотя руки еще дрожали.

— А я выпью.

Выпил, закусил бутербродом с колбасой.

— Как пацана зовут?

— Миша.

— А фотографии есть?

— Нет, он не хотел фотографироваться.

И опять застыла.

— Так, пять лет, зовут Миша, фотографии нет. Ну, хоть особые приметы? Родинки, шрамы, что-нибудь еще?

— Есть.

— Что? — Анчар вздохнул с облегчением, хоть на вопросы реагирует.

— Фотография есть. В моем украинском паспорте.

— Давай сюда.

Ирина обрадовалась, что можно кому-то подчиниться, и это привычное чувство принесло ей облегчение. Он, этот Андрей, знает, как и Миша, что делать. Он найдет Мишу, обязательно найдет, и опять все будет, как прежде, просто нужно его слушаться. А пока нет Миши, она сделает все, что ей скажет Андрей. Отчаяние отступило, появилась надежда.

Анчар глянул на фотографию и вспомнил маленькие белые ручки, которые ловко подбирали монетки с асфальта. Лицо мальчика на фотографии было таким же белоснежным.

— Слушай, а почему он в темных очках? Слепой, что ли? И как ему разрешили в них фотографироваться?

Ирина улыбнулась уголками рта.

— Нет, не слепой. Просто фотография не выходила, когда он был без очков. Что только ни делал фотограф, пока не додумался, отчего пленка засвечивается. У Миши оказался какой-то редкий дефект зрения. Пришлось побегать, чтобы специальное разрешение получить. Намучилась я — ужас как! Никто не хотел брать на себя ответственность. Вот и справка в паспорте.

Чиновники в ОВИРе ответственность брать не хотели, а взятки гребли с удовольствием. Сколько Ира им заплатила, уже имея справку! Миша велел денег не жалеть.

Анчар покрутил справку из офтальмологического центра с десятком печатей под диагнозом на латыни и вздохнул: ну и вундеркинд! Все время преподносит новые сюрпризы.

И вообще, что за чудеса в этом Од а-Шароне творятся! Среди бела дня тут пропали два мальчика, а на улице до сих пор тихо, ни полицейских сирен, ни патрулей. По всем правилам полиция должна уже прочесать все улицы. И объявлений по телевизору нет. Ладно, Ирина до полицейского участка не добралась, но у того, первого, должны быть родители? Теперь выходит, что оба одинаково приметные, с невиданно белой кожей. Хотя тот, первый, постарше будет, школьник, наверное.

Вдруг он замер. Необъяснимое чутье разведчика-спецназовца не могло подвести. Да где же оно раньше-то было?! Таких совпадений быть не может, но нужно проверить.

— Скажи, Ирина, а как он, твой Миша, выглядит? Не старше ли своих сверстников? — спросил и замер, ожидая ответа, и не сомневался в том, что услышит.

Ира удивилась, откуда он знает, незнакомый человек? На фотографии Миша еще двух нет. Это он позже, уже в Израиле, начал расти и развиваться не по дням, а по часам, гораздо быстрее, чем другие дети, поэтому им часто приходилось переезжать с квартиры на квартиру. Когда мальчик чувствовал изменения в себе, он предупреждал Иру о том, что нужно готовиться к очередному переезду, чтобы не вызывать недоумения соседей.

Сейчас он был гораздо крупнее сверстников-пятилеток, поэтому новым соседям Ира сказала, что ему семь лет, восьмой. А в школу не ходит, потому что, видите, какая у бедняжки нежная белая кожа? Это не заразно, наследственное, от отца. Он и умер так рано из-за нарушения обмена веществ, и за Мишу она опасается. Учится он дома по специальному разрешению и ходит на консультации к частному учителю. Соседи сочувственно поцокали языками, покивали головами, но во взглядах их легко угадывалось недоверие, и Ира подозревала, что детям своим на всякий случай они наказали держаться от Миши подальше. Вот почему во дворе их сторонились, хотя при встречах все приветливо улыбались. И с Мишей дети не пытались подружиться, хотя никто его не обижал.

Она постаралась подобрать слова, чтобы не сказать лишнего, о чем потом пожалеет.

— Мальчик много гуляет, ест хорошо, растет, может, возраст такой. Ему многие дают больше пяти лет, — пожала плечами Ира, но посмотрела на Андрея, поняла, что он ждет он нее более определенного ответа, и решилась. — Да, Андрей, только не пойму, как ты догадался? Миша выглядит старше семилетних. Его легко принять за школьника.

Анчар усмехнулся. Нюх он не потерял, это хорошо. Теперь можно сказать, что он берется найти мальчишку. Все стало на свои места.

— Ладно, найду твоего пацана, если будешь меня слушаться.

Ира смотрела на Андрея, и не могла поверить: впервые за годы жизни с Мишей она не чувствовала себя рабыней. Рядом с ней случайно оказался мужественный, надежный, волевой человек. За его решением, хотя оно было принято в одну минуту, стояли сила, опыт, и уверенность в своих возможностях. И если ему нужно ее послушание, она будет послушной, но, как свободный человек, добровольно и ответственно.