Умозрительная психология - протоиерей Фёдор Голубинский

но не находит здесь успокоения навсегда. Есть, например, в человеке темное представление о неограниченном могуществе, отсюда происходит некоторое благоговение к силе, обнаруживающейся в действиях огромных и поразительных и благодаря тому приближающейся к его представлению о силе неограниченной. Такое чувство господствовало во многих древних религиях, пока понятие о Божественной премудрости и благости не совсем были уяснены. Тогда человек, обращаясь к природе и примечая в ней действия мощные, не останавливался на них, но восходил к силе, производящей их, думал, что это и есть предмет, соответствующий его представлению о бесконечном могуществе, предполагал в явления мира дух живущий, всесильный, и поклонялся ему. Но скоро человек должен был признать много таких сил и, следовательно, много предметов поколения; а от этой рассеянности по предметам, чувство благоговения дробилось, бесконечность исчезала; поэтому, чтобы снова найти Бесконечное, обращался наконец к Высочайшей силе, к могуществу Существа Верховного, Вседержащего.

Возьмем другие стремления, например, к радости, к блаженству, и здесь увидим тот же путь. Имея в сердце чувство и в уме идею чистой, непреходящей радости, для которой пищей должна быть истинная гармония жизни, человек думает найти в ограниченных существах предмет, соответствующий чувству и идее, и за этот предмет принимает то, что встретилось, что с особенной приятностью подействовало на его чувства, мечтает насытить свое сердце радостями земными. В первые минуты обольщения кажется ему, что он нашел предмет нескончаемого наслаждения, но рано или поздно обольщение исчезает и, испытав много удовольствий грубых ли – чувственных, или благородных – духовных, но не тех, которые в Боге, наконец человек, утомленный напрасным исканием истинного и непреходящего удовольствия, оканчивает жалобным воззванием: все суета! – Возьмем ли стремление к любви, или к дружбе, мы видим, что человек сначала думает найти в любимом своем предмете все совершенства, каких желает, все черты прекрасного характера, о которых имеет представление: но и здесь скоро замечаются недостатки, которые возбуждают чувство неудовлетворения, по временам, неудовольствия; и дух начинает с беспокойством желать и искать нового и лучшего. Короче, везде и во всех сначала обнаруживается сильное желание и искание Бесконечного в конечном; а когда не находят его, является скука, томление и ожидание удовлетворения от другого. Значит, дух человеческий в конечных предметах искал не конечного. Вообще ни чувственные удовольствия, ни совершенства нравственные, усматриваемые в нас и в других, не могут дать нам успокоения. Итак, стремление духа человеческого имеет предметом своим Бесконечное, которое превыше всего существующего. Так доказывается потребность Бесконечного; но доказывается ли и возможность принять Его? С потребностью Бесконечного в духе нашем соединено ли представление о ее предмете, как действительно существующем? Есть мнение, что в нас есть только неопределенная потребность Бесконечного, а о действительном бытии и свойствах, которые отличали бы Его от всего другого, нет никакого свидетельства. Если бы таково было стремление к Бесконечного: то мы могли бы иметь совершенно превратное понятие о Нем. Но человек не только чувствует в себе потребность чего-то Бесконечного, но имеет предшествующую всем своим стремлениям к Нему уверенность, что стремится не к мечте, что потребность Бесконечного не есть только требование разума (postulatum), как думал Кант, но что предмет ее действительно существует. Человек ищет не своего только успокоения, но уверен, что, прежде нашего искания, существует Бесконечное, к соединению с которым он предназначен. Уверенность в действительном бытии Бесконечного также врожденна душе нашей, как и стремление к Нему, и не только уверенность в бытии, но в идее о Бесконечном есть темные представления и о свойствах его. Ибо, когда мы в своем искании Бесконечного обращаемся к многим предметам конечным, чтобы в них найти удовлетворение потребности Бесконечного, то сначала думаем видеть в них истинный образ искомого предмета; но обман проходит; душа, видя недостатки и несовершенства, примечает разнородность их с Бесконечным. Ограниченного в силах и совершенствах душа наша не может поставить на месте Существа Бесконечного и, при своем искании Его, встречая много предметов, которые не бесконечны, не признает их тем, чего ищет. Итак, при стремлении к Бесконечному, она имеет закон, по которому узнает свойства Его, отличает Его от существ конечных. Это есть идея о Бесконечном, как Всеблагом и Величайшем (idea de Optimo, Maximo, quo nec melius, nec majus aliquid cogitari potest). Иначе, чем было бы искание Бесконечного? Пустою игрою сил, или трудом без конца. Человек принимал бы за Бесконечное ограниченные существа, обращал бы к ним усилия без конца, чтобы найти в них то, чего нет. Это было бы хуже, чем ограниченность потребностей, которую замечаем в животных. У последних ограниченные потребности всегда полагают известные пределы их деятельности, из которых они не выступают. Но стремление совершенно неопределенное и неограниченное, как например, к удовольствию, не зная никаких законов, мчало бы человека, куда ему угодно, даже по направлению к злу, и не ограниченное стремление к одному также было бы сообразно с природой нашей, как и стремление к добру. Это была бы тяжелая клевета на нашу природу и на Творца ее. Итак, недостаточно предполагать в человеке только слепую некоторую жажду Бесконечного, надобно при этом признать в нем определенное, сознательное некоторое стремление к Нему. Мы согласны с Платоном (см. Филеб), который говорил: «нельзя желать неизвестного. Из болезненного ощущения голода не может родиться приятное представление о пище и насыщении. Одна потребность не говорит нам ничего о свойствах предмета, который удовлетворял бы потребности. И невозможно было бы открыть мысленный предмет (νοούμενον), если бы не было первоначально вложено в душу предчувствие его, некоторое гадательное предвидение свойств его. Так в глубине души нашей со стремлением к Бесконечному соединена уверенность в бытии Его и известное некоторое предчувствие, некоторое гадательное предвидение или представление (идея) о Его свойствах. В другом месте (ἒν Συμποσιῳ) Платон так объясняет происхождение любви (ἒρως), под которой должно разуметь не другое что, как стремление или любовь к Бесконечному. В лице Сократа он предлагает мифологическое сказание о том, что некогда, по удалении с Олимпа всех богов, остались там По́рос и Пения (богатство и бедность), от союза которых родилась любовь (ἒρως). Платон дает этому мифу такое толкование, что любовь к Бесконечному не могла бы произойти в человеке, если бы он был вполне богат и не имел нужды ни в чем; но эта любовь не могла бы произойти и от одного лишения; при совершенном лишении не было бы никакого представления о богатстве. Но как в духе человеческом нераздельно соединены богатство и лишение: богатство, по которому он есть образ Вседовольного и Всесовершенного и