Пасынки восьмой заповеди. Маг в законе - Генри Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выборные стояли у крыльца, насупившись и не зная, что делать. В их мозгах медленно проворачивались жернова, меля в муку зерно тяжких дум: уходить? нет? что произошло? зачем они сюда шли? Толпа за оградой, не участвуя в разговоре, да и не слыша его вовсе, тревожно гудела. Громче. Еще громче.
По-моему, князь промахнулся. Встал слишком рано.
По-моему...
* * *— Как тебе не стыдно, Шалва! Мой друг, ты же знаешь, как я люблю пейзан, этих чистых, честных представителей простого народа! Носителей исконной сути, темных разумом, но светлых душой! Нет, ты совершенно не умеешь общаться с кем бы то ни было, кроме твоих ужасных коллег! Скажите, голубчики, вы хотите... как это?.. а, немножечко выпить? Я знаю, простой народ всегда хочет немножечко выпить!
На крыльце возникла Княгиня. Вот еще мгновение назад она была в столовой, у соседнего окна — и вот она уже на веранде, и выборные сразу заулыбались, расслабились.
— Благодарствуем, ясная пани!
— Почтем за честь!
— Ой, дама! ой, нивроку, дама! не сглазить бы...
И народ за оградой малость притих. Шеи повытягивали, смотрят: что за чудернация в саду творится?
Прислуга объявилась словно по мановению волшебной палочки. Два круглых летних столика вместе с плетеными креслами мигом перенеслись ближе к крыльцу; мелькнули и упали вышитые скатерти, поверх выстроились чашки, чайнички, рюмки, графинчики; стряпуха Оксана волокла блюда с холодными заедками.
— Ну что бы я без тебя делал, дорогая Эльза?! — судя по тону, князь явно улыбался, хотя его лица мне по-прежнему не было видно.
Расторопный урядник мгновенно наполнил рюмки чем-то рубиново-красным — вином или ягодной настойкой:
— Дозвольте здравицу, ваша бдительность?
Джандиери благосклонно кивнул, садясь обратно в кресло: дескать, даю княжеское позволение.
— Счастья в вашу хату полные закрома! нехай Господь благословит сей дом! Не гневайтесь, ежли шо не так — мы люди простые...
— Ах, я без ума от простых людей!.. я просто без ума!..
Но я уже не слушала Княгиню. Я смотрела туда, за ограду, где собралось слишком много простых людей.
«Без ума!.. — эхом отдавалось у меня в голове, суля страшное. — Без!.. ума!..»
— Ведьма! Ведьма! В очи плюет! зло в сердце носит! Ведьма! — народ расступился, и мне хорошо видно, как юрод-Прокопий катается с криком по земле, задирая к небу толстые, голые, чудовищно грязные ноги, а люди пятятся от него в суеверном страхе.
— Хто — ведьма? Барыня, шо ль?!
— Ты в своем ли уме, Прокопий?!
— Да он отродясь в своем не был! не бачишь, чи шо?
— Гы!
— А мы шо тут робымо? Стоим, як дурни, та зыркаем?
Смех — плохой, дерганый, на грани истерики.
— Ты глянь! нет, ты поглянь! — хмельное дудлят!
— Так ото ж! Уважают...
— Ой, людоньки! ой, приворожили епутатов! очи им отводят та горелкой заливают!
— Хто б мне залил... я б тому в ножки!..
— Они тебе зальют — в пекле очухаешься!
— Не, ну погляньте! Шоб сам пан князь, и отак, разом...
— Та злякався[88] вин! Плыв, плыв, а на берегу всрався!
— Ото ж! Гроши сует, чарку подносит! — нам, черному люду!
— Знать, боится! Знать, есть, чего!
— Шо маги, шо паны — одна кодла!
— Подпалить — и весь сказ!
— То иди, пали! Огоньку дать? Чи сам всрався?
— Хто, я? Да я тебе...
— Ты не мне, ты им!..
— Та шо ж вы за чубы! заждить, пока выборные вернутся!
— Ой, Прокопий... Шо з им?!
Юродивый внезапно прекратил кататься по земле и вопить. Теперь он, скорчившись в пыли и обхватив голову руками, плакал навзрыд. Мало-помалу стихали крики, и мрачная, зловещая тишина воцарялась над толпой — чтобы в этой тишине еще отчетливей раздавались рыдания блаженного Прокопия.
А еще стал слышен под окном успокаивающий голос отца Георгия:
— ...как смиренный служитель Господа нашего, также облеченный властью епархиального обер-старца, призванного следить за законностью приговоров по делам о применении «эфирных воздействий». Напомню, что его светлость — полковник Е. И. В. особого облавного корпуса жандармов. Вы совершенно правильно сделали, что пришли сюда!
— Да-да, их отрешенность говорит дело. Явитесь завтра в город, скажем... к девяти утра. Я объясню, куда. Напишете заявление, с вас снимут свидетельские показания, — и делу будет дан официальный ход. Если действительно имело место эфирное, то есть магическое, воздействие — виновные будут наказаны по всей строгости закона, можете не сомневаться.
— Та это... ваша мосць!.. нас-то, кривлянчан, за шо в город? Не видали мы ни арапа. Это все цвиркунцы, да голова ихний — они нехай и малюют все те бумаги. А мы шо? Наша хата с краю...
— Разумеется, показания будут сниматься только с очевидцев.
— Ото верно, ясный пан! спасибочки! а то шо ж мы?..
Перспектива являться в жандармское управление, давать там показания и подписывать всякие бумаги «епутатов» отнюдь не прельщала. И если кривлянчане от этого смутного дела отбоярились на вполне понятных основаниях, чем и были весьма довольны, то Остап Тарасыч клял себя за то, что ввязался в эту историю.
У меня сложилось впечатление, что он не падает в ножки князю и не молит о снисхождении лишь из боязни наказания за что-то большее, чем просто мужичий бунт.
— Ваша мосць! Народишко-то, не про нас будь! угомонить бы надо. Мы хоть люди малые, да с понятием, а с тех дурней всякое станется... — шинкарь, как обычно, держал нос по ветру.
— Это мы мигом! запросто! — радостно ухмыльнулся урядник, с некоторым трудом выбираясь из-за стола. Хлопнул напоследок недопитую кем-то чарку, вытер рот. — Батюшка, не погнушайтесь, выйдите со мной к обчеству!..
Отец Георгий согласно кивнул и двинулся следом за лихим урядником.
— Цыть, обчество! — заорал урядник. Толпа, и без того примолкшая, заглохла окончательно. Лишь чирикнула в кроне какая-то глупая пичуга, да безнадежно плескались, затихая, рыдания юродивого.
— Усе путем, сельчане! вы уж не сумлевайтесь! Завтра Остап Тарасыч в город поедет, бумаги важные малевать! Будьте покойны! А туточки паны добрые, нема средь них мажьей силы, нема и отродясь не бывало! Сейчас батюшка вам Христом-Богом, Перво-Ответчиком нашим поклянется, и хрест святой в том поцелует. Ну шо, поверите тогда?!
— Поверим! — нестройно загудели мужики, и бабы подхватили:
— Ежли Христом-Богом...
— И хрест святой...
— Сам батюшка...
— То хай клянется, а мы поглядим!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});