Пока телефон не зазвонил - Оксана Обухова

Невероятно.

Набирать номер Мартынова Стасу очень не хотелось. Майор предполагал, что капитан все-таки успел на свадьбу друга, но делать было нечего. Мартынов старший группы, если обойти его и позвонить, к примеру, подполковнику Коростылеву, Окунь осерчает и будет совершенно прав. Получится, что не пожелав отрывать капитана от застолья, Гущин действовал через его голову.

Стас нажал на вызов. Долго слушал гудки. Игорь наконец ответил, прокричав на фоне громкой музыки:

— Да, Гущин, слушаю тебя внимательно!

Музыка стала немного затихать, майор представил, как капитан быстро выходит из ресторанного зала, ловко огибая столики и танцующих людей. И потому, Стас не торопился отвечать, он медленно побрел к калитке в железном частоколе, отгораживающем двор от пляжа.

Когда Окунь вновь произнес «слушаю тебя внимательно», Гущин, замирая сердцем, приступил:

— Гарик, тут такое дело… Ты только не беспокойся. В меня стреляли.

— Что?!! — От ударившего в ухо выкрика Стас даже слегка зажмурился. И словно воочию увидел, как вытягивается шея Игоря, как подаются назад плечи и вылезают из орбит глаза. Он сам бы так отреагировал, если б услышал, что в его коллегу стреляли. — Ты ранен?!

— Нет, стреляли поверху, похоже — напугать хотели.

— Я выезжаю! — рявкнул Окунь.

— Стой! — Гущин прекрасно знал порывистого капитана. Добавлять «ты выпил, тебе незачем здесь появляться», Стас не стал, сказал другое: — Игорь, дело выеденного яйца не стоит. В меня стрелял местный алконавт, с которым я сегодня вечером повздорил. Так — бытовуха…

— Какая на хрен бытовуха?! — перебивая, взъярился капитан. — Я сейчас вызываю машину, хватаю по дороге оперов, мы едем к тебе и это Игнатово по бревнышкам раскатываем!

«А вот этого не хотелось бы», — скуксился Гущин. Оперов, которых Окунь собирался «хватать» по дороге, Стас отлично изучил — эти парни, в самом деле, раскатают деревеньку. Разгребай потом обломки, винись перед депутатским корпусом.

— Гарик, мы уже вызвали участкового, — немного слукавил следователь, — того, кто стрелял местные знают. Сами разберемся.

— Может быть, Валеру вызовешь хотя бы? Он остался на турбазе…

— Нет, — оборвал майор. — Зачем легенду разрушать? Валера работает на турбазе, незачем его ночью срывать. Я все сам тут порешаю и отзвонюсь.

— Ну смотри, — мрачно сказал Мартынов. — Но завтра утром — жди! Приеду. Будь на созвоне, я жду твоего звонка, сообщи, как порешаешь.

— Яволь, — хмыкнул Гущин и отключил связь.

Пока он разговаривал с Мартыновым на берегу появилась отважная Анфиса с костылем. Стоя рядом с вооруженным винтовкой сыном Капитонова что-то обеспокоенно ему втолковывала. За спиной неспешно ковыляющего следователя раздалось восклицание анфисиного мужа:

— Фис, ну куда ты вылезла, а?! Что… дома не сидится, больше всех нужно, да?!

Супруга только отмахнулась.

Стас обернулся к Капитонову, приметил идущего следом Влада и поинтересовался:

— А Дмитрий где?

— Девчонок своих успокаивать побежал, — отчитался Глеб. — Не то выбегут, как и моя на берег.

— Это правильно. Глеб, вы не смогли бы вызвать участкового? Я позвонил своим, но сказал, что мы сами здесь разберемся.

Капитонов долго поглядел на Стаса, кивнул и достал мобильный телефон. Разговаривая с местным полицейским он задержался во дворе, Гущин и помощник вышли на берег.

— Ну вот вы как чувствовали, Станислав, что добра не будет! — поприветствовала сыщика Анфиса.

Гущин хмыкнул, вспомнил напевающую Львову: «От людей на деревне не спрячешься». Получаса не прошло, а все уже всё знают. Версия выдвинута, подозреваемый определен. Твердо и безапелляционно.

Переволновавшаяся за мужа и сына Анфиса ворчала:

— Ну все! На этот раз обормот не отвертится. На полицейского руку поднял!

— Не руку, а ружье, — глубокомысленно поправил Стас.

— Тем более! Вечно, как напьется, ходит по улице со своим обрезом…

— Мам, — перебил Михаил, — обрез же не заряженный. Редькин никогда его не заряжал, пугал только.

— А сегодня — зарядил, — зло сверкнул глазами, вынесла вердикт Анфиса.

К Гущину подошел Глеб, шепнул негромко:

— Участковый будет через десять минут. Он в Заборье живет.

— Я знаю. Напомните, пожалуйста, как зовут старшего лейтенанта.

— Алёша… Алексей Смирнов.

Произнесенное вначале уменьшительно-ласкательное имя розовощекому старлею с пушистыми девичьими ресницами соответствовало больше. Форменная рубашка с коротким рукавом сидела на нем ладно, фуражка казалось чуточку повисшей на оттопыренных ушах, старлей старался выглядеть солидно перед столичной знаменитостью и малость — пыжился. Наивно и слегка смешно. Он косолапил впереди ковыляющего к «камуфляжным» воротам Гущина и пытался выглядеть здесь главным.

— А я давно говорил — сажать Редькина надо! — «рука закона» грохнула кулаком по покосившейся створке.

Створка на «страшного» лейтенанта едва не рухнула, Смирнов выругался и отскочил.

— Ничего не работает, — буркнул. — Руки из зада, что ли? Поправить не может? — Алеша придержал кривую створку и подождал, пока Гущин пройдет под ней.

Глеб перехватил у него дверь и помог просочиться Львову. Под створкой проскользнул и вездесущий краевед Кнышев в трикотажном спортивном костюме затейливой нежно-зеленой расцветки. Костюма от многих стирок полинял и съежился на пару размеров, в результате чего, слегка фосфоресцирующий в темноте Яков Валентинович походил на тонконогого и тонкорукого «зеленого человечка». Стас слышал, как гуманоид-краевед расспрашивает земляков о том, что произошло, почему в деревне стреляют?

…Дом покойного фельдшера Степаниды Николаевны был единственным на всю деревню, что, призрев обычаи, не выходил окнами на улицу, а прятался в глубине двора за разлапистыми яблонями, вишнями с покрытыми лишайником искривленными стволами, могучими кустами давно не облагораживаемого крыжовника и смородины. Грядок на подворье видно не было. Но судя по разновеликому бурьяну, когда-то они — были, но сейчас неравномерно заросли.

Смирнов, солидно поругивая криворукого хозяина, шел впереди. Подойдя к крыльцу дома с освещенными окнами, расстегнул кобуру, намекая, что на ночь глядя миндальничать не расположен. Поднялся по четырем прогнувшимся ступеням и, не прибегая к политесу, без стука открыл дверь и шагнул в совершенно темные сени.

— Ой, ёжкин кот! — одновременно со звуком падения чего-то пустотелого железного, раздался вскрик. — Бидон, зараза! Ничего на месте не стоит!

Сыщик задержался, подождал, пока старший лейтенант откроет дверь непосредственно в дом и падающий оттуда свет осветит сени. По узкому замусоренному всяческой рухлядью проходу прошел в прихожую, по сути, обозначенную только вешалкой для верхней одежды. Перешагнув порог, гости сразу попадали в искривленную гостиную.

Кривизну гостиной придавала печка, пятившаяся задом в главную комнату, передом выходящая на кухню. Когда-то эта комната была весьма шикарной по деревенским меркам: полированный чешский гарнитур, плюшевые кресла и диван. На стенах бра и репродукция Брюллова «Итальянский полдень», где пышнотелая брюнетка ощипывает виноград.

Сейчас всю полировку и Брюллова засидели мухи, плюшевые кресла продавились, ободрались. Бра висели криво, выступая в унисон с воротами.

Но прежде всего, в гостиной было совершенно пусто, если не считать равнодушного серого кота невероятных размеров. Скорее всего, конкретно этот кот и ободрал обивку кресел, поскольку предположить, что их долго и упорно полосовали вилками — совсем невероятно.

Кот свысока поглядел на ушастого старлея и появившегося майора, зевнул, оттягивая уши далеко назад. И спрыгнув с дивана, неспешно направился к пустой миске, носившей следы молока. Сел перед ней, оплел хвостом лапы и как бы спросил: «Ну? И чего пришли? Молока хозяину налейте».

Старлей Алеша на котяру — ноль внимания. Пустился обходить две спальни, куда вели межкомнатные двери.

— Пусто! — доложил довольно быстро.

Станислав прошел на кухню, потрогал еще теплый чайник, стоявший на плите. Полюбовался натюрмортом из яичницы, нарезанного крупными ломтями сала и малосольных огурцов…

Совсем недавно Редькин здесь закусывал: на столе осталась недопитая бутылка самогона. Но вот сколько было собутыльников?… С десяток пустых стаканов и стопок расположились по всей площади немаленькой столешницы. Какие-то из них были запыленными, какие-то не очень, но все были мутными, наспех сполоснутыми, с полосками застарелой грязи.

Подобные натюрморты Гущин видел не единожды, читал их как букварь. Место, где у окна сидел хозяин дома определил, бросив первый взгляд: Редькин выпивал с удобством — заполненная окурками пепельница поблизости, снедь концентрируется вокруг тарелки с наплывами застывшего яичного желтка. Но гость здесь, вероятно, был и, скорее всего, один. Поскольку рядом с тарелкой хозяина стояла еще одно блюдо с полосками яичного желтка.