Конспект - Павел Огурцов

Он выходит, возвращается со свернутым в трубку большим листом и подходит к столу Кудсярова. Андрей Дмитриевич освобождает стол, я приношу для Кармазя стул, и мы втроем наклоняемся над раскрученным листом, придерживая его края, чтобы он не свернулся. Перед нами светокопия схематической, без рельефа, крупномасштабной и подробной карты области с административными границами, всеми населенными пунктами, автогужевыми и железными дорогами и станциями.

— Вот смотрите, за разрушенным мостом первая станция — Скели. — Не отрывая пальца от этой станции, Кармазь поднимает голову. — Я не поддерживаю того, что вы затеваете, и даже за вас опасаюсь, но я понимаю — вас не остановишь. Затея ваша, по всему, вроде бы напрасная, но работники вы, — я же вижу, — старательные, добросовестные — почему же не помочь? — Кармазь передвигает палец. — Вот вторая станция — Байрачная. Между этими станциями — гладкая, как скатерть, степь. Ее размеры такие, что там можно разместить больше заводов, чем есть в Червоноказачинске. — Кармазь стал описывать достоинства этой территории. — Значит, железная дорога есть. Шоссе с твердым покрытием немного не доходит до станции Скели — вот оно сворачивает под железной дорогой. Недалеко Днепр — значит, воды сколько угодно. Близко огромные разветвленные балки — их хватит на много лет под отвалы шлака и под шлаконакопители. Лучшей территории под промышленные предприятия не найдете.

— А как ездить на работу?

— А как ездили до войны? Трамвай не справлялся, основная масса народа ездила рабочими поездами. Так и будет ездить, только в противоположном направлении. Расстояние почти такое же. До войны поездка занимала, — смотря где вставать, — от семи до двадцати трех минут. А до станции Скели — минут пятнадцать, до Байрачной — минут двадцать пять. По шоссе можно организовать автобусное движение.

— А как сейчас туда добраться?

— На машине никак не доберетесь — разрушен мост. Возле него есть лодочная переправа, но до переправы пешком, после переправы пешком, да в оба конца, да там походить — за день не управитесь. Через временный деревянный мост идут грузовые поезда, а пошли ли пассажирские — не знаю. Но можно позвонить на вокзал, в справочную. Если пассажирские пошли — доедете как раз до станции Байрачной.

— Андрей Ильич, а есть ли подходящая площадка где-нибудь здесь? — Я провел пальцем по железной дороге на Гелиополь.

— Нет. Здесь знаете какой рельеф? Вверх-вниз, вверх-вниз, гора-балка, гора-балка... И так на десятки километров. Заводы здесь не построишь. Подходящая территория есть только по Великоотаровскому шоссе.

— Какое шоссе?

— Великоотарiвське — шлях до райцентру Великi Отари. — Кармазь провел пальцем по улице, а потом — дороге, ведущей из старого города на восток и проходящей недалеко от вокзала под железнодорожным мостом. — Территория здесь большая, ровная и недалеко от города. Там до войны был гражданский аэродром, но и для заводов места хватит.

— Ни к чему сюда заводы переносить, — я показал на розу ветров. — Восточные ветры будут задымлять старый город. Они почти такие же частые, как и те, что дуют от разрушенных заводов.

— Значит, вам остается только одна площадка — между станциями Скели и Байрачная, да она и самая лучшая. А других подходящих больше нет, — сказал Кармазь. — Дался вам этот перенос!

Мы и сами уже поняли, что другой подходящей площадки не найдется. Поблагодарив Кармазя за помощь, мы решили завтра же отправиться на рекомендованную им площадку, а сейчас сходить на базар за продуктами на дорогу.

— Да зачем вам на базаре куплять продукты? — удивился Кармазь. — Возьмите в столовой сухой паек на завтра. Все так делают, когда ездят в командировку.

— Вот спасибо! — сказал Кудсяров. — А мы и не знали, и когда знакомились с городом ходили голодные. И вы берете сухой паек, когда ездите в командировку?

— Нет. У меня семья, я карточки беру домой и столовой не пользуюсь.

— Не могу понять Андрея Ильича, — говорит по дороге в столовую Кудсяров. — И не одобряет и в то же время помогает.

— Если наше предложение отклонят, он скажет: «Я их предупреждал», — говорю я. — Если примут, скажет: «Я им помогал».

— Такая предусмотрительность? А может тут другое? Живет в балке, через которую периодически тянет заводским дымом, а у него девчурка, которую он любит, — это заметно, — и ему хочется, чтобы девчурка дышала свежим воздухом, и он в глубине души за то, чтобы заводы перенесли, но боится даже сказать об этом открыто. «За постановку вопросов головы не летели?» — так, кажется, он нам сказал? Может быть, в этом и дело? А, Петр Григорьевич?

— Может быть и так. Кто его знает!

— А впрочем, чужая душа — потемки.

Еще было утро, когда товарный поезд, на котором мы при его отходе благополучно пристроились, остановился на станции Байрачная. Мы начали с того, что позавтракали, обошли, поглядывая по сторонам, вокруг станции, немного прошли в сторону, противоположную той, в которую нам следовало направиться, — ничто не остановило наше внимание – и вдоль пути пошли к станции Скели. Становилось жарко. Над землей дрожал воздух. Здесь все было так, как сказал Кармазь. Нашли мы и чудовищно огромные разветвленные балки. Хотелось пить, но попили мы только на станции Скели. Возле рухнувшего моста высокие скалы, местами поросшие лесом, видны вверх по течению Днепра до его поворота. Впечатление портят четыре группы бараков на обоих берегах по одну и другую сторону от моста. Возле бараков дымят печи под навесом, висит белье, бегают дети. Переправились в Успеновку, остались последние километров десять, считай уже дома.

Андрей Дмитриевич созвонился с главным санитарным врачом города — Юлией Герасимовной Панченко. Она будет нас ждать сразу после перерыва. Позднее позвонил Прохоров и на то же время пригласил Андрея Дмитриевича к председателю облисполкома. Мы решили не откладывать встречу с санитарным врачом, и туда пошел я. Маленький домик с маленькими окнами. За письменным столом, занявшим чуть ли не половину комнаты, сидит женщина лет сорока. У нее усталый вид, и, может быть, она нездорова: все одеты по-летнему легко, она кутается в оренбургский платок.

Я спросил, как сильно задымлялись жилые районы. Юлия Герасимовна меня поправила — правильнее не задымлялись, а загазовывались: дым уходит вверх, а твердые частицы выпадают и, оседая, разносятся ветром на большие расстояния. От них исходит резкий неприятный запах — это газы. Дышать воздухом, отравленным такими газами, очень неприятно, а главное — вредно: страдают дыхательные пути и легкие, а некоторых людей еще и тошнит.