Virtual, или В раю никого не ждут - Александр Смоленский

– А как же Россия? – услышал я недоуменный вопрос Даконто.

– С Россией все будет прекрасно, – заверил Анатолий Казимирович. – Мы проведем через наш парламент соответствующий законопроект. Сама программа будет финансироваться из государственных средств, ей будут обеспечены все необходимые приоритеты. А в качестве производственной базы возьмем Казахстан. Граница там во многом условная и, кстати, открывает путь дальше, на Восток.

– Идея классная, – не сдержался американец, думая уже о своем. Наверняка Миган оценит эту идею по достоинству. Этот русский тысячу раз прав, предлагая сделать развивающуюся страну не только потребителем его компьютеров, но и мощным производителем для всей Центральной и Юго-Восточной Азии.

Даконто на какое-то мгновение представил, как, услышав об этом предложении, начнет радостно потирать руки этот прощелыга Готлиб. Еще бы! Такие возможности. Причем независимо от ООН и прочих блюстителей мировой справедливости. Правильно говорят, что у русских голова работает как компьютер. Особенно если своевременно его завести.

– Ты убежден, что получится? – спросил он Каплунского, жаждя услышать исключительно положительный ответ. Даконто все же не особенно доверял проектам в российском духе. Мозги у них славные, а как дело доходит до исполнения, чаще всего провал.

– Не дергайтесь понапрасну, Майкл! Я все полностью беру на себя.

«Как же!» – промелькнуло у меня в голове. Но Каплунский и сам уже почувствовал, что слегка перегнул, и незамедлительно себя поправил:

– Вы же знаете о моих отношениях с министром. Все будет сделано на высшем уровне. Нам, главное, получить от вас согласие на предоставление лицензии. И я вам обещаю, что не пройдет и года, как ваш компьютер будет поставлен на поток.

– Если вы все так смело берете на себя, то подумайте еще вот над чем: найдется ли у вас в России гений, способный сочинить такие программы, которые перевернут мир?

– Это в связи с вашим компьютером? Простите, я не совсем понимаю задачу. К слову, у меня в бюро каждый второй программист – гений в своем роде.

– Нам необходим самый лучший специалист, – вновь подтвердил Даконто. – Для самых смелых программ. Так что поищите, господин Каплунский. Для нашего же с вами общего блага.

Опять американец говорит о себе во множественном числе. Опять «нам необходим». Теперь какой-то супер-пупер программный специалист. Надо взять этот факт на заметку. Робкая, пока совсем еще девственная мысль, явно связанная с расследованием, промелькнула в голове, но я не сумел вовремя сфокусироваться на ней. Ничего, если мысль дельная, непременно вернется, не ломай голову, а то свихнешься из-за пустяка.

Каплунский и Даконто мило продолжали свою беседу, но, в принципе, я узнал все, что мне надо было знать на данном этапе. Дальнейшее станет ясно, когда они предпримут конкретные шаги. Необходимо было поторапливаться. Каплунский мог позвонить с минуты на минуту. Хотя скорее нет, чем да. Сначала он побежит к Невману. Так что небольшой запас времени у меня все же есть.

Когда я уже покидал бар, меня догнал настойчивый голос Каплунского.

– Здравствуй, Ильяс! Оказывается, сидим рядом, а друг друга даже не видим. Завтра перед заседанием надо серьезно переговорить.

Мог бы сподобиться и раньше заметить меня. А еще лучше – познакомить с Даконто. Цены бы ему не было. Я послушно кивнул. Сказал ли Каплунский, что я тот самый их казахский спаситель? Вряд ли.

Глава десятая,

в которой один из лидеров «Братства Аллаха» получает очередной заказ на теракт и с ужасом узнает, что ему приказано уничтожить собственный легальный бизнес

Двое явно преуспевающих мужчин лениво, как могло показаться со стороны, коротали время в уютном уголке самого шикарного отеля Дамаска, расположенного достаточно далеко от центра города, вдали от рынков и магазинов, а также зазывных песнопений с минаретов.

Отель выглядел как райский уголок. Он напоминал собой рукотворный оазис под крышей. В центре вестибюля зияло бескрайнее небо, на котором в полную мощь светились неестественно большие, как раритетный бриллиант, южные звезды, беспорядочно рассыпанные по Галактикам руками подвыпившего сеятеля.

Полутемный интерьер, причудливо освещенный, погружал в интимную атмосферу, не мешая наслаждаться сказочной красотой и восточной роскошью, казавшейся порой нереальной. Как и приличествует на Востоке, мужчины неторопливо смаковали густой черный кофе, запивая его маленькими глотками холодной воды. Оба были одеты по-европейски, хотя отдельные детали внешности красноречиво свидетельствовали об их принадлежности к выходцам из стран третьего мира.

Того, что сидел лицом к стене, отличал темный, почти оливковый цвет кожи. На левом мизинце у него красовался огромный безвкусный золотой перстень. На нем был черный пиджак и темно-серые брюки – обычная форма урвавшего редкую возможность для кратковременного отдыха бизнесмена или чиновника.

Дэн Коммту прилетел из Чикаго, где состоял старшим партнером в довольно крупной консалтинговой фирме. О том, какого рода услуги она оказывает своим клиентам, визитка господина Коммту скромно умалчивала. Впрочем, его немногословный собеседник явно не нуждался в какой-либо информации о госте. А то, что в данном случае в роли гостя выступал именно американец, не вызывало сомнений.

Хотя Шариф Омер, как звали второго мужчину, тоже числился среди постояльцев «Паласа», он был здесь не гостем хотя бы по той причине, что этот отель принадлежал ему.

Это был высокий средних лет мужчина с тонкими, но мужественными чертами лица, легкой бородкой и небольшими усиками. Время от времени ленивым жестом холеной руки он подавал команды снующему меж столиками вышколенному официанту, который от этого едва уловимого движения, словно резко отброшенный футбольный мяч, летел за стойку бара и возвращался с очередными порциями кофе.

Официант даже не предполагал, что ему выпало счастье обслуживать самого владельца «Паласа», как, впрочем, и еще двадцати трех шикарных отелей на Ближнем Востоке, Европе и США. Узнай он об этом, возможно, грохнулся бы в обморок и умер от счастья в буквальном смысле слова.

И, уж конечно, забитый официант, как и абсолютное большинство менее забитых, чем он, людей, никак не мог знать, что перед ним собственной персоной сидит лидер наиболее консервативного и жестокого крыла известной террористической организации. Тут бы он точно не донес к столу ни одной чашечки с кофе, а, скорее всего, пал бы ниц, воздавая славу Всевышнему и прося у него пощады.

– Я не верю, господин Коммту, ни одному вашему слову, да простит меня Аллах, – между тем произнес гостиничный магнат.

– А я не настаиваю, чтобы вы верили, господин Омер. Я всего лишь почтовый голубь: принес вам послание от старого знакомого, которому, как я слышал, вы многим обязаны. И на этом моя миссия исчерпывается. Прилетел. Передал. Улетел.

– Хорош голубок, – усмехнулся в усы Шариф Омер. – С вашим-то статусом?

Он был прекрасно осведомлен, кто сидит перед ним. В известном смысле Коммту действительно был сизым голубком и на правах доверенного лица мультимиллиардера Кристофа Мигана порхал по свету, передавая наиболее конфиденциальные устные послания различного рода соратникам и партнерам одного из богатейших людей мира.

«Нет. Это не голубок. Это ястреб, кем бы он ни притворялся», – заметил про себя Омер, хотя сам видел гостя, может быть, третий раз в жизни. Ему и в голову не могло прийти, с какими вестями на сей раз пожаловал курьер.

– При чем тут мой статус? В конце концов, и вы не последний динар в пещере Аладдина. Разве не так?

Вальяжно развалившись в кресле в дальнем углу золотого лобби «Паласа», он сожалел, что присутствует при унижении одного из самых могущественных борцов Аллаха. Вернее, ему просто не хотелось для себя лишних проблем. По натуре Коммту был жесточайшим циником. Как нормальный гражданин он, наверное, должен был всеми фибрами души ненавидеть террор в любой его форме. Но поскольку террор существовал и с большой долей вероятности не собирался уходить в небытие, независимо от гневных чувств Дэна и усилий мировых держав, он легко успокаивал совесть своеобразным доводом: если «это» неотвратимо, то «этим» процессом должен кто-то руководить.

– Вы не должны были предлагать мне это, – по-прежнему невозмутимо обратился к Дэну Шариф Омер.

– Это еще почему? – искренне не понял тот.

– Да потому что вы предлагаете, то есть, простите, приказываете мне то, что я сделать не могу по определению.

Омер вновь развернул желтоватый лист бумаги с известной всему миру скульптурой Фемиды в левом верхнем углу. Каллиграфическим почерком в стиле Monotype Corsiva на листке была выведена строчка: