Медные монеты на алтарь предков - Mu Su Li

лет должны быть в годах. Я даже прожил еще восемь лет после этого. Не считая этой улицы Хугуа, даже во всем округе Волонг такое долголетие можно пересчитать по пальцам рука. Это достаточно впечатляет.

Это было правдой.

Шито Чжан несколько раз рассмеялся, пока говорил, затем покачал головой и вздохнул. — Однако на самом деле… 88 лет. Это действительно ослепительно.

Теперь, когда разговор дошел до этого момента, у Лу Няньци не было возможности скрыть это. В конце концов, у него было предчувствие, что дни Шито Чжана остались недолгими, и он пришел навестить его.

Он спросил Шито Чжана: — Тогда у тебя еще есть нерешенные дела или слова, которые ты еще не сказал?

Шито Чжан махнул рукой. — Когда ты достигаешь моего возраста, ты не можешь делать ничего, кроме как смотреть на небо и думать только о таких вещах. Слова, которые я хотел сказать, были давно сказаны, и за эти два года я видел людей, которых я хочу снова увидеть несколько раз.

— Кстати, о нерешенных делах… — Шито Чжан замолчал, словно погрузившись в воспоминания.

Но он был слишком стар — морщины на его веках впали вниз. На первый взгляд казалось, что он заснул, говоря наполовину. Лу Няньци долгое время наблюдал за ним, и заметил что он не двигался, и был несколько встревожен. Он закатал рукава и протянул палец, чтобы проверить дыхание своего старого друга, но Шито Чжан отшвырнул в сторону.

— Хотя время и день скоро наступят, это не так быстро, — проворчал Шито Чжан.

Лу Няньци сказал: —… Тогда ты не должен медлить.

Было бы достаточно странно кого-то напугать.

— Мне уже 88. Я могу переродиться? Я как раз думал об этом, о чем сожалею.

Лу Няньци спросил: — Ты действительно о чем-то сожалеешь?

— Да, — вздохнул Шито Чжан. — В том году я намеревался вырезать для них две статуэтки из нефрита хорошего качества.

Для такого ремесленника, как он, всегда было что-то особенное, так как это был самый важный подарок, который он мог сделать.

— Но в то время я был уже довольно стар. При вырезании больших форм я не мог использовать всю свою силу. Если бы я вырезал плохо, это смутило бы этих великих людей. Мастер еще разумен, но с характером того Древнего…

Шито Чжан покачал головой и улыбнулся. — В любом случае, попробовав несколько раз, я вырезал счастливый нефрит

— О, я помню этот нефрит, — сказал Лу Няньци. — Мастер подарил его им на свое 60-летие.

— В то время я подумал, что это тоже хороший повод, — сказал Шито Чжан. — Размышляя об этом за эти несколько лет, я все еще чувствовал сожаление. Почему я вырезал счастливый нефрит? Разве вырезание двух восьмифутовых божественных статуй не было бы гораздо более подходящим и позволило бы мне лучше показать свое мастерство?

Лу Няньци спокойно сказал:

— Тогда вырежь их.

— …Что я могу вырезать, если я даже не могу держать свой разделочный нож! — проворчал Шито Чжан.

Он всегда был оптимистом. Не дожидаясь, пока Лу Няньци утешит его, Шито Чжан снова сказал: — Однако, как можно прожить всю жизнь, не сожалея ни об одном? Неплохо иметь такую ​​вещь в памяти. Кто знает, может быть, в следующей жизни, я мог бы встретиться с этими двумя снова и даже сохранить небольшое судьбоносное знакомство.

Хотя до этой жизни оставалось еще несколько дней, он уже начал беспокоиться о следующей жизни. Лу Няньци действительно должен был восхищаться этим. Он сказал:

— Давай так посчитаем. Тогда, ты хочешь увидеть их снова? — спросил Лу Няньци, раскладывая деревянные палочки в руке, угадывая текущие путешествия этих двоих. — Они уже должны были направиться на север…

Шито Чжан, однако, махнул рукой и сказал: — Их не следует беспокоить.

Именно потому, что эти двое были рядом, он часто мог утешать себя тем, что вопросы жизни и смерти не так страшны. После смены времени и места, возможно, в другом я, он мог бы случайно снова встретиться со старыми друзьями. Разве это не похоже на встречу со старыми друзьями из одной деревни? Это было бы счастливой вещью. А так как это было бы счастьем, то не было бы нужды так огорчаться и огорчаться по этому поводу.

Лу Няньци согласился воздержаться, и поэтому сердце Шито Чжана довольным. Он ушел из жизни осенью того же года. Выбрав хороший день с ласковым ветром и тихими облаками, среди сна и грез, он ушел, как лист, падающий и возвращающийся к своим корням.

**********

Десять лет спустя, недалеко от города Цзянчжоу. Сюаньминь был одет в мантию, белую, как облака и снег. Как только он приземлился на обочине государственной дороги, ведущей в Линьцзянь, цепочка медных монет на его талии начала тихо звенеть. Он сделал широкий жест двумя пальцами, уже собираясь смахнуть пыль и дым, запятнавшие его одежду. Монах заметил, что его рукав дрожит от нежных движений, а голова черного дракона размером с палец раздвигает ткань и с любопытством вытягивается наружу его рукава.

Кто это мог быть, как не тот Древний по имени Сюэ.

Подобное веревке тело черного дракона даже обвилось вокруг запястья Сюаньмина, вытягивая его шею и голову, как одинокая ветвь, чтобы внимательно оглядеться. Осмотрев окрестности, он пробормотал:

— Ухудшились ли навыки гадания этого отродья Лу Няньци? Он продолжал говорить об этом в течение нескольких дней, просил меня отправиться на юг, говоря, что я смогу встретиться со старым знакомым. … Где этот старый знакомый? Из всех людей, идущих по этой государственной дороге, ни один не выглядит знакомым.

Когда этот Древний жаловался, он пренебрегал узким полем зрения руки Сюань Миня. Итак, он поднял свой хвост, хлопнул им несколько раз и сказал:

— Подними руку. Я хочу увидеть места подальше от того, что я вижу.

Он подождал мгновение, но не встретил Сюаньмина, поднявшего руку от ожидания. Скорее, то, что пришло, было пальцем, который потер голову. Сюэ Сянь лениво наслаждался прикосновением, но не передумал, только пробормотал: «Че», а про себя сказал: — Играть со мной средь бела дня… что это за ерунда?

Сюань Минь сказал: — Много путешествующих гражданских лиц. Было бы слишком необычно странно, если бы мои движения были неуклюжими.

Сюэ Сянь задумался и понял, что, двигаясь по дороге, внезапно поднять руку высоко вверх действительно привлечет взгляды окружающих.

Поэтому он решил понизить свое достоинство и сказал: — Хорошо, тогда ты смотришь вдаль. Есть ли кто-нибудь, кто выглядит знакомым?

— Я не видел знакомого лица.