Вот так мы теперь живем - Энтони Троллоп

сказать мне ничего утешительного, разве что возьмешь назад все, что я от тебя слышала с приезда в Англию. Я больше не жду в жизни утешения. Однако, Пол, я не буду жестока до конца. Я скажу тебе все, что знаю о моих неприятностях, даже если тем оправдаю твое со мной поведение. Он не умер.

– Ты про мистера Хартла.

– Про кого еще? И он утверждает, что наш развод недействителен. Это все сообщил мне мистер Фискер. Хоть я его и не люблю, хоть и знаю, что он передавал тебе сплетни обо мне, я поеду в Сан-Франциско вместе с ним.

– Как я понял, он везет с собой мадам Мельмотт и дочку Мельмотта.

– Да, он мне сказал. Они авантюристы – и я тоже, так что мы должны поладить.

– Еще говорят, что Фискер женится на Мари Мельмотт.

– Мне-то что? Я не буду ревновать мистера Фискера к молодой даме. Но в Калифорнии, когда я туда вернусь, мне нужны будут друзья. Мое тамошнее дело, возможно, потребует дружеской поддержки. По пути через океан я очень близко с ними сойдусь.

– Надеюсь, они будут к тебе добры, – сказал Пол.

– Нет, это я буду к ним добра. Я многих завоевывала добротой, но к себе доброты почти не видела. Разве я не завоевала тебя мягкостью и лаской? О, как я была добра к тому несчастному, пока он не спился! А потом, Пол, я стала думать о людях более воспитанных, о чистой и приятной жизни – о вещах, которые будут пахнуть лавандой, а не диким чесноком. Я мечтала о женственных женщинах, которых до смерти перепугало бы то, что видела я; они бы умерли, лишь бы не сделать того, что сделала я. И когда я встретила тебя, Пол, я думала, мои мечты сбылись. Знаю, я ошибалась и теперь за это наказана. Что ж, полагаю, тебе лучше со мной распрощаться. Что проку оттягивать расставание?

Она поднялась и встала перед ним, уронив руки.

– Бог да благословит тебя, Уинифрид! – сказал он, протягивая ей руку.

– Но Он не благословит. С какой стати – если мы верим, что хорошие будут благословенны, а дурные – прокляты? Я не могу быть хорошей. Не могу не хотеть, чтобы ты ко мне вернулся. Если бы так случилось, меня бы не заботили страдания той девушки, не заботило бы – по крайней мере, сейчас, – что я безусловно сделала бы тебя несчастным. Вот – хочешь получить назад?

И она сняла с груди миниатюрный портрет Пола, который тот подарил ей в Нью-Йорке.

– Если ты мне его отдашь, то конечно, – ответил он.

– Я не расстанусь с ним за все золото Калифорнии. Ничто в мире меня с ним не разлучит. Если я выйду замуж за другого – а такое возможно, – новый муж должен будет принять меня вместе с этим портретом. Пока я живу, медальон останется рядом с моим сердцем. Как ты знаешь, я не слишком уважаю приличия. Не понимаю, отчего я должна вернуть портрет любимого из-за того, что он женился на другой. Я сказала, что люблю тебя, и не отрекусь от своих слов оттого, что ты меня бросил. Пол, я любила тебя и люблю – всем сердцем. – И она, бросившись ему на шею, покрыла его лицо поцелуями. – На одно мгновение ты меня не оттолкнешь. Ах, Пол, любимый, любимый!

Для него это было мучением, – впрочем, как она справедливо сказала, мучением, которое он вскоре забудет. Услышать от женщины, что она тебя любит – когда ты не можешь обещать ей ответной любви и, более того, когда признаешься в любви другой, – вовсе не радостно. Пол не хотел, чтобы она бушевала, как тигрица, но он предпочел бы упреки такому излиянию нежности. Разумеется, он обнял ее за талию, разумеется, ответил на ее ласки, но так сухо, что она сразу ощутила его холодность.

– Вот, – сказала миссис Хартл, улыбаясь сквозь горькие слезы, – вот, теперь ты свободен, больше я и пальцем тебя не коснусь. Если я раздосадовала тебя в нашу последнюю встречу, ты должен меня простить.

– Нет, но ты ранишь меня в сердце.

– Что ж, этого ведь не избежать? Когда двое наделали глупостей, как мы с тобой, они должны понести наказание. Твое будет несравненно легче моего. Я уеду не раньше первого сентября, поскольку эту дату назначил наш друг мистер Фискер, и буду жить здесь, поскольку это удобно миссис Питкин, но тебя я больше не побеспокою просьбой ко мне прийти. И даже лучше, чтобы ты не приходил. Прощай.

Пол взял миссис Хартл за руку и мгновение стоял, глядя на нее. Она улыбнулась и мягко кивнула. Затем он попытался привлечь ее к себе, как будто вновь хотел поцеловать, но она отстранила его все с той же улыбкой.

– Нет, сэр, больше никогда… никогда… никогда.

К этому времени она уже высвободила руку и отступила на шаг.

– Прощай, Пол… и уходи.

Он повернулся и вышел без единого слова.

Она стояла неподвижно и слушала его шаги на лестнице. Открылась и закрылась входная дверь. Миссис Хартл, спрятавшись за тонкой занавеской, смотрела, как Пол идет по улице. Когда он исчез за углом, она вернулась на середину комнаты, мгновение постояла, раскинув руки, затем ничком бросилась на пол. Говоря, что любит его всем сердцем, она не кривила душой.

Однако в тот вечер миссис Хартл пригласила миссис Питкин выпить с ней чаю и была с бедной женщиной любезнее обычного. Подобострастная, но по-прежнему любопытная домохозяйка спросила что-то про Пола Монтегю, и миссис Хартл заговорила о бывшем возлюбленном совершенно спокойно. Они все обсудили, сказала она, и решили, что им не следует жениться. Каждый предпочитает свою страну, поэтому они согласились, что лучше будет расстаться. В тот же вечер миссис Хартл с более чем обычной добротой позвала детей к себе в комнату и угостила хлебом с маслом и вареньем. В следующие две недели она старалась всячески радовать миссис Питкин и ее семью – покупала детям игрушки, а миссис Питкин вручила новый ковер для гостиной. Когда мистер Фискер увез миссис Хартл в Америку, миссис Питкин осталась безутешной – но преисполненной благодарности.

– Про американцев много дурного говорят, – сказала она на улице одной из своих приятельниц, – и не мне судить, что из этого правда. Но что до квартиранток, я молю Провидение послать мне еще такую же. У нее золотое сердце, и когда дети ели пудинг, она радовалась, будто они ее собственные.

Думаю, миссис Питкин не ошибалась, и