Совьетика - Ирина Маленко

Все, что я могу сделать, – это понимающе переглядываться без слов с не говорящей по-английски нашей провожатой, которой эти вопросы задаются: вот, мол, какие ходячие недоразумения бывают на белом свете! Между нами устанавливается такое взаимопонимание без слов, что в конце экскурсии она осторожно оглядывается и манит меня к себе рукой. Я подхожу, а она ловко ныряет рукой под подушку на музейной кровати рабовладельца и вытаскивает из-под нее… кучу белых кружевных носовых платков, которыми так славятся тринидадские рукодельницы. На пальцах она объясняет мне, что сама вязала эти платочки короткими тропическими вечерами, и что они всего по 2-3 доллара за штуку… Краем глаза я вижу, что точно такие же “тайные экскурсии”под подушки и в шкафы устраивают для отведенных в сторонку туристов и другие экскурсоводши… Причем каждая из них действует так, словно она – единственная рукодельница в этом коллективе.

Кайл тем временем восторгается каменной ванной рабовладельца, выделанной из целого куска мрамора. В отличие от современных ванн, в ней нет отверстия с пробкой: рабы просто ведрами таскали воду на второй этаж, наполняли её, а затем таким же образом опустошали.

– Такое обращение с людьми, в течение столетий, – это хуже любого холокоста! – говорю я громко и вижу, как Кайл молча багровеет…

У нас остается ещё около часа для свободной ходьбы по городу. Он потрясающе красив, но я чувствую себя здесь ужасно неловко и боюсь поднять глаза на местных жителей – ибо впечатление такое, что весь город ведет на туристов настоящую охоту! Нам просто не дают прохода, предлагая самые различные товары собственного производства, и уже через 10 минут я оказываюсь нагруженной корзинкой из пальмовых листьев (мне было жалко дедушку, который их продавал!) и сфотографированной на маленьком ослике… Я никогда до этого на ослов не влезала и ужасно боялась сломать терпеливому симпатичному животному шею!

Повсюду в Тринидаде – базары с местными кружевными изделиями. И меня вдруг пронзает острое чувство: люди продают здесь, как и у нас, и во многих других странах, за бесценок сделанное своими собственными талантливыми руками, – и все эти люди в мире кормят огромную армию самопровозглашенных “элитных” бездельников и дармоедов, разных там супермоделей и охранников, от которых обществу пользы меньше, чем от козла молока! До какой же степени тяжело болен сегодняшний мир, если столькие из нас даже не замечают всей этой уродливой абсурдности!

Я сижу на веранде маленького ресторанчика в ожидании всей группы. Нас развлекают пением местные музыканты, а затем с кухни приходит повар в белом колпаке и тоже начинает петь. Да ещё как! Но мне невесело. Все острее и острее ощущаю я, что быть туристом из “богатой страны” отвратительно. Я чувствую себя так, словно эксплуатирую всех этих людей. Я не хочу, чтобы вокруг меня прыгали на задних лапках. Я не хочу быть такой, как эти западные туристы, все поголовно выглядящие, как сошедшие с карикатуры! Я не хочу вообще быть туристом – я хочу быть одной из них, из местных людей!

Я делюсь своими мыслями с Марией, и она пытается меня утешить:

– Не надо так … Люди так себя ведут потому, что мы, кубинцы, очень гостеприимны и делимся с гостями самым лучшим…

– 

Я смотрю на своих согрупников – и они становятся мне все противнее. Вокруг нас – талантливые люди, народ, который столько всего может сделать своими руками, а что можете вы, – кроме эксплуатации и грабежа других народов?

Мимо ресторана проезжает грузовик с кузовом, заполненным местными рабочими – веселыми, простыми. Я с тоской смотрю на него: как мне хочется вскочить за его борт и умчаться отсюда вместе с ними!

.. Мы возвращаемся в Гавану через Сьенфуегос. В его окрестностях нам показывают единственную на Кубе атомную электростанцию, которую Фидель велел сразу же закрыть после катастрофы на Чернобыльской АЭС. В Сьенфуегосе перед нами предстает множество красивых зданий – в одном из них раньше размещалось казино, принадлежавшее сыну диктатора Батисты. Сегодня на Кубе казино – совершенно справедливо, на мой взгляд! – запрещены. На прощание мы прогуливаемся по самому длинному на Кубе бульвару….

Дорога обратно в Гавану кажется поистине бесконечной. Мы потихоньку начинаем изнывать в автобусе. От мрачных мыслей спасает только зрелище крестьян, в сумерках убирающих сахарный тростник – и как они дороги мне, как приятно мне их видеть, как хочется мне остаться среди них!

Автобус подпрыгивает на каких-то кочках в темноте, когда я неожиданно для себя открываю, что сосед Кайла справа по автобусу – наш человек! Немец из ГДР! Он тоже в восторге и с удовольствием переходит со мной на русский.

– Ну, Женечка, – с милым акцентом говорит он минут через 15, – Давайте выпьем!- и достает в темноте из кармана бутылку кубинского рома.

– На брудершафт!- отвечаю я, и рука моего нового знакомого, Рональда (“Меня зовут Рональд, как Рейгана, а моего брата – Михаэль, как Горбачева!”- шутит он) тянется ко мне с пластмассовым стаканчиком – через вконец напуганного, оказавшегося зажатым посреди “социалистического лагеря” Кайла! Он напуган многим: и тем, что мы пьем алкоголь в темноте, и тем, что мы говорим на непонятном ему языке, И тем, что мы, совершенно очевидно, коммунисты, и абсолютно непонятным ему – “как это русские могут дружит с немцами после войны?”….

После одной маленькой рюмочки нам становится весело, и мы предлагаем Кайлу к нам присоединиться. Но он запуган настолько, что, кажется, вот-вот выпрыгнет из автобуса!

– Мне так приятно по-русски поговорить, – заявляет мне Рональд.- Есть у нас такие, кто говорит, что нам было плохо раньше, но я так не думаю. Отлично было – и много здесь кубинцев встретил, которые у нас учились, и они тоже так говорят…

На горизонте показываются огни Гаваны. Мы затягиваем хором “Интернационал” – каждый на своем языке. Да, нескоро наш канадский знакомый забудет эту поездку!

***

…. Мне бросилось в глаза на Кубе, что детям так нравится в школе, что никто не спешит домой после уроков. А еще – что я ни разу не видела на улицах Гаваны плачущего ребенка – только счастливые, смеющиеся детские лица; что улицы Гаваны поражают своей чистотой по сравнению с другими крупными городами мира; что люди здесь постоянно чем-то заняты: стригут газоны, прокладывают новые трубы… Все вокруг буквально светится от ухоженности – даже при финансовых трудностях и нехватке краски для домов.

Как может человек в здравом уме и трезвой памяти добровольно хотеть бежать от такой жизни? Беда в том, что некоторые кубинцы думают – как думали в свое время и многие россияне -, что их СМИ лгут, рассказывая о капиталистической действительности. Тем более когда на остров 24 часа в сутки вещает сладенькие сказочки "Си-Эне-Эне ан эспаньол"…Цену этим сказочкам мы, россияне, как и другие жители восточноевропейских стран, теперь уже хорошо знаем.

Хорошо, что есть на свете коммунисты другого типа, чем те, кто предал своих товарищей, как Горби, решивший, что отныне он – "господин", превратившись на самом деле в последнего холопа у дверей заморских Змеев Горынычей. Хорошо, что есть такой остров – Остров Свободы, чьи коммунисты не покупаются!

… Уезжая из клиники, мы чуть не плакали. Долго прощались со всеми и с каждым по отдельности. Особенно бурно – с уборщицей, которая каждый день до блеска надраивала полы у нас в палате. Она обнимала Лизу на дорогу, желая мне «еще много детей». У нее самой были две дочки.

– Да я уже старая, куда мне!- отшучивалась я. В ответ она повисла у меня на шее:

– Не грусти, совьетика! Совьетикам это по штату не положено.

Так вот я все-таки кто. Я- Совьетика! И я с гордостью поднимаю к солнцу свое все еще заплаканное лицо.

Глава 14. Ooh-aah, up the RA!

«Ситуация спокойная. То, что стреляют… здесь бывают и плановые перестрелки.»

..Обратно мы прилетели вьюжной, беззвездной, холодной декабрьской ночью, после долгой тряски в небе на подлете к Ирландии: кажется, она находится в самом солнечном сплетении розы ветров…

После Кубы- солнечной, яркой, веселой – это было похоже на возвращение героев «Киндза-дзы» с планеты Альфа обратно на Плюк. Причем тоже совершенно добровольное. Как и им, нам было от чего пасть духом!

У входа в аэропорт нас уже ждал наш верный фермер Фрэнк, который вызвался довезти нас до дома. Путь до Севера из Шеннона неблизкий, ночь была темная, снег уже не шел, только завывала по все еще почти голой земле извилистая поземка. Фрэнк так лихо вел машину, что на ухабах нас кидало из стороны в сторону. Лизе это очень нравилось, она даже повизгивала от удовольствя, а вот нам с мамой не нравилось совсем. Но Фрэнк не замечал этого: он гнал машину, как герой Евгения Леонова в фильме «Гонщики» по грузинским горам, на ходу рассказывая нам ирландские новости и то, что он успел прочитать за этот месяц по истории Смутного времени в России. Увлекшись биографией Марины Мнишек, он время от времени начинал клевать носом, и тогда мы заставляли его остановиться подышать свежим воздухом, чтобы он не заснул за рулем окончательно. Так, «на перекладных» и добрались мы в конце концов уже ближе к утру до дому. Предложили Фрэнку выспаться у нас, но он, невзирая на свое полусонное состояние, упрямо отправился обратно в родной Каван, где ждали его все еще недоенные коровы….