Красное солнце валькирии - Елена Дорош

– Случайности не случайны. А в совпадения я не верю.

– И что мне теперь делать?

– Тебе лучше всего забыть об этой истории. Она затягивает, понимаю. Сама грешна. Но для начала вспомни, что по профессии ты бухгалтер.

– Да я и сама жалею, что не пошла на юридический.

– Все, что ни делается, к лучшему, – философски изрекла мама и стала щебетать на тему предстоящей поездки, к которой просто необходимо приобрести новый чемодан и желательно от «Американ Туристер», ведь по приезде ее будет встречать сам председатель оргкомитета. Наверняка захочет помочь, поэтому опозориться совершенно недопустимо.

Слушая маму, Софья вдруг вспомнила, что Протасов так и не удосужился выяснить, кто жил в его квартире раньше. И не просто, а лет сто назад. А эта информация может быть полезной. Он сам убеждал ее, что коробка была спрятана очень давно.

Надо только узнать, где именно находится место, в котором хранятся подобные сведения.

Утром, пока Иван еще спал, Софья заперлась в ванной и позвонила секретарше. Умная Света сразу ответила, что все выяснит, и в самом деле выяснила ровно через семь минут.

Все-таки нынешнее поколение живет и думает гораздо быстрее, не то что они. Софья впервые подумала о себе как о старухе и грустно хмыкнула. Да, летит времечко! Скоро сороковник стукнет, и нагрянет климакс. А у нее на данный момент ни мужа, ни ребенка. Есть над чем посокрушаться, покручиниться.

Она вышла на час раньше обычного и направилась по найденному Светой адресу.

Хорошо, что госслужбы начинают работать так рано. Вот она, подлинная забота о гражданах!

В кабинете конторы было несколько столов, и за каждым сидели занятые чем-то очень важным женщины. У всех уже были посетители, кроме одной, самой флегматичной на вид.

Сама не зная почему, Софья сразу окрестила ее Тетенькой.

Ну просто Тетенька, и все тут!

Софья присела к столу и кашлянула. Тетенька оторвалась от бумаг и медленно перевела взгляд на посетительницу.

Она представилась жительницей дома на Моховой и перешла к делу.

– Скажите, остались ли еще те, что живут в этом доме сто лет?

Тетенька медленно сняла очки и посмотрела на посетительницу с опаской. За двадцать лет работы она, конечно, всякого насмотрелась, но чтобы молодая, такая нормальная с виду женщина…

– Вы меня не так поняли, – спохватилась Софья и не смогла удержаться от смешка.

Вот уж ляпнула так ляпнула!

– Не долгожители, а семьи. Ну, например, несколько поколений жили тут всегда. Давно. Очень давно.

Тетенька незаметно выдохнула и опустила глаза. Все равно надо быть настороже. Мало ли для чего этой бабе информация могла понадобиться.

– Вообще-то дом всегда был жилым, так что данные сохранились. Не все, конечно. Во время блокады они не велись.

– Меня интересуют совсем давние. Начало прошлого века.

– Уж и не знаю. Но если время есть, я посмотрю в архиве. Дом известный. Можно сказать, памятник исторический.

– Время есть, – обрадовалась Софья и взглянула на часы.

Есть, но немного. Если просидит тут больше часа, директор бичует ее на площади.

Однако, несмотря на меланхолический внешний вид, Тетенька оказалась проворной.

– Вот. Нашла, – заявила она через двадцать минут. – Таких жильцов всего две семьи. Правда, одни тут в данный момент не живут. Квартирантов пускают, а сами где-то по заграницам. Путешествуют в свое удовольствие.

Тетенька обиженно поджала губы.

– А вот Муравьевы, те прописаны с тысяча девятьсот двадцать первого года и с тех пор никуда не подевались. В настоящее время в квартире проживает гражданка Кускова, прямая наследница Муравьевых. Ее тут все знают. Кличут бабкой Ильиничной. Вечно на скамейке у парадного сидит.

– Какой подъезд?

– Второе парадное. А дом под литерой «А».

– Спасибо вам огромное, – с чувством произнесла Софья и мысленно пожелала Тетеньке долгих лет жизни.

Найти бабку следовало немедленно. Возможно, этот путь ложный, но попытать счастья стоит. Вдруг повезет!

С некоторых пор она стала верить, что везучая.

– Вот и проверим, – прошептала Софья и прибавила шагу.

Сидящую на скамейке согбенную старушку в теплом пальто она заметила сразу и сказала своей везучести спасибо. Если бы еще бабка оказалась вменяемой и могла вспомнить хоть что-то!

Бабка Ильинична выглядела типичной питерской старушкой – в драповом пальто, ботах «прощай, молодость», зато в шляпке, чуть траченной молью, и с шелковым платком, кокетливо выглядывающим из-под воротника.

Опершись на лыжную палку, старуха сидела на скамейке, задумчиво глядя вдаль мутными подслеповатыми глазками.

Не зная, как завести разговор, Софья спросила, можно ли присесть рядом.

Бабка, нисколько не удивившись, ткнула возле себя, чуть подвинулась и поерзала, устраиваясь поудобнее.

– Вы не слышали, говорят, в этом доме знаменитый Колбасьев жил? – начала Софья.

Вот тут уж бабка метнула в нее подозрительный взгляд.

– У вас что, глаз нет? Или вы с другой стороны ходите? Ну так обойдите по Моховой. Там табличка висит. Кто такой Колбасьев и чем знаменит. Все честь по чести написано.

– Простите, я просто неправильно сформулировала, – торопливо поправилась Софья. – Я знаю, что Сергей Колбасьев жил в нашем доме, но…

– Кому Сергей, а кому Сергей Адамович, – перебила бабка и вздернула подбородок, хотя сразу было видно: рада, что нашлось с кем поговорить. – Соседом нашим был, пусть земля ему будет пухом. Сослан и замучен извергами, гореть им в аду!

Бабка перекрестилась. Софья замерла.

– А какой сосед был! Маменьке моей по ее малолетству все конфетки приносил. Сам недоест, а ее угостит. Дитю глюкоза нужна, говорил! Умный был до самой невозможности! Спать, правда, мешал, тут уж не утаишь. Как начнет громыхать своей музыкой, так хоть святых выноси! Матушка рассказывала, что соседи креститься начинали с перепугу. Тогда ж и слова такого не слыхивали – «джаз». Думали, шабаш ведьминский начался.

Софья слушала затаив дыхание и все ждала момента, когда можно будет спросить о том, что ее интересовало, хотя бабка, собственно, не так много и знала. Что-то маменька рассказывала, что-то уже позднее слышала сама. Скорее всего, из прессы. Стоит ли ждать от нее эксклюзивной информации?

– Ох и гадина была! Ох и гадина! – вдруг услышала она яростный бабкин возглас и вздрогнула.

О чем это она? Вернее, о ком? Неужели о Рейснер?

– Простите, как ваше имя-отчество?

– Вера Ильинична с утра была.

– Вера Ильинична, я не поняла. Вы о ком?

Бабка зыркнула на нее из-под шляпки мутным глазом и стукнула лыжной палкой об асфальт.

– О Зинке-попрошайке, о ком же! Всю жизнь выпрашивала у соседей! Это ее мамаша так научила. Она и сама такой была, прошмандовка! Хоть гречи горсть, а выпросит. Вроде как бедствуют они!