Когда закончилась нефть - Андрей Егоров

— Хотите чаю? — спросил Губкин. Он заметил мое смущение и мягко, по-доброму, улыбался.

— Да, — сказал я, хотя чаю не хотел. Мне просто нужно было собраться. Но я тут же почувствовал во рту давно забытый вкус настоящего чая и повторил, с радостью отметив, что нежданная робость столь же внезапно прошла: — Было бы недурно.

Губкин поднялся и скрылся за дверью. Я огляделся. Купе выглядело нежилым. Постельное белье было уже убрано, лишь на перекладине у стены висело аккуратно сложенное полотенце. В вагоне было абсолютно тихо: возможно, профессор с полковником и теми двумя офицерами являлись его единственными пассажирами. Но при чем тут вообще военные? И кто ехал в зарешеченном вагоне?

Эти вопросы, откровенно говоря, меня не особо интересовали. После того, как уехали Катя и Олюшка, меня вообще мало что интересовало в жизни. Любимой работы не стало двадцать лет назад. Кому нужны программисты, когда нет промышленности, нет экономики, науки, нормальной системы образования? То, что от них осталось, вполне обходилось без компьютеров. А уж сельскому хозяйству — основной теперь отрасли — было и вовсе не до них.

К тому же — экономия во всем. Какие уж тут компьютеры-Интернеты и прочее баловство? Впрочем, мой древний ноутбук все еще работал. Аккумулятор давно не держал заряд, но от сети — когда в ней был ток — он по-прежнему исправно пахал. Жаль, не буквально. Пахать — в прямом смысле слова — было сейчас куда актуальней. Но я не умел пахать в этом смысле. А потому обучал, чему мог, местных детишек. Увы, их осталось всего трое. Двадцать лет назад в городе было три школы, а теперь он пуст и заброшен, люди перебрались ближе к земле — огородам, к озеру — рыбе, и лесу — грибам-ягодам и зверью-дичи. От двадцатитысячного населения осталось полторы сотни взрослых и трое детей. И один никому не нужный программист. Надо ли говорить, как я обрадовался, когда мне позвонил Губкин? Сам способ, которым он со мной связался, выходил за грани реальности. Из областного центра, который еще существовал за счет моря и рыбы, прибыла в первых числах июня подвода. Железной дорогой давно не пользовались, потому что не было паровозов, да и нечего было по этой дороге возить. А на лошадях, запряженных в старые, разбитые легковушки, мы раз-другой за год в центр выбирались. Так вот, подвода прибыла в начале лета; это был переоборудованный под гужевую тягу микроавтобус, запряженный двумя лошадьми. Автобус был милицейский, с облезлой синей полосой по белому борту, и поселок — без того малолюдный — тут же вымер. Как оказалось, напрасно, поскольку прибыли по мою душу. Но не забирать — да и за что, собственно? — а, напротив, чтобы мне кое-что передать. Спутниковый телефон! Я бы подумал, что это глупый розыгрыш, если бы не вытаращенные от подобострастия глаза областного начальника, который привез его лично. Через этот-то телефон я и пообщался впервые с профессором Губкиным. То, что он мне сказал, я тоже долго не мог воспринять всерьез. До сегодняшнего дня. Вот до этого самого момента.

— Кто заказывал чай? — вывел меня из раздумий жизнерадостный голос Губкина. Профессор вошел в купе, держа в одной руке два стакана в подстаканниках, а в другой — бумажный пакет.

— Извините, сахара нет, — сказал Губкин, поставив на столик стаканы. — Зато остались сухарики, — протянул он мне пакет. — Приятного аппетита.

Чай был остывший и плохо заваренный. Скорее всего, заварка использовалась по второму, а то и третьему разу. Но все равно, это был чай! Настоящий, а не суррогат из листьев брусники, иван-чая и прочих заменителей. Губкин, потягивая из стакана, улыбался и глядел на меня. Мне это не понравилось. Профессор заметил это и перевел взгляд за окно.

— Что это у вас там? Мельница? — Дернул он подбородком.

— Ветряк, — сказал я. — Местная электростанция. Смастерил один умелец.

— Вот как? А разве областной центр не снабжает вас электричеством? Там ведь, насколько я знаю, работают приливные станции.

— Снабжали. Но провода рвутся, подстанции выходят из строя. Первое время еще восстанавливали, но вот уже лет десять как бросили. Некому этим заниматься. Да и кому мы нужны?

— Лично вы нужны мне, — очень серьезно сказал Губкин и посмотрел мне в глаза, — И стране.

Он отставил в сторону пустые стаканы, поднялся, снял с багажной полки чемоданчик, достал из него лист бумаги и положил его на столик. Бумага была очень хорошей, белой и плотной, наверняка еще из старых запасов. На ней красовалась цветная карта. Точнее, фотоснимок, сделанный, судя по масштабу и охвату, из космоса. На меня снова повеяло ностальгией. Я бережно взял снимок в руки. Он показался мне знакомым. Ну да, вот наше озеро, вот — светлые точки зданий города, а вокруг — леса, сопки, болота, речушки… Какие-то цифры внизу снимка. Из них понятны только те, что означают дату. Июнь нынешнего года.

— Постойте! — Чуть не выронил я лист. — Вы хотите сказать, что это снято два месяца назад?..

— Ну да. Почему это вас удивило?

— Разве сейчас… запускают спутники?

— Нет, — печально помотал головой Губкин. — Но многие старые спутники, которые были запущены на высокие орбиты, еще летают. А некоторые из них продолжают работать. Вы ведь не удивились, когда мы говорили по спутниковому телефону?

— Удивился, — честно сказал я. — Но связь — это все же понятно…

— А разведка важна не менее связи, — понизил голос профессор. — Особенно — разведка полезных ископаемых. Тем более — нефти.

— Что? — поперхнулся я давно проглоченным сухарем. — Какой нефти, профессор? Ведь она же вся…

— Не вся! — резко перебил он меня. И более мягко добавил: — Надеюсь, не вся. Мы с коллегами высказали надежду, что зараза могла не добраться до полярных районов. И, похоже, мы не ошиблись.

Вот, — ткнул он пальцем в снимок, — это ведь то место, что вы описали в книге?

Я посмотрел, куда указывал палец. Это было Урочище Огненных духов, как называли его нееты. Четверть века назад я всерьез увлекался краеведением, изучал легенды коренной народности, которая и сама-то стала почти легендой. А в городе из неетов жили вообще единицы. С одним из них, Данилой Пахомовым, Данькой, мы даже стали друзьями. Я написал тогда книгу… Ну, не книгу, брошюрку, в которой описал и наш с Данькой поход к древнему Урочищу. Из-за нее-то и позвонил мне в июне Губкин. Он не скрывал, что ему от меня надо. Он хотел, чтобы я провел туда его. Только я не мог понять — зачем. И вот теперь…

Я кивнул.

— Да, это то место.

— Специальная аппаратура спутника, спектрографическая, в частности, сумела выявить в этом месте наличие живой нефти. Точнее, газов, сопровождающих ее залегание. Поверхностное, судя по всему, залегание. И, скорее всего, не в поровых коллекторах, а в пластовых залежах, возможно — попросту в свободном, так сказать, виде, всего лишь прикрытое вот этим, — пощелкал он по фотографии ногтем, — каменным колпаком. Вы представляете, что это значит?