Конспект - Павел Огурцов

Учет заболеваний от загазованности и обследование живущих в загазованной зоне не проводились, но при вскрытии умерших жителей бараков, расположенных вблизи заводов, в легких обнаруживали что-то вроде ржавчины.

Если не считать временных поселков, то ближе всего к металлургическим заводам Соцгород. Он и загазовывался больше всех. Сильно загазовывалась Успеновка, но не вся сразу, — она очень большая, – а то там, то там — куда дул ветер. Газом тянуло по балкам, но доставалось и Успеновской горе: ее так плотно накрывал серый туман, иногда с цветными оттенками, что она вообще не была видна ни с Днепра, ни из старого города. Нередко тянуло газом и по Ласкавой балке. А старый город почти не загазовывался.

— Намного ли загазованность превышала допустимую?

— Конечно, намного, но дело в том, что у нас еще нет норм, перед войной над ними только работали.

— А как долго длилась загазованность?

— Обычно — несколько часов, но бывало, что и несколько дней.

— Юлия Герасимовна, а как вы отнесетесь к предложению, чтобы заводы не восстанавливать, а строить в другом месте?

— Это было бы прекрасно. Но разве это возможно?

— А почему невозможно? Ведь заводы почти полностью разрушены.

— А у вас уже есть предложение, где строить заводы?

Если руководствоваться розой ветров, самая подходящая по нашему мнению площадка — между станциями Скели и Байрачной. Насколько мы понимаем, эта площадка соответствует и другим требованиям для размещения здесь заводов.

— Вы и ваш начальник, наверное, люди здесь новые?

— Да, мы здесь со второй половины апреля. А что?

— Дело в том, что сначала заводы хотели разместить на той площадке, о которой вы говорите. Из всех вариантов этот считался самым лучшим. Вы об этом знали?

— Не знали. Я об этом впервые слышу. А почему отказались от этой площадки? Юлия Герасимовна несколько секунд смотрит на меня молча.

— По военно-стратегическим соображениям, — говорит она.

— Военно-стратегическим?! А в чем они заключались?

— В том, что эти заводы должны размещаться только на левом берегу Днепра.

— А как же... — начал я и осекся. Юлия Герасимовна молча ждала продолжения, и я спросил: — А как же нас уверяли, что будем бить врага только на его территории?

— Петр Григорьевич, давайте считать ваш вопрос риторическим.

— Согласен. Теперь этот вопрос, действительно, риторический: какое военно-стратегическое значение имеет размещение заводов, когда наша победа не за горами?

— Наверное, вы правы, но решать этот вопрос не нам с вами.

— Но мы можем, даже обязаны его поставить.

— Вы уже говорили об этом с кем-либо из нашего руководства?

— Без вашей поддержки нечего и думать о постановке этого вопроса. Поэтому я сейчас и нахожусь у вас.

— Понимаете, в чем ваша трудность: у нас нет формальных оснований ставить этот вопрос. Дело в том, что санитарные разрывы между этими заводами и жилыми районами, за исключением Соцгорода и примыкающего к нему кусочка Успеновки, выдержаны.

— Как выдержаны?!

— Они несовершенны, эти нормы разрывов — не учитывают направления ветров.

— Но ведь людям, живущим в загазованных районах, от этого не легче!

— Конечно, не легче. Да и город будет развиваться в загазованном районе — в Успеновке. Знаете что? Давайте обсудим этот вопрос в нашей областной инспекции.

— Пожалуйста.

— Я договорюсь и вам позвоню.

17.

У входа в облисполком стояли несколько групп из двух-трех человек и Кудсяров, говоривший с невысоким плотным человеком лет сорока. Увидев меня, Андрей Дмитриевич улыбнулся, закивал мне, чтобы я подошел, и представил меня своему собеседнику.

— Очень приятно видеть в нашем городе еще одного архитектора, очень приятно, — сказал собеседник Кудсярова, пожимая мне руку. — Коваль Дмитрий Игнатьевич.

— Заместитель председателя Червоноказачинского горисполкома, — добавил Кудсяров и продолжил прерванный разговор. — Вы же только что слышали, что нам сначала надо съездить в Гелиополь и Обильненск. Вернемся и сразу к вам.

— Понимаете, если промолчал, когда вам дали это поручение, это не значит, что в Червоноказачинске нет неотложных дел, — сказал Коваль, и у него появилась какая-то странная робкая улыбка, как если бы он был в чем-то виноват и просил извинения. — А обязательно ехать вам вдвоем? Может быть, один из вас поедет, а другой займется нашими делами?

— Ну, хорошо, — ответил Андрей Дмитриевич и вздохнул. — Так и сделаем: один из нас поедет, другой останется. Давайте договоримся о встрече.

— Откладывать не будем. Прошу завтра ко мне между девятью и половиной десятого. Нет возражений?

— Возражений нет.

— Договорились. До завтра! — Коваль пожал нам руки, перешел улицу и скрылся за углом. Там в маленьком двухэтажном доме находился горисполком.

— Ну, держитесь, Петр Григорьевич. Работа наваливается, а эпохе «Мы с Тамарой ходим парой», по всему, приходит конец. Так что вы узнали в санитарной инспекции?

— Что ж тут стоять! Пошли в наш кабинет?

— Правильно, пошли. Пошли мы в ближайший сквер, который против Меркурия.

— Андрей Дмитриевич! А что за поездка в Гелиополь и Обильненск?

— Давайте по порядку, сначала вы, потом я. Так что собой представляет главный санитарный врач города? – Кудсяров вдруг засмеялся.

— Чему вы?

— Вспомнил Зощенко: женщина — зубная врач. Так что вам рассказала женщина — санитарная врач?

По ходу моего рассказа Андрей Дмитриевич его комментировал.

— Загазовывался? Пожалуй, это точнее. Признаюсь, не ожидал, что город загазовывался так сильно. Ну, конечно: сейчас мы дышим свежим воздухом. А каково тут дышать, когда работают все заводы?

По поводу того, что мы не открыли Америку, предложив площадку между станциями Скели и Байрачная, он сказал:

— Первый вариант — от Бога, это верно. Значит, отклонили по военно-стратегическим соображениям? Дело серьезное. Нет, вы, конечно, правы: война идет к концу, да и современная военная техника разрушит заводы на любом берегу. Какое уж тут военно-стратегическое значение? Но все равно — дело серьезное: решение о размещении заводов принял, конечно, Сталин, и без него никто это решение пересматривать не будет. Вопрос в том, решатся ли Сталину доложить и сумеют ли хорошо обосновать. Обосновать — это задача наша совместно с санитарной инспекцией. А интересно: неужели Кармазь знал об этом варианте, а нам не сказал? Как вы думаете?

— Думаю, что знал. Он из тех, которые все знают, но помалкивают. Мне стало казаться, что Андрей Дмитриевич чем-то возбужден, даже глаза его поблескивали.