#Потерянные поколения - Ив Престон

Иглы под ногтями вновь напоминают о себе. Я качаю головой:

– Не хочу спать. Отголоски.

– Тебе сейчас нельзя лекарств, совсем-совсем нельзя. – Лицо Берта проясняется. – Но я знаю один способ.

Пока я устраиваюсь удобнее на диване, Берт пытается подтащить к дивану стул, и я хочу уже встать и помочь мальчику, но передумываю, вспомнив, как он отстаивал свою самостоятельность.

– У папы как-то были сильные отголоски, а таблетки тоже нельзя было пить. И мама ему помогла. Она прогнала отголоски. – Берт наконец усаживается на стуле рядом с диваном.

– А где они сейчас? – спрашиваю я, уже начиная задремывать, но печальный вздох мальчика прогоняет дремоту.

– Они ушли в Ожидание. Как только меня взяли в Корпус, они ушли.

Еще одно преимущество Корпуса. После выпуска можно остаться в Корпусе, стать капралом и учить курсантов или же помогать Справедливости. Но есть еще вариант – вернуться в зал Ожидания. Там уже не осталось маленьких детей, последних отправили на Ускорение лет пять назад. Теперь в зале Ожидания находятся курсанты и капралы, которые в стазисе ждут своего часа, ждут мобилизации. В этом что-то есть – они проснутся и пойдут сражаться за наш город, полные сил и боевого духа.

– Скучаешь по ним? – спрашиваю я, хотя прекрасно понимаю, что мальчик скучает, и очень сильно.

– Постоянно, – вздыхает Берт. – Мама и папа… Мама была техником. Мне нравилось то, что она делает, поэтому я тоже стал техником. Они оба были капралами, самый первый набор Корпуса. Поэтому им разрешили не ускорять меня. Мама и папа и сами были Ускоренными, но они все равно боялись, что я могу стать профайлером, и меня заберут в Справедливость.

Та к вот почему Берт не Ускоренный, как все остальные дети из Второго поколения, которых я встречала. Нашим ученым так и не удалось разобраться в технологии Ускорения досконально – и поэтому они до сих пор не могут объяснить, почему примерно для каждого десятого ребенка Ускорение заканчивается приобретением седых волос и эмпатических способностей. Профайлеры – это всего лишь дефект Ускорения, благодаря которому стала возможна Справедливость. Но быть профайлером – значит жить чужими мыслями, чужими жизнями, не имея ничего собственного.

Хорошо, что родители Берта смогли избавить его от Ускорения.

– Закрой глаза, – говорит Берт, и я зажмуриваюсь. Мальчик осторожно гладит меня по плечу. – Сосредоточься на моей руке и слушай мой голос.

Он что-то тихо напевает, простую песенку о котенке, который поранил лапку. В какой-то момент я перестаю различать слова, просто слушаю голосок Берта и ощущаю такую легкость, такое спокойствие…

Но шум, чужие голоса вторгаются в мое спокойствие, разрушая его, рывком возвращая в реальность. Берт выпрямляется на стуле, сонно потирая глаза: он так и задремал, сидя. Неужели прошло уже два часа?

Шум резко обрывается. Стоя на пороге общей комнаты, курсанты смотрят на меня. А я на них. Они не знают, что мне сказать, а я не собираюсь им помогать.

Берт хмурится.

– Перестаньте смотреть на нее так странно. Она не безнадежная.

– Берт, – улыбается Клод, – успокойся. Мы знаем. Все видели, как она опрокинула Макса, а это говорит о многом.

Никопол после этих слов раздраженно вздыхает и уходит на женскую половину казармы.

– Она все еще считает, что тебе у нас не место, – тихо говорит Паула. – Вдобавок Макс ее друг, так что… Вряд ли вы найдете общий язык.

– Не сердись на Нико, – так же тихо добавляет Альма. – Для нас с ней это уже второй круг. Она просто не хочет провалиться.

– Мы и не провалимся, – Паула подмигивает Клоду.

– Соларе стоило поговорить с нами, – слышу я низкий голос Юна. – Она сразу могла сказать, что у тебя был наставник из Корпуса.

– У меня не было наставника. – Я вздыхаю, понимая, что мне предстоит долгое объяснение, но тут меня заслоняет Берт.

– Она в стаб-конфликте, – говорит он, и курсанты тут же умолкают. – Ей нужно поспать. Альма, ты ведь знаешь, как прогонять отголоски. Поможешь ей?

Альма медленно кивает.

Кажется, Солара была права. Отряд принял меня.

Когда действие стаба сходит на нет, мне приходится пройти медосмотр. Девушка с неестественной улыбкой, приклеенной к губам, осматривает меня, спрашивает о самочувствии… Затем она выдает мне планшет, на котором открыт тест с какими-то странными вопросами и не менее странными вариантами ответов. Усмешка держится на моем лице ровно до тех пор, пока я не начинаю догадываться, для чего нужен этот тест. Это оценка моего состояния. У меня был срыв, и теперь Корпусу нужно убедиться, что я в порядке. Они должны быть уверены, что я не вздумаю вдруг передушить во сне свой отряд.

Когда возвращаюсь после медосмотра, я замечаю, что в расписании, которое теперь висит в общей комнате, появилась какая-то странная запись. Нет даже номера учебного зала, указан только уровень, а вместо названия дисциплины – набор букв. Я пытаюсь произнести его вслух, но Альма поправляет меня:

– Кондор. Ударение на первый слог, и… С произношением лучше не ошибаться.

– Кондор, – повторяю я. – Это наставник? – Альма кивает. – А почему здесь только его имя?

Альма как-то странно улыбается и ничего не отвечает. После того как весь отряд собирается вместе, она ведет нас к лифту. Мы долго едем вниз, очень долго – никогда прежде я не опускалась так глубоко – и оказываемся на уровне с тусклым освещением. Альма уверенно ведет нас по узким петляющим коридорам, и вскоре мы входим в неожиданно просторный зал, где у самого входа стоит освещенный стол.

– Запаздываете, – слышится хриплый голос. Его обладатель ступает в пятно света. – Знаете, чего вам будет стоить медлительность в бою?

Полсотни человек – вот и все Нулевое поколение. Полсотни человек – это не так уж и много. Я знаю не все имена, однако в лицо помню многих. Конечно, на уровне Смотрителей представители Нулевого поколения почти не появлялись – но я видела их на праздниках, на общих собраниях, во время казней.

Этот человек прежде мне не встречался. Я бы запомнила.

На вид ему около сорока пяти лет, может, чуть больше. Он из Нулевого поколения – между тем ничто в его внешнем виде не говорит о принадлежности к элите, напротив, он выглядит небрежно. Я едва сдерживаю неуместный смешок, когда понимаю, что у него штаны из той же самой ткани, из какой шьют комбинезоны Смотрителей. Ни капли лоска, присущего Нулевому поколению.

Но цепкий, внимательный взгляд с прищуром, которым он окидывает отряд, никак не сочетается с этой небрежностью, скорее даже неаккуратностью. Кондор оценивает нас, и кажется, он остается доволен увиденным.

– Встаньте вокруг стола, – говорит он, подзывая нас жестом.

Мы выстраиваемся вокруг стола. Коснувшись пальцами столешницы, я с удивлением понимаю, что она сделана из дерева. На столе лежат папки с нашими именами – это профили, наши личные дела. Кондор кивает на папки:

– Вот, знакомлюсь с вами. Любопытный отряд.

А в следующее мгновение я перехватываю руку, выброшенную к моему лицу. Острие карандаша, зажатого в кулаке, застывает в нескольких сантиметрах от моего глаза. С силой оттолкнув руку, я делаю шаг назад. Сердце безумно колотится где-то в горле, а Кондор кивает так, словно ничего не произошло, и делает пометку в папке с моим именем.

– Давно не видел профилей с такими баллами реакции. Не удержался.

А если бы я не успела остановить его?

Пораженно выдыхаю. Не удержался?! Да он мог оставить меня без глаза! Я глубоко вдыхаю, намереваясь высказать ему все, что думаю, но тут до меня доходит, что замах был слишком слабым. Кондор все контролировал. Это открытие постепенно успокаивает бешеный стук моего сердца.

– О, интересно… – бормочет Кондор, перелистывая страницу в моей папке. Его лицо меняется. Он поднимает на меня глаза. – Меня не предупреждали, что будут Несовместимые, – говорит он совсем другим, глухим голосом. И я принимаю его безмолвное извинение. – Есть что-то еще, что я должен знать о вашем отряде? – Он вновь обводит взглядом курсантов.

Все переглядываются.

– Может, вы хотите о чем-то спросить? – интересуется Кондор.

Риц, высокий светлокожий юноша, делает шаг вперед.

– Как к вам обращаться? В расписании не сказано…

Голос его звучит нерешительно. Кондор внимательно смотрит на молодого человека.

– А как обращаются к тебе?

– Курсант Риц. Или… просто Риц, – отвечает он с заминкой.

– Вот и я – Кондор. Просто Кондор, – криво улыбается наставник.

– А ваше звание…

Улыбка исчезает.

– Пытаешься понять, что именно я сделал для Корпуса? – он разводит руками. – Я его создал.

Риц бледнеет. Кондор, вновь улыбнувшись, хлопает его по плечу:

– Порядок, порядок. Дышать не забывай, курсант Риц.

Он складывает папки в стопку и отправляет их в ящик стола. Затем, еще раз пройдясь взглядом по отряду, указывает на Альму.