Умозрительная психология - протоиерей Фёдор Голубинский

языческом, найдем эту заботливость о лучшем, это недовольство совести. Чем более человек успевает в нравственной жизни, тем более совершенств открывается ему в идеале, который он носит в глубине духа своего. Сколько ни усиливается он обуздать чувственность, самолюбие и водится только любовью, но не может не чувствовать своего бессилия осуществить в жизни идеал совершенства, наконец приходит к тому убеждению, что он своими силами не может укрепиться в добре, а необходимо должен ожидать помощи от Всевышней Силы. Таким образом, душа, устремляясь по всем этим направлениям и не находя себе удовлетворения в предметах ограниченных, побуждается предполагать и находить то только в Существе Бесконечном. Из этого открывается, из каких частных направлений слагается коренное стремление к Бесконечному и какие более определенные свойства предполагает оно в этом Существе. Разрешаясь на частные виды, это стремление побуждает человека признавать в Бесконечном Существе Виновника и Правителя жизни: по пути познания заставляет искать истины и умудрения в Нем одном, признавать Его источником и первообразом истины и премудрости; по пути нравственной деятельности, когда человек бывает недоволен злом, которым увлекается, и недостатком совершенства, заставляет искать в Бесконечном Существе истинного добра, как в источнике благости и святости; наконец, когда человек чувствует расстройство своих сил, недостаток чистой радости, стремление к Бесконечному направляет его искать постоянной и невозмущаемой радости там, где бы он соединен был с истинно-прекрасным, достолюбезным предметом и сам ощущал от того стройное течение жизни, – короче, заставляет искать истинного и полного блаженства в Боге, как источнике блаженства. Эти коренные стремления души нашей к Богу, как источнику всякого блага и успокоения, живо чувствовал блаженный Августин, когда восклицал: «Ты сотворил нас для Себя, и сердце наше остается неспокойным, пока не успокоится в Тебе».

Итак, глубочайшая, основная сила души заключает в себе непосредственную уверенность в бытии Существа Бесконечного, выше и совершеннее которого нет и не может быть представлено никакое другое существо; далее, с этой уверенностью нераздельно соединены начала познания о самых свойствах этого Существа, о жизнедательной силе и верховном владычестве Его, о высочайшей премудрости, святости и красоте; вместе с этим нераздельно влечение к Нему, по которому душа побуждается благоговеть перед Ним и стремится, как бы тремя потоками, к соединению с Ним, имея несомненную надежду найти в Нем удовлетворение высшим потребностям своей природы. В этом, сколько можно обнять мыслью, состоит все, что содержится в основной силе души нашей, которая у Платона и Учителей церкви, например, Климента Александрийского, Оригена, Антония Великого, Григория Назианзина и других, называется умом (νοῦς), у некоторых же духом (πνεῦμα). Мы удерживаем первое название. Впрочем, идея ума собственно есть единая, нераздельная идея Божественного; только в приложении к совершенствам Божиим, открывающимся в творениях и соответственно троякому направлению сил души нашей она является в тройственности – в идее высочайшей премудрости, благости и красоты, что́ разумел и Платон, когда представлял Сократа говорящим (разг. Федр) эти слова: «душа более всех существ имеет участие в Божественном, Божественное же является, как прекрасное, премудрое и благое». В этом отношении ум есть способность более теоретическая. Ибо вера, или уверенность в невидимом есть нечто созерцательное, – она есть некоторого рода неясное зрение. Потому лучшие из философов, имея в виду это совершенство ума – веру или ведение, называли его внутренним оком. Так Григорий Назианзин говорит: νοῦς έστί ὂψις, ένδος, ου περίγραφος, Макарий называет его νουν ηγεμονικόν ὁρῶμντα θειον (бесед. XXX); Антоний Великий говорит: «зрение тела – в очах, зрение души – в уме (гл. 118); око взирает на видимое, а ум созерцает невидимое (гл. 128); и ум, находящийся в чистой и боголюбивой душе, истинно видит Бога нерожденного, невидимого и неизреченного» (184). Платон еще прежде о силе ума говорил: «В каком отношении в видимом мире находится к глазу и к видимым предметам солнце, в таком же отношении в умопостигаемом мире находится к уму и умственным предметам самобытное существо. Как солнце есть причина не только того, что мы видим вещи в свете, но и того, что они растут и происходят: так и Благо (т.е. Бог) имеет такую силу и красоту, что не только бывает причиной знания для души, но и сообщает истину и бытие всему, что есть предмет знания. И как солнце не есть само ни зрение, ни зримое, но стоит выше того и другого, так и Благо не есть только знание или истина, но превыше их обоих, и оба не суть самое Благо, но только подобны благу (ἀγαθοειδή)». (Республик. 7. 517).

Но сила ума не есть только теоретическая, – она имеет практическое влияние на другие силы души, дает всем им направление, порождает в них стремления, сосредоточивающиеся к одному предмету. Ум, как коренная сила души, есть действующее из самого себя начало истинного одушевления для всех наших способностей. Итак, нужно рассмотреть действование ума из самого себя и показать влияние его на все прочие силы души нашей, и, во-первых, на познавательные. Здесь различаем низшие силы познания – чувственность и воображение, и высшую – рассудок (intellectus). В чувственности, обращающейся к познанию внешних предметов, видно более отрицательное действие ума, состоящее в борьбе с ней. По мере того, как человек развлекается внешними чувствами, он забывает, что в нем есть ум. По мере же того, как он, отрешаясь от множества и разнообразия внешних впечатлений, сосредотачивается в самом себе, освобождается от мечтательных представлений воображения, разнообразия воспоминаний, по той мере он приближается к истинному средоточию духовной своей жизни – к силе ума. Но и в самых чувственных представлениях нельзя не видеть влияния ума, открывающегося в том, что к ним мы присоединяем представление об истинном, постоянном бытии вещей, недоступном для чувственных наблюдений, которые дают знать нам только о бывающем (το fieri), несущественном. Особенно же можно видеть действие ума во внутреннем чувстве. Действуя этими чувствами, человек отделяет себя от непрестанного прилива внешних впечатлений, находит и время и возможность входить во внутрь себя, отделять от своего я не только представления о внешних предметах, но и о внутренних своих действиях и состояниях, сознавать свое я как бы господином всего того, что собирается в душе, представлять свое я началом постоянным, неизменяющимся; в этом состоит деятельность самосознания. Но самосознание имеет основанием своим силу ума; потому что в том видно освобождение от ограниченности, чтобы, не увлекаясь приливом и отливом впечатлений снаружи, уединяться в самого себя, представлять себя, как самодеятельное начало всего того, что есть