Дар волка. Дилогия (ЛП) - Энн Райс

Внезапно его охватила печаль. Как жаль, что Феликс умер. Но имена из рассказа «Человек-волк» — реальность. Что, если какой-то зверь-выродок продолжает рыскать в лесу… охраняя дом?

Ройбен почувствовал, что очень устал.

Но внезапно ощутил волну тепла. Услышал тихий гул горящего в камине газа. Шуршание дождя, падающего в наполненные водой сточные желобы. Почувствовал тепло и легкость. Голоса города пульсировали и рокотали в его ушах, и он вдруг поймал себя на странном ощущении связанности со всем окружающим миром. Гм. Совершенно обратное ощущение от прежнего отчуждения, которое он чувствовал, разговаривая с реальными людьми в «Обсервер».

— Теперь, возможно, ты один из них, — прошептал он. Голоса слились в однородный шум. Звуки слов, крики, мольбы, все это было где-то в глубине, под поверхностью.

Боже правый, вот что значит быть подобным Тебе, все время слышать голоса всех людей, умоляющих, настаивающих, обращающихся ко всем и каждому.

Он поглядел на наручные часы.

Начало одиннадцатого. Что, если он поедет в Нидек Пойнт на своем «Порше» прямо сейчас? Дорога должна быть свободна. Всего-то три часа под проливным дождем. Скорее всего, он сможет пробраться в дом. Если надо, разобьет какое-нибудь небольшое окно. Разве это проблема? Через пару недель дом будет принадлежать ему на законных основаниях. Он уже подписал все бумаги, которые запросила у него титульная компания. Оплатил коммунальные счета, так ведь? Ну, черт, почему бы и не поехать туда?

А человек-зверь там, в лесу? Узнает ли он, что Ройбен там побывал? Учует ли запах того, кого укусил, но оставил в живых?

Ройбену просто не терпелось поехать туда.

Но что-то заставило его вздрогнуть. Даже не звук, нет, что-то… какая-то вибрация, будто по улице проехала машина, внутри которой громко играла музыка.

Он увидел перед собой темный лес, но это не был лес в Мендосино. Нет, другой лес, с переплетенными ветвями деревьев, заполненный туманом. Тревога.

Он встал и открыл двери на балкон.

Воздух был сырой и пронизывающе холодный. Дождь хлестал по его лицу и рукам. Бодрость просто божественная.

Город сверкал огнями сквозь пелену дождя, укрывшего плотным покрывалом сверкающие башни небоскребов. Как красиво. И он услышал голос, будто шепот в ухо: «Сожги его, сожги его». Мерзкий, язвительный голос.

Сердце заколотилось, тело напряглось. По коже прокатилась приятная волна. Внутри будто забил фонтан, заставив его выпрямить спину.

Точно, это началось. Его тело начала покрывать волчья шерсть, волосы спустились на плечи, удлиняясь, тело пронизали волны экстаза, смывая все тревоги. Волчья шерсть выросла на лице, ощущение было такое, будто лицо гладят невидимые пальцы. Он ахнул от жгучего наслаждения.

Кисти рук уже превратились в лапы. Как и в прошлый раз, он разорвал на себе одежду и сбросил обувь. Провел короткими пальцами по покрытым густым мехом рукам и груди.

Звуки ночи стали отчетливее, их хор стал громче, окружая его. В нем звучали колокола, музыка и исступленные молитвы. Ему захотелось вырваться из тесноты дома, прыгнуть в темноту, совершенно не думая, куда он приземлится.

«Подожди. Надо сфотографировать это. Подойти к зеркалу, убедиться, что все происходит на самом деле», — подумал он. Но на это не было времени. Он снова услышал голоса.

«Мы тебя заживо спалим, старик!»

Он прыгнул на крышу. Капли дождя едва касались его. Теперь это был почти что туман.

И ринулся к голосам, перепрыгивая одну за другой улицы и переулки, обходя стороной высокие многоквартирные дома и спокойно перепрыгивая с крыши на крышу тех, что пониже, без труда покрывая прыжками широкие проспекты. Он двигался в сторону океана, подгоняемый ветром.

Голоса становились громче, к ним примешивался еще один, и потом он услышал рыдания жертвы.

— Я вам не скажу. Я вам не скажу. Умру, но не скажу вам.

Он понял, где очутился, с максимально возможной для него быстротой перескакивая по крышам домов в Хайт. Увидел впереди огромный темный прямоугольник парка у Голден Гейт. Эти деревья, да, густой лес с кучей укромных лощин. Конечно!

Он нырнул в лес, с легкостью скользя по покрытой травой мокрой земле, меж благоухающих деревьев.

И внезапно увидел старого мужчину в лохмотьях, убегающего от преследователей по дорожке меж папоротника. Среди деревьев прятались под кусками блестящего от воды брезента и поломанными досками невольные свидетели происходящего.

Один из нападавших ухватил мужчину за плечо и вытащил на небольшую полянку, покрытую травой. Его одежда была насквозь мокрой. Второй остановился, поджигая факел, сделанный из свернутых в трубку газет, но дождь тут же погасил огонь.

— Керосин! — крикнул тот, что держал старика. Тот пытался отбиваться руками и ногами.

— Я вам никогда не скажу! — со слезами прокричал он.

— Тогда ты сгоришь вместе со своей тайной, старик.

Запах керосина смешался с запахом зла, вонью зла, когда один из напавших плеснул керосином на газету и она полыхнула.

С низким раскатистым рыком Ройбен схватил человека с факелом когтями за горло, едва не оторвав ему голову. В шее противника что-то хрустнуло.

Потом он обернулся к другому, который отпустил дрожащего старика и стремглав побежал через поляну в сторону деревьев вдали.

Ройбен без особых усилий настиг его. Его челюсти инстинктивно раскрылись. Всем своим существом он желал вырвать сердце у этого человека. Челюсти хотели этого, изнемогали от желания. Нет, никаких зубов, не зубами, которые могут случайно наделить этого человека Даром Волка, нет, он не может рисковать. Его рык звучал, будто ругань, и он вцепился когтями в беспомощного противника.

— Живьем хотел его сжечь? — прорычал Ройбен, выдирая куски плоти из его лица, сдирая кожу с груди. Когти вспороли сонную артерию, хлынула кровь. Мужчина осел на колени и упал ничком, кровь пропитала его старую джинсовую куртку.

Ройбен обернулся. Керосин пролился на мокрую траву и с копотью и треском горел, освещая ужасную картину адским светом.

Старый мужчина, на которого напали, рухнул на колени и скрючился, обхватив себя руками, и пристально глядя на Ройбена расширившимися глазами. Ройбен видел, как он дрожит, промокая и замерзая. Сам он не чувствовал ни дождя, ни холода.

Подошел к старику и протянул руку, чтобы помочь ему встать. Каким могущественным и спокойным он себя ощущал. Огонь горел совсем рядом, но его тепло едва чувствовалось.

В темном подлеске вокруг началось движение и шепот, кто-то истово хвалил спасителя, кто-то не мог сдержать ужаса.

— Куда тебе нужно? — спросил Ройбен.

Мужчина показал на темное пространство под нависающими ветвями дубов. Ройбен подхватил его и быстро отнес под деревья. Земля здесь была сухой и ароматной. Поблекшие стебли скрывали их. Среди плюща и гигантских папоротников виднелась хижина, сооруженная из поломанных досок и рубероида. Ройбен положил старика на его ложе из лохмотьев и грязных шерстяных одеял. Тот забрался поглубже в тряпки и прикрылся одеялом по самое горло.

В замкнутом пространстве сильно пахло грязной одеждой и виски. К этому примешивался запах сырой земли, мокрых и блестящих зеленых букашек и крохотных зверюшек, скрывающихся в темноте. Ройбен инстинктивно сделал шаг назад, будто это маленькое рукотворное убежище могло оказаться ловушкой.

И двинулся прочь, быстро добравшись до верхушек деревьев и перескакивая с ветки на ветку, хватаясь за них руками. Лес становился все гуще, и Ройбен приближался к неярким желтоватым фонарям на Стэньен-стрит, с шуршащими по асфальту колесами, вдоль восточной границы парка Голден Гейт.

Он, казалось, перелетел через улицу, прямо на высоченные эвкалипты Пэнхэндл, узенького ответвления парка, уходящего на восток.

Он передвигался так высоко, как только мог, перескакивая по ветвям эвкалиптов, вдыхая странный аромат их длинных, узких бледных листьев, горький и сладкий одновременно. Двигаясь по узкой ленточке парка, едва не запев от радости, он с легкостью прыгал с одного гигантского дерева на другое, а потом двинулся по крышам особняков, выстроенных в викторианском стиле, подымаясь по склону холма вдоль Мэйсоник-стрит.

Кто способен увидеть его в темноте? Никто. Дождь был его союзником. Он без раздумий спустился по мокрым черепичным крышам и очутился в другом темном лесу, небольшом, — парке Буэна Виста.

На фоне тихого шелеста голосов он уловил еще один голос отчаяния. «Умереть, я хочу умереть. Убей меня. Я хочу умереть».

Это даже не была нормальная речь, она была будто стук пульса на фоне стонов и тихих криков, за пределами человеческой речи.

Он приземлился на крышу дома, где находилась жертва. Большого четырехэтажного особняка у крутого склона холма, на границе парка. Принялся спускаться по задней стене дома, цепляясь за трубы и карнизы, и увидел сквозь окно ужасную сцену. Старая женщина, худая, кожа да кости, лежала, привязанная к кровати с бронзовым каркасом. Сквозь редкие пряди седых волос в свете маленькой лампы просвечивала розовая кожа.