Следствие продолжается - Кира Измайлова

— Вы о живописи? — догадался тот. — О, ну что вы, я не профессиональный художник, но стараюсь сохранять навыки. К тому же, это очень успокаивает: марины, городские виды, триумфальные арки… Совершенно безобидное хобби для правителя, как я считаю.

— Более чем, — серьезно сказал доктор. — Да и прокормиться можно, если вдруг… перевернут.

— В смысле? — не понял Дэвид.

— В смысле революции, — пояснил тот. — На классику всегда найдется покупатель, не то что…

Он кивнул в ту сторону, где суета, достигнув апогея, понемногу улеглась. Теперь там стоял мольберт, за которым в картинной позе расположился усатый господин. У планшира стояла кудрявая брюнетка, элегантно придерживая шляпку и элегически глядя вдаль.

На холсте уже что-то красовалось, а живописал господин — тут Дэвид проморгался, но видение никуда не исчезло, — собственными усами!

Карл поморщился и отвернулся.

— Не любите современных течений в искусстве? — спросил следователь.

— Как сказать… — задумчиво ответил тот. — Многие полагают, что дон Фелипе — гений, но у меня, к сожалению, от используемых им цветовых сочетаний начинают болеть глаза.

— У меня тоже, — созналась Каролина.

— Жуть! — вынес вердикт Сидельских, ненадолго выглянув из-под шляпы. — Это вообще кто?

— Дон Фелипе, — повторил Карл. — Если полностью: маркиз Вероника де Буполь.

— Как это? — удивился Дэвид.

— Не хотелось бы сплетничать…

— А мы и не будем сплетничать, мы выслушаем ценную информацию, — успокоил Руперт, которому, похоже, тоже было любопытно.

— Ну, раз так…

Дэвид слушал, приоткрыв рот от удивления. Выяснялись поразительные вещи: усатый господин, тогда еще не бывший настолько усатым, какое-то время подвизался в роли кочегара у маркизы Вероники де Буполь, дамы крайне предприимчивой и богатой — среди ее владений числились завод, две газеты и даже конюшни.

— Телеграфисты от нее уже прячутся, а некоторые даже плачут, — сообщил Ян. — Она каждый день по три десятка телеграмм дает, не доверяет управляющим…

Итак, маркиза была вполне довольна кочегаром, до такой степени, что даже взяла его в мужья (больше, судя по всему, никто не соглашался — боялись). Казалось бы, все получили, что желали: дон Фелипе — титул и деньги, а маркиза — постоянного искусного кочегара несомненных достоинств. И всё было бы прекрасно, если бы в один далеко не прекрасный день Вероника не застукала своего благоверного в обществе нескольких хорошеньких девиц — якобы за уроком рисования.

Разразилась страшная буря, но до развода дело не дошло — на такой позор маркиза идти вовсе не собиралась. Одно дело — немного поторопить загостившегося на этом свете супруга (собственно, поэтому маркизу и обходили стороной — нескольких мужей она уже похоронила), и совсем другое — развод!

— То-то она, наверно, госпоже Кисленьких бы завидовала, — хмыкнул Берт. — У нее-то мужья сами мрут…

— Ну и ничего смешного, — деланно обиделась Каролина.

Несчастный дон Фелипе все-таки сумел убедить грозную маркизу, что в самом деле занимался рисованием, а она — не позволила ему об этом забыть. В конце концов, одно дело — быть супругой кочегара, и совсем другое — настоящего гения! За титул следовало расплачиваться, и вскоре полотна дона Фелипе прогремели на весь мир.

Вероника тщательно создавала образ гения живописи. Он экстравагантно одевался, еще более экстравагантно вел себя, ну а уж о его манере писать собственными усами вместо кистей не слышал только вовсе уж далекий от искусства человек! Усы эти стараниями маркизы были объявлены национальным достоянием их небольшого государства, ну а сам «художник» быстро распробовал вкус славы и действительно стал считать себя прекрасным живописцем.

— Фелипе! — раздавались команды Вероники. — Не используй так много берлинской лазури, у тебя снова посекутся усы!

— Да, дорогая! — отзывался тот.

— Вот, собственно, и всё, — заключил Карл историю гения. — Разумеется, маркиза следит за доном Фелипе денно и нощно, потому что этот ее проект — существенное вложение капитала, и ей вовсе не хочется, чтобы с усами мужа что-то случилось. Видите, кстати, пластырь у него на щеке?

— Ага, — ответил Ян. — Что, порезался, когда брился?

— Он так и говорит, — подтвердил молодой человек. — Но дело в том, что за обедом стюардесса имела неосторожность промокнуть салфеткой ус дона Фелипе, который случайно соскользнул со специальной подставки и угодил в суп. И вот — результат…

— Да, маникюр у маркизы знатный, — подтвердил Берт. — Тяжела жизнь гения!

— И окружающих, — добавил Карл. — Повторяю, себя я художником назвать не могу, но классическое образование, знаете ли, помогает разбираться кое в чем. И дона Фелипе, на мой пристрастный взгляд…

— Следовало бы повесить, — громыхнул поручик.

— В каком смысле, уважаемый Вит-тяй? — поинтересовался Бессмертных.

— В прямом, как у нас в Беарии таких вот мазил вешают.

— Да? Я прежде не слыхал, чтобы у вас преследовали людей искусства!

— Кто ж их преследует? — удивился поручик. — Пусть себе рисуют, сколько угодно! Пейзажи вот, как этот господин, портреты… только чтоб нос не за ухом был, а то самому живо уши оборвут. Или повесят. Был один случай…

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Бессмертных. Судя по всему, Топорны тоже заинтересовался неизвестным ему доселе способом казни.

— Ну, стало быть, жил у нас скульптор один, — обстоятельно начал Вит-тяй. — Поначалу ничего, делал статуи как статуи, даже с портретным сходством. Только раз от разу все больше и больше. Ну и когда он захотел Его императорскому величеству подарить его статую, решили, что надо с этим что-то делать.

— А что такого? Императору нельзя дарить статуи? — удивился Дэвид.

— Я объясню, — встряла Каролина. — Я слышала эту историю. Понимаете, это была такая статуя… там папенька был представлен в образе витязя в медвежьей шкуре, только почему-то полосатой. И она была в три папенькиных роста высотой…

— Тогда понятно, — кивнул Руперт.

— В каменоломни его отправлять не рискнули, — продолжил Вит-тяй. — Мало ли, что он там еще… сваяет! На лесоповал — тоже, вдруг бревна попортит? Ну и повесили. И решетку стальную поставили, чтобы не вылез. Так и висит.

— Погодите, я что-то не понял, — нахмурился Бессмертных. — До сих пор висит?..

— Ага, выбраться пытается, но, говорю же, решетка там!

— Там — это где? — задал наводящий вопрос следователь.

— На портрете, — пояснил поручик. — Позвали придворного художника, тот комнату нарисовал, всё чин по чину, туда скульптора и засунули. И на стенку повесили.