Противостояние - Стивен Кинг

– Как бы поступил Иисус? – с улыбкой спросила Фрэн.

– Нет, как бы поступил Гарольд, – очень серьезно ответил Ларри.

Фрэнни его слова огорошили. Ей очень захотелось присутствовать при первой встрече Ларри и Гарольда, чтобы посмотреть, какой будет реакция Ларри.

– Однажды вечером мы разбили лагерь в фермерском доме, и у нас практически закончилась вода, – продолжил Ларри. – Колодец в доме был, но глубокий, и достать воду мы не могли, потому что без электричества не работал насос. Джо… извините, Лео, его настоящее имя Лео, то и дело подходил ко мне и говорил: «Фить, Ларри, хотю фить». Просто сводил меня с ума своим нытьем. Я чувствовал, что закипаю, что ударю его, если он еще раз подойдет ко мне. Хороший парень, да? Готов ударить душевнобольного ребенка. Но человек не может измениться сразу. У меня была куча времени, чтобы это понять.

– Вы привели всех из Мэна целыми и невредимыми, – заметила Фрэнни. – А один из наших умер. У него лопнул аппендикс. Стью пытался его оперировать, но не получилось. По-моему, Ларри, вы все сделали очень хорошо.

– Мы с Гарольдом сделали все очень хорошо, – поправил ее Ларри. – Короче, Люси сказала: «Быстро, Ларри, задай вопрос». И я задал. На участке стоял ветряк, который гнал воду в амбар. Лопасти крутились, но вода из амбарных кранов тоже не текла. Я открыл большой ящик у основания ветряка, где находился приводной механизм, и увидел, что приводной вал вышел из паза. Поставил его на место и – бинго! Потекла вода. Без ограничений. Холодная и вкусная. Благодаря Гарольду.

– Благодаря вам. Гарольда там не было, Ларри.

– Он был в моей голове. А теперь я здесь, принес ему вино и шоколадные батончики. – Он искоса глянул на нее. – Знаете, я почему-то думал, что он – ваш мужчина.

Она покачала головой, посмотрела на сцепленные пальцы.

– Нет. Он… не Гарольд.

Ларри долго молчал, но Фрэнни чувствовала, что он смотрит на нее.

– Ладно, как же я мог так ошибиться? Насчет Гарольда?

Она встала.

– Мне надо идти. Я рада встрече с вами, Ларри. Приходите завтра и познакомьтесь со Стью. Приводите Люси, если она не будет занята.

– Так что насчет него? – повторил он, тоже поднимаясь.

– Ох, не знаю, – глухо ответила она. К глазам подступили слезы. – Вы заставили меня почувствовать, что я… что я обо шлась с Гарольдом очень некрасиво, и я не знаю… почему и как я это сделала… Но разве можно винить меня за то, что я не любила его так, как Стью? Разве это моя вина?

– Нет, разумеется, нет, – ошеломленно ответил Ларри. – Послушайте, извините меня. Я столько на вас вывалил. Я ухожу.

– Он изменился! – выпалила Фрэнни. – Не знаю, как и почему, и к лучшему ли… но я… я действительно не знаю. И иногда я боюсь.

– Боитесь Гарольда?

Она не ответила; только смотрела себе под ноги. Подумала, что и так сказала слишком много.

– Вы собирались объяснить мне, как туда добраться, – мягко напомнил Ларри.

– Это просто. Идите по Арапахоу, пока не увидите небольшой парк, Эбена Дж. Файна, если не ошибаюсь. По правую руку. А маленький домик Гарольда будет по левую, напротив парка.

– Хорошо, спасибо. Рад нашему знакомству, Фрэн. Разбитый горшок и все такое.

Она улыбнулась, но явно через силу. Недавняя веселость испарилась.

Ларри поднял бутылку вина, и его губы дрогнули в улыбке.

– Если увидите Гарольда раньше меня… сохраните секрет. Хорошо?

– Конечно.

– Спокойной ночи, Фрэнни.

Ларри зашагал в том направлении, откуда появился. Она провожала его взглядом, пока он не скрылся из виду, потом поднялась наверх и скользнула в постель под бок Стью, который по-прежнему крепко спал.

Гарольд, думала она, натягивая одеяло до подбородка. И как она могла сказать Ларри, такому милому и по-своему потерянному (но теперь все они были такими), что Гарольд Лаудер – толстый, не уверенный в себе и несовершеннолетний? Ей следовало сказать, что не так уж давно она видела мудрого Гарольда, изобретательного Гарольда, достойного подражания – что бы сделал Иисус? – Гарольда, когда тот, плача, в одних плавках, выкашивал лужайку во дворе? Ей следовало сказать, что иногда надутый и часто испуганный Гарольд, пришедший в Боулдер из Оганквита, превратился в громкоголосого политика, который хлопал тебя по плечу, широко улыбался, радостно здоровался, но при этом смотрел холодными, напрочь лишенными улыбки глазами ящерицы-ядозуба?

Фрэнни решила, что в эту ночь сна придется ждать долго. Гарольд без памяти влюбился в нее, а она без памяти влюбилась в Стью Редмана, и такое сплошь и рядом случалось в жестоком старом мире. А теперь всякий раз, когда она видела Гарольда, у нее по спине пробегал холодок. И пусть он похудел фунтов на десять, и прыщей у него поубавилось, она…

У Фрэнни перехватило дыхание, она приподнялась на локтях, широко раскрыв глаза в темноте.

Что-то шевельнулось внутри.

Ее ладони легли на небольшую округлость живота. Конечно же, слишком рано. Наверное, всего лишь воображение. Да только…

Нет, не воображение.

Она медленно улеглась на спину, ее сердце билось гулко. Уже собралась разбудить Стью, но в последний момент передумала. Если бы это он подарил ей ребенка, а не Джесс… Тогда она разбудила бы его и разделила с ним этот миг радости. И разделит, когда шевельнется ее следующий ребенок. Если, конечно, он будет.

Движение повторилось, легкое, будто это было сокращение кишечника. Но она-то знала. Ребенок. Живой ребенок.

– Как же хорошо, – пробормотала она себе под нос, лежа на спине. Ларри Андервуд и Гарольд Лаудер были забыты. Все, что произошло с ней после того, как заболела мать, было забыто. Она ждала нового шевеления, прислушиваясь к существу, которое находилось внутри ее, и так и заснула, прислушиваясь. Ее ребенок жил.

Гарольд сидел на стуле на лужайке перед маленьким домиком, который выбрал себе сам, глядя на небо и думая о старой рок-н-ролльной песне. Рок он ненавидел, но эту песню помнил чуть ли не слово в слово, помнил даже название группы, которая ее исполняла, – «Кэти Янг энд инносентс». Солиста, вернее, солистку, отличал высокий, страстный, пронзительный голос, сразу приковывающий внимание. «Золотое наследие», – так отозвался об этой песне диджей. Взрыв из прошлого. Самое важное. По голосу создавалось впечатление, что солистке лет шестнадцать и она бледная, неприметная блондинка. Казалось, она поет картинке, которую большую часть времени держит в ящике туалетного столика, картинке, которую достает только поздно вечером, когда все в доме уже спят. В голосе слышалась беспомощность. Картинкой этой могла служить вырезка, позаимствованная из альбома старшей сестры, фотоснимок местного суперпарня – капитана футбольной команды или президента школьного совета учеников. Суперпарню в это время, возможно, делала минет капитанша группы поддержки, где-нибудь на пустынной дороге, куда позд ним вечером заезжают парочки, а далеко-далеко, в домике на окраине, девушка, у которой еще не выросла грудь, зато в углу рта пламенел прыщ, пела: Тысяча звезд на небе… дают они мне понять… тебя я люблю, и только тебя… скажи мне, что любишь меня… скажи мне, ты мой, только мой…