Елена Прекрасная - Виорэль Михайлович Ломов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Елена поставила чайник, стала разрезать торт. Зашла Кольгрима с хитрой улыбкой.
– Интересно. За пару минут порой всю жизнь вспомнишь. Я про эти тарелочки. Помнишь, сколько с ними связано было? А сейчас?
Елена посмотрела на тарелочки, но они не вызвали у нее больше волнения и восторга. Тарелочки как тарелочки. Никакой мистики.
– Они на своем месте, – сказала она.
– Всё правильно, на своем.
– Так что ты, тетушка, мне хотела сказать? – спросила племянница.
– А, пустяк. Вижу, что тебя это больше и впрямь не волнует.
– Но всё же…
– Всё же… Ну слушай. Откуда пыль была? Из мастерской Модильяни на Розовой вилле в Ситэ-Фальгьер, что на пустыре? Да нет. Он не резал камень в помещении. Моди работал над головами и фигурами во дворе. Привезет глыбу на тележке и обрабатывает ее перед окнами своей мастерской. Мастерская его – название одно. Дыра дырой, убожество, бомжацкий приют. В нее он затаскивал уже готовые скульптуры. К тому же он поливал их из чайника каждый день, не знаю, зачем, может, и от пыли. Так что пыли в помещении не было. Пыль – в твоих мыслях. Ясность должна быть всегда. Ясность, что ты сделала, можно ли это исправить и что ты хочешь, в конце концов. Не будет ясности – будет одна лишь пыль. Прах. Все земные дороги покрыты такой пылью. В ней смысла больше, чем в древних письменах. Ветер бросает эту пыль нам в лицо, и не надо спешить смывать ее. Прежде надо понять, отчего ее ветер бросил в тебя.
– Так что же, тетушка, получается, что я там и не была? – спросила Елена.
Кольгрима пожала плечами:
– Тебе виднее, племянница.
В разговорах и молчании незаметно пролетел день. Они не вышли прогуляться. Перед сном Кольгрима открыла фрамугу проветрить помещение. Из окна потянуло прохладой. Тетушка поежилась, накинула на плечи платок.
– Не холодно, племяшка?
– Хорошо, свежо.
– В молодости всё хорошо. И всё свежо. И так хочется этого свежего! Эхе-хе! Молодости любая глупость кажется верхом мудрости. И она жадно копит всякую чепуху. А вот старости все мудрости кажутся одной лишь глупостью. Ну, давай спать.
Череда новых лиц
Дни понеслись сплошной чередой. Родительский дом, тетушкина квартира, учеба на курсе, итоговая аттестация, приглашение на работу в Останкино помощником ассистента режиссера по актерам, осень, зима – толком не поймешь, что на улице, что на душе… Трудно ухватиться за скользкие дни, будто они вовсе и не твои. Елена часто не могла взять в толк, где она, чем занята, чем обеспокоена. В то же время в ней росла уверенность, что всё идет как надо и что с каждым днем она всё ближе к цели. К «трону»? Нет, о троне она не думала, во всяком случае, старалась избегать этих мыслей.
Как-то вечером Лена зашла в студийную кафешку. Села у черного окна, за которым мерцали огоньки одиноких фонарей на проспекте и ползли в разные стороны красные и оранжевые огоньки автомобилей. Задумавшись, девушка не заметила, как к ней подсела известная актриса и певица. Она не представилась, а Елена никак не могла вспомнить ее имя. Ни с того ни с сего актриса разоткровенничалась. Рассказала о своей нелегкой поначалу, но затем очень успешной попсовой карьере, о трех сменивших друг друга покровителях, о трех детях, которых разбросала судьба по родне и непонятно по кому. Пару раз она, не смущаясь, назвала себя «звездой». Похоже, ей чрезвычайно нравилась собственная «звездность». Потом певичка заметила за соседним столиком знакомого и позвала его. Подошел приятный мужчина солидного возраста и явно солидного положения, как оказалось, первооткрыватель актрисы. Новая знакомая представила своего бывшего покровителя Лене и, спохватившись, что надо срочно куда-то бежать, оставила их одних.
– Георг, привет! – к столику подшелестела яркая дама с очаровательным йорком на руках.
Георг приподнялся и поклонился знакомой.
– Не возражаете? – обратился он к Лене, тут же представив даму: – Изольда, визажист. А это Елена, ассистент Симонова по актерам.
Мило поболтали, перекинувшись невинными шутками, и Изольда исчезла. Георг, спросив разрешения у Лены, достал сигару и закурил. Девушка обратила внимание, что тот небрежно обошелся с гаваной, откусив кончик и прикурив не от длинной спички, а от обычной зажигалки. Тем не менее Георг с искорками в глазах произнес:
– Замечено, что люди курящие гаванские сигары, по сравнению с теми, кто курит «Приму» или «Bond», продлевают себе жизнь, как минимум на двадцать лет.
– Не разбираюсь в марках сигарет, – сказала Елена, улыбкой показав, что оценила иронию господина. – Для здоровья лучше вообще не курить. И табличка вон.
– Дамам – да, портит цвет лица. А для солидных мужчин выкурить стоящую сигару не страшно. Кого пугает табличка?
Незаметно разговорились. Меценат стал рассказывать о фильме, который Лена не видела, режиссер которого, по мнению Георга, очень верно решил проблему счастья. Елене захотелось подколоть собеседника:
– Если искусство решает проблему счастья, у этого искусства отсутствует чувство юмора.
– Да что вы говорите? – удивился Георг. – О, миль пардон, мадам, я должен позвонить. Минутку. Да, как вам нравится: тут один шутник организовал фонд «Поможем молодым нуждающимся актрисам!» Не правда ли, смешно?
Едва Георг скрылся, к столику подошел невзрачный мужчина в сером костюме. Не глядя на девушку, он произнес безразличным тоном:
– Две минуты, чтобы исчезла. Не исчезнешь сама, помогу я. Время пошло.
Лена минуту оторопело глядела на отвернувшегося от нее типа и лихорадочно соображала, что она может сделать. «Где же Георг, черт бы его побрал?! И ты, тетушка, бросила меня одну! Покровитель, вот оно что! «Папа» нужен».
Поняв, что никто ей тут не поможет. Лена собиралась уже встать и «исчезнуть», как вдруг в кафе появился новый персонаж. Внушительный, как шкаф, господин добродушного вида. Он остановился возле столика, посмотрел на Лену.
– Елена?
