Пока телефон не зазвонил - Оксана Обухова

Толстые бревенчатые стены избушки не пропустили в комнату полуденную жару, хотя было и немного душновато. Стас приоткрыл оконную раму наискось, идущий с реки ветер раздул тюль словно расшитый розочками парус.

Пристроив трость у тумбочки, сыщик лег поверх покрывала и, включив телевизор, собрался посмотреть новостной канал, но быстро понял, что голос диктора мешает ему думать. Выключив «ящик», Стас положил руки под голову и поглядел в потолок, где сновали тени-розочки, подаренные тюлем. С улицы донеслось радостное тявканье Занозы, выскочившей из главного дома на лужайку. К гавканью собаки добавился голос Ани, девочка, вроде бы, пыталась отвлечь таксу от кротовой норы в углу двора. Там, надо сказать, фон Маргаритовна выкопала уже небольшой окоп…

Сыщик улыбнулся. Прислушиваясь к звукам, не заметил как задремал.

Проснулся Гущин уже в темноте. Бок, подставленный под речной ветерок, прилично подмерз. Станислав, поежившись, доскакал на одной ноге до окна и захлопнул застекленную раму, стараясь не прищемить занавеску.

Вернувшись к постели, собрался зажечь стоящую на тумбочке настольную лампу, но услышал, как за спиной раздался звук — кто-то бросил с улицы в окно небольшой камушек.

Стас замер. Звук не мог ему послышаться и, кажется, пробуждению предшествовало подобное цоканье камня о стекло.

«Кому-то я понадобился», — чуть удивленно подумал сыщик, подошел к окну и раздернул штору…

С улицы грянул выстрел! Стекло над головой сыщика пошло трещинами, на лицо начал вываливаться большой осколок…

Гущин стремительно присел: «Матерь Божья!! — рухнув под подоконник, перепугался сыщик. — Меня что… убивать пришли?!»

Стас, как уже говорилось, был типичным кабинетным работником. Задержание Идрисова оставило в его душе неизгладимый след и подарило несколько ночных кошмаров. Огнестрельного оружия следователь, признаться прямо, несколько побаивался, в полицейском тире не снимал наушников, так как грохот выстрелов его раздражал.

А тут… Ему выстрелили почти что в голову!

Стас перевернулся, встал на корточки и, чувствуя как под правым коленом хрустит стекло, подволакивая левую ногу, пополз к двери, неустанно поминая Божью матерь.

Когда Гущин уже добрался до прихожей и начал там подниматься на ноги, придерживаясь о косяк, с улицы раздались встревоженные голоса.

— Кто стрелял?! — кричал Львов. — Эй, уроды! Кто стрелял?!

Стас осторожно приоткрыл входную дверь, высунул нос на крыльцо и сипло каркнул:

— Я здесь… Это в меня стреляли. С реки!

Львов босиком побежал через лужайку. В легких шортах и футболке с масштабным логотипом «Мерседеса».

Через калитку в сетке рабице на участок соседей выбежал Глеб. Стас заметил, что в руке Капитонова поблескивает под фонарем полированная бейсбольная бита.

Мужчины взлетели на крыльцо избушки, Гущин постарался встретить их достойно. Загнав страх вглубь себя, он приказал губам не трястись, немного спрятал за спину вибрирующие руки.

— У вас кровь, — сразу же сказал Дмитрий, чем сильно напугал майора. — Вы ранены?

Гущин дотронулся до лба, почувствовал под похолодевшими пальцами стеклянную крошку и теплую влагу…

Мартовский кошмар, ощущение, что он снова на продуваемой ледяным ветром полутемной парковке — вернулось. От запаха крови у Стаса закружилась голова, но он нашел в себе достаточно мужества, чтобы растянуть онемевшие губы в ухмылке:

— Пустяки. Осколками стекла слегка задело.

Глеб выругался. Затянул Гущина в прихожую и, включив там свет, оглядел майора.

— Царапина, — выдохнул с облегчением. — Перекисью обработать и ничего не останется.

На крыльцо взлетел Михаил с охотничьей винтовкой наперевес.

— Чего тут?! — спросил двух отцов — родного и приемного.

Львов, не отвечая, надел на ноги гостевые домашние шлепанцы и пошагал в комнату, где пол между кроватью и окном был засыпал битым стеклом. Крикнул уже оттуда:

— С реки стреляли! Мишка, вруби свет над лодочным сараем, мы осмотримся! Только не оттуда включай, а из дома!

Сын бросился исполнять приказание. Остающийся в комнате Дмитрий, упрятавшись за шторами глядел на берег. Глеб и сыщик оставались в прихожей и напряженно смотрели на хозяина дома.

Секунд через тридцать над сараем вспыхнула не лампа, а практически прожектор, осветивший не только берег, но и насквозь просветивший кустики под окном. Львов их оглядел, высунувшись в разбитое окно, и буркнул:

— Никого. Выходим.

Дмитрий начал обходить кровать, направляясь к двери, но его остановил, обретший твердость следователь:

— Подождите, — сказал Стас. Протянув руку, он нащупал за косяком выключатель и зажег свет.

Вспыхнувшая люстра осветила пробитый дробью потолок. Гущин подошел к окну, по дырочкам на оставшемся в раме куске стекла примерился… Провел незримую нить от пробоин в окне до потолка… приложил ладонь к макушке.

Стреляли выше головы. Дробь прошла над маковкой в десяти сантиметрах.

Сыщик пригляделся к широкому разбросу дроби, отметил, что дырочки немного отличаются диаметром.

— Стреляли из обреза, — сказал мужчинам, молчаливо наблюдавшим за действиями следователя. — У кого-то в деревне есть обрез? Дробь, кстати, самопальная, разного размера. Кто у вас здесь дробь отливает?

Игнатовцы переглянулись.

Ответить им помешал появившийся в дверном проеме Владислав. Увидев разбитое окно и Глеба с бейсбольной битой, депутатский помощник удивленно присвистнул:

— Ого. Это что у вас здесь такое?

Дмитрий поморщился:

— Ты разве выстрела не слышал?

— Нет, — помотал головой министерский сын. — Я в мансарде был, в наушниках ноут смотрел.

— И выстрела не слышал?

— Да нет же говорю! У меня музыка громкая в наушниках играла, я их снял, когда яркий свет в окне увидел!

Все поглядели на освещенный прожектором пляж. Гущин взял с тумбочки мобильный телефон и пробормотал:

— Так, надо наших вызывать…

— Стас, подожди! — мгновенно перейдя на «ты», воскликнул Дмитрий и продолжил совсем тихо, просительно: — Не надо никого вызывать.

— Почему это? — изумился сыщик.

Львов кисло поглядел на Глеба, собрал лицо в досадливую гримасу и повторил:

— Не надо никого вызывать. Мы сами разберемся.

— Что значит — разберемся?! — опешил Стас. — Вы что… не понимаете, что это ЧП?! В вашем доме стреляли в следователя по особо важным делам!

— Мы сам разберемся, — твердо пообещал Дмитрий.

— Вы… знаете, кто стрелял?! — Гущина била крупная дрожь, непонимание, на которое он натолкнулся, выводило из себя.

Львов обменялся взглядом с Глебом, Стас заметил, как Капитонов чуть заметно кивнул.

— Так! — резко прикрикнул майор. — Что это за переглядки?

Хозяин дома подошел к гостю, накрыл его руку с зажатым телефоном и снова попросил:

— Стас, давай не будем гнать волну. Мы кому надо сами накостыляем…

— Да вы что, с ума сошли что ль?! — выдирая руку и отстраняясь, выкрикнул Гущин. — Это же ЧП! По сути, я о нем должен дежурному по области доложить!

— Слушай, — заглядывая в выпученные глаза следователя, наседал Михайлович, — а давай нашего участкового вызовем, а? А еще лучше, я обещаю… обещаю, что завтра утром тот, кто стрелял, сам к участковому придет и явку с повинной напишет… Зуб даю! — Львов произвел дворовый жест, чиркнув себя большим пальцем под горлом. — Сам гад придет и напишет! Когда проспится.

Стас шумно выдохнул, он начал кое-что понимать:

— Вы думаете это Редькин, да? Вы его — прикрываете? Соседи, мать вашу, доброхоты…

— Ну ты же говорил, что он над головой стрелял, — растягивая губы в неискренней улыбке, заискивающе продолжил Львов. — Он, типа, попугать хотел… Гад, конечно, понимаю…

— А я — не понимаю. — Стас твердо поглядел в глаза хозяина подворья. — Простите, Дмитрий Михайлович, но я должен поступить штатно. У меня свои правила, свое начальство. И гадов я привык наказывать — по закону.

Майор подхватил трость и направился к выходу. Смущенный Глеб посторонился.

Выйдя на крыльцо, следователь поглядел на пляж, увидел там прохаживающегося Михаила. Парень, приметив следователя, крикнул:

— Никаких следов! От самой воды стрелял!

«И по ней же ушел», — оглядывая берег, подумал Гущин. Теперь Стас был совершенно уверен, что десять минут назад именно звук цокнувшего о стекло камня его и разбудил. Возможно, камушки бросали не один раз, стрелок потерял терпение, занервничал и не успел выстрелить, когда Гущин, вставший в темноте, закрыл окно. Камень пришлось бросать еще и уже тогда — стрелять.

«Неужто это Редькин?» — недоверчиво размышлял майор. Вечером бузотер орал за забором, потом… что получается? Набрался выдержки, прокрался на пляж и молча камушки бросал? Сменил манеру поведения и начал действовать хладнокровно, тихо?