Неизвестный Олег Даль. Между жизнью и смертью - Александр Иванов

Меня это удивляло.

— Нет-нет-нет-нет-нет… Я работаю. У меня это, это и это. Я буду сам. Сам.

А потом, когда время позволяло, он себе тоже немножечко «позволял», но свой недуг на самотёк не бросал. Я это точно знаю, потому что мы с ним много на эту тему говорили. Он себя всё время держал. Как только его немножечко «понесло», он опять шёл к врачам, «зашивался», опять брал себя в ежовые рукавицы. Вот то, что касается распространённых в нашем быту разговоров: «Ай, как Даль пил!!! Ай-яй, ка-а-ак он пил!..»

Ведь, опять же, только в нашей стране судят о человеке до сих пор по анкете. Это же вообще нонсенс. Ну, где ещё это может быть?! Я всегда на это говорю: а как он работал?! Как же это можно говорить? А вы посмотрите, какие работы! И когда же он успевал пить-то?! Он снимался почти всё время, уже не говоря про театр. А в театре — извините. Ну, сто пятьдесят грамм выпьешь — и ещё ничего, если роль у тебя крепко сидит, а если больше — уж не зрителям, так партнёрам будет ясно, что ты поддатый, — и сразу на тебя будет заведена «закладная» бумага. Театр этого не любит… И вообще на сцене невозможно в пьяном виде работать, а уж в кино — тем более. Где это вы увидите Даля на экране под хмельком? Да нигде и никогда. Когда же он пил-то? Когда умудрялся? Очевидно, в паузах. Были какие-то паузы, и он давал душе свободу, снимал эту нагрузку. И кто его будет снимать при нашем беспроволочном социалистическом ханжеском телеграфе? Тут же везде «прославят»! А Олега снимали всё время. Не возьмут, если актёр где-то сорвал раз, два, — сразу раструбят по всем киностудиям страны. Да, хороший, талантливый, но рисковать не будем. Сорвёт всё к чёртовой матери! А Олега снимали, и это, опять же, не про то, что я пытаюсь его как-то «обелить постфактум», — нет. Это профессионализм. Он был профессионал высокого класса и знал, где он может себе позволить, а где — ни-ни. И он это чётко соблюдал. Я это видел и никогда в этом не сомневался. Вот то, что касается этого распространённого мнения о нём.

Но вернёмся опять ко временам нашей молодости. Во всех наших «дружеских попойках», гульбищах Олег всегда проявлял недюжинную фантазию. То он ночами предлагал сделать заплыв по лунной дорожке, благо море было рядом. Недели две мы ходили, как дураки, и он всё нас уговаривал рвануть ещё раз по лунной дорожке. А с другой стороны, как проплывёшь, так, во-первых, красиво, а во-вторых, выходишь уже нормальный и трезвый. Идёшь спать, а утром — встают все хорошо. Ну, это шутка… Он всё время придумывал какие-то розыгрыши и развлечения. С его подачи совершали поездки за город в ещё не тронутые по тем временам места. Однажды мы поехали в Аккерман, в Белгород-Днестровский — крепость там потрясающая, а тогда она ещё была в хорошем состоянии. Крепость XII века, по-моему. Когда-то это было русское владение, потом она была под турками, которые её перестроили. Это самая настоящая средневековая крепость: со рвами, с мостами, а турки выстроили там ещё и минарет. Вот Олег нас и вытащил. Говорит:

— Поехали, я про это место слышал…

— Да брось ты, киселя месить по жаре…

— Ну, поехали! Там хорошо! Там море тоже… и лиман… Ну, поехали…

В общем, поехали. Мать честная! Такое ж действительно только на древних гравюрах можно увидеть! Вот такую фантазию он всё время проявлял тогда.

Теперь несколько слов относительно «Чёрного котёнка». Это была одна из двух новелл (точно не помню, сколько их было) в мосфильмовской картине детской тематики, которая называлась «От семи до двенадцати». По сюжету мы там с Олегом не совпадали, и он приезжал на эти съёмки очень коротко, наездами. Натура снималась в 1964 году в Ялте, по-моему, и как раз в Белгород-Днестровском. С Олегом в те дни мы особенно не общались. У него там совсем маленькая роль — один-два съёмочных дня, и мы с ним несколько раз сходили вместе на пляж. Снимала «Котёнка» очень хороший режиссёр — Катя Народицкая, к сожалению, рано ушедшая. А фильм очень милый был… и остался. И Олег очень хорошо сыграл замученного абитуриента, которому не дают готовиться к экзамену. Вроде, на одной краске, но это было настолько убедительно! В общем, так действительно в жизни и бывает: нужно срочно подготовиться в институт (а по тем временам поступить было очень трудно), поэтому он весь такой озабоченный и всё его раздражает, а тут ещё быт лезет, семья. Актёры там играли тоже очень хорошие. Например, Зоя Семёновна Фёдорова, изображавшая его бабушку. Но теперь не спросишь уже… Ни Фёдоровой нет, ни Олега… А автор была Агния Барто. Я с ней много общался, потому что на съёмках мы жили на одной квартире. Интересная была бабушка… По-моему, она была очень довольна тем, как мы играли. Это то, о чём я уже говорил: когда точно подобраны актёры, то из любого… хм… можно сделать конфетку. И «Первый троллейбус» — тоже тому пример. Фильм этот критика разнесла и, в общем-то, правильно: он весь был на цитатах, лозунгах… и всё равно смотрелся. Но сейчас-то всё это смотрится по-другому — очень весело, как пародия на те времена.

Олег очень любил на съёмках вставлять в текст сценария всякие посторонние слова. Все мы относились к этому иронически, а Олег ещё и с какой-то издёвкой. Режиссёр дёргался:

— Олег! Стоп! Ты что говоришь?! Ты что это за чушь тут такую несёшь?! Ты что это?!!

— Кто? Я? Вы что, Исидор Маркович… Я говорю точно по тексту!

— Ну, что же я, глухой, что ли?! Вот запись! Ты что?!

— Исидор Маркович, ничего подобного я не говорил. Вот ребята, мы все тут вместе…

Мы:

— Исидор Маркович, да вы что! Он ничего не говорил…

— Да? Ну, значит, послышалось… Давайте ещё раз.

Олег опять это же «лепит»:

— Стоп!!! Ну, вы что, в конце концов! Ничего не слышите, что ли?! Вы посмотрите, какую он ахинею несёт!!! Ведь это же вообще чёрт его знает что! Антисоветчина какая-то!

— Исидор Маркович, да ничего такого нет. Он говорит точно по тексту.

«Оскорблённый» Олег уже молчит, стоя в стороне. Потом:

— Исидор Маркович, ну когда это кончится?! Если не так — ну, замените меня. Ну, вырежьте! Но хватит придираться-то… Ну что ж вы так мелочитесь?

То есть разыгрывали просто по-страшному. И бедный Анненский говорит:

— Ну, что же такое… У меня что, галлюцинации слуховые, что ли?

Мы:

— Да, Исидор Маркович! У вас уже галлюцинации.

— Ну… ладно… Тогда ладно…

И понурый, махнув рукой:

— Говорите, ладно! Значит, у меня галлюцинация. Раз вы все повторяете, что он этого не говорит, а я это слышу, значит, у меня галлюцинации.

Вот так разыгрывали. Ну, там всё было. Естественно, разыгрывали друг друга — это уж само собой. Но никогда это не было обидно.

Я тоже люблю делать всякие зарисовки с натуры, потому что мы частенько (или наши товарищи) попадаем в смешные ситуации. Ты это всё видишь и потом рассказываешь как зарисовку. Люди, у которых немножко больное самолюбие, обижаются. Смотря ведь как рассказывать… Если ты рассказываешь смешную ситуацию, в которую человек попал и вёл себя в ней, в общем-то, смешно и алогично, это действительно вызывает смех, но если ты рассказываешь, как он себя вёл отвратительно, позорно или в каком он был свиноподобии — это оскорбительно. А в нашей компании этого не было. Мы друг друга разыгрывали и подмечали друг за другом именно смешные черты алогичного проявления характера. Сейчас трудно уже это вспоминать. Так… прорезаются вдруг какие-то моменты — вот сейчас вдруг вспомнил, как Олег очень смешно переиначивал сценарный текст.