Нефритовая лошадь Пржевальского - Людмила Львовна Горелик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кирилл добавил:
– А я и так хорошую невесту знаю, незачем даже будет по вечеринкам ходить. Тут недалеко, за Старыми Дворами, еще чуть пройдешь, – имение Петровского Тимофея Ивановича. …А это Петровского дочка. Ну и красавица! В Смоленске училась, на фортепьяно играет, поет… Сын попа из Лучесы говорит: она и в опере петь могла бы, такой голос. Давайте когда-нибудь ружьеца вскинем на плечи и зайдем к ним будто напиться!
– Да ты ко всем талантам еще и сват! – расхохотался Пржевальский. – Однако поздно ты за дело берешься – пора моя прошла.
– Как прошла?! Такому молодцу остаться неженатым? Это прямо шкода!
Пржевальского разговор развеселил, смеялся он от души, хорошо. Спать захотел в амбаре – там не жарко, он свежий воздух любил.
Рано утром, выгоняя корову, Ксения услышала, что гость в амбаре уже встает, слышно было, как сапоги надевает. «Что это он в такую рань всегда поднимается!» – подумала она и решила пошутить: закрыла дверь амбара снаружи на щеколду. Он услышал, что она закрывает, и спросил:
– Что вы делаете, Ксения?
– Приучаю вас подольше спать!
Отогнала корову в стадо, а когда вернулась, Николай Михайлович вместе с Кириллом стояли на крыльце. Она подошла к ним, улыбаясь.
Пржевальский сказал ей строго:
– Ксения, да вы, оказывается, шаловливы.
И Кирилл добавил:
– Дурья голова, тебе все шутки да смешки. Самовар я поставил, уже готов, поди. Пошли чай пить.
В этот день в деревне была свадьба, Кирилл с Ксенией на свадьбу шли, и Пржевальский отправился на охоту один.
Ксения на праздник нарядилась и все думала: зайдет ли Николай Михайлович к ним вечером? Ей хотелось в этом праздничном наряде ему показаться. Кирилл ушел со свадьбы раньше, и когда Ксения вошла в хату, они уже с Пржевальским там разговаривали. Она чувствовала себя очень красивой в дорогом наряде, радовалась и смущалась, что он ее такой видит.
– Ксения, – сказал Кирилл строго. – Николай Михайлович нам оставляет дичь, так что ты переоденься и разбери все, выпотроши птиц.
Она поблагодарила гостя за дичь и хотела идти переодеваться. Но Пржевальский ее остановил:
– Не надо, Ксения. Я сам выпотрошу, для меня это не составит труда.
Он быстро и очень ловко привел в порядок дичь, спросил, где теневая сторона, и понес птиц туда. Там выкопал охотничьим ножом ямку, выстелил ее лопухами и положил в нее птиц. Сверху тоже лопухами прикрыл и землей присыпал. Хозяйка принесла ковш воды. Полила ему на руки, подала вышитое полотенце. Он стал его разглядывать.
– Какое нарядное! Сами вышивали? Даже жалко.
– Да, сама, – ответила она. – Не жалейте, у меня таких много.
– Вы, Ксения, сегодня как царица…
Она стояла перед ним в малиновом шерстяном сарафане, в тонкой расшитой рубашке и таком же расшитом фартуке, в атласном кокошнике с бисерной полосой по лбу. Шея была украшена многочисленными кралями (так на Смоленщине называли бусы), они яркой разноцветной дорожкой лежали на полной груди.
Продолжая вытирать руки, Пржевальский произнес:
Есть женщины в русских селеньях
С спокойною важностью лиц,
С красивою силой в движеньях,
С походкой, со взглядом цариц.
Их разве слепой не заметит…