Горицвет - Яна Долевская

Темная июльская зелень исподволь наполнялась какой-то глухой чернотой. Сплошная стена ее была совершенно плоской и вскоре обратилась в гудящий багровый вихрь. Страшная боль пронзила Жекки, и вскрикнув, схватившись рукой за горло, она открыла глаза. Она сидела все на том же клеенчатом диване в детской. За полукруглым окном зияла черная бездна, полная вьющихся, сплетающихся и схлестывающихся друг с другом языков пламени. Тяжелый запах гари настойчиво заползал сквозь запертое окно. Жекки вскочила, как ужаленная. Сладостных призраков не было и в помине. Была только отчетливая, как никогда жестокая, реальность и смутно затихающая где-то глубоко под спудом боль — послевкусие прерванного кошмара.

L

Жекки подбежала к окну. Она нисколько не сомневалась, что пожар уже вплотную подобрался к усадьбе и хотела только понять, где сейчас основное пламя, чтобы определить, сколько еше ей отпущено времени. На что его потратить она пока не решила. Все видимое из окна: ближняя оконечность парка, переходящая в сосновый бор и отделенный от него кленовой аллеей пологий травянистый спуск, за которым виднелись крыши никольских изб, — исторгало ревущий непрерывный огонь. На пепельном фоне яростный слепящий вихрь, подгоняемый ветром, взмывал заостренными багровыми языками, опадал вместе с обрушающимися стенами и стволами деревьев, и будто бы расширяясь, двигался прямо на усадьбу сплошной огненной массой. Кругом огня плескались раскаленные до бела тени, черный дым взвивался с порывами ветра, донося в разъедающем запахе палящий накал смертоносного зноя и древесного пепла.

Какой-то не вполне внятный треск, раздавшийся где-то совсем близко, вывел Жекки из оцепенения. «Крыша над левым крылом», — пронеслось у нее в голове.

Мысль, несмотря на сотрясающую все тело лихорадку, работала с неукоснительной четкостью. Жекки давно не ощущала такой рациональной ясности, такого знакомого по прежней жизни хладнокровного расчета. Зубы при этом у нее стучали, как будто от лютого холода, а руки тряслись точно у древней старухи. «Да, конечно, все эти воспоминаяния прошедшего, догрогие сердцу, милые призраки, нежность и печаль родного очага, — все это прекрасно. Они сделались частью меня, и они простились со мной, потому что почувствовали неминуемый конец. Но разве я могу принять как должное этот конец, конец меня самой?»

Стоило Жекки осознать, что она не может, что все еще не готова, вопреки всему что с ней случилось за последнее время, его принять, как ее рассуждения сразу сделались простыми и четкими, какими бывали прежде в минуты, когда она разрешала запутанные хозяйственные вопросы. Сейчас решение нужно было принять немедленно. «Справа за службами — пруд, — уверенно подсказывал ей разбуженный мозг. — В сенном сарае у людской — смотанная пожарная кишка. Помпа — тоже в сарае. Если пожар еще не дошел до служб, то можно попробовать…»

Не утруждаясь больше размышлениями, зная к тому же, что каждая секунда на счету, Жекки выбежала на парадное крыльцо. Сбежав с него во двор, она подняла голову, оглядывая дом. В самом деле, левая его сторона, ближе других подходившая к охваченному огнем куску парка, занялась пока еще робким пламенем. На крыше что-то тихонько потрескивало, поднимая к верху тонкие змейки дыма. Хуже было другое — примыкавшие к той же горящей части сада службы уже почти все полыхали. Отстоящие ближе к господскому дому людской флигель и сенной сарай только что слабо дымились. От дома их отделял пустой двор шириной примерно в тридцать сажен. Жекки не задумываясь бросилась к сараю.

Обежав его, она увидела, как через щели в воротах валит густой пепельно-сизый дым, кое-где вперемежку с тонкими огненными всплесками. Она набрала полную грудь воздуха и забежала внутрь. От густого дыма ничего не было видно и только острые световые вспышки, прорываясь через него, обозначались вполне отчетливо. Жекки почувствовала, что не выдержит здесь и минуты. Но чтобы снять кишку со стены больше и не требовалось. Смотанный брезентовый шланг висел недалеко, справа от ворот, до которых пока еще не дошло пламя. Сорвав его со стены, Жекки выскочила из сарая. Она бросила его под ноги и закашлялась.

Едва отдышавшись, она снова забежала в сарай. Теперь прдстояло куда-более сложное дело — вытащить деревянную колесную помпу, стоявшую в ближнем к воротам правом углу. Но этот угол уже источал жаркие кровавые всполохи. Та часть сарая во всю горела. Предусмотрительно обмотав лицо носовым платком и прихватив с земли кстати побвернувшийся обрывок веревки — наверное, остался от увязки домашнего скарба Дорофеевых — Жекки снова вбежала в сарай. Жмурясь, сдерживая дыхание и заслоняясь рукой от нещадно палящего жара, она сумела добраться до угла, где стояла помпа. Задерживаться там было немыслимо. Единственной возможностью было зацепить веревку за основание или колесную ось и вытянуть помпу за собой. Однако и это действие нужно было проделать с одной попытки. Превозмогая себя, чувствуя, что, протяни она еще хоть одну лишнюю минуту, и потеряет сознание от удушья, Жекки кое-как опутала один конец веревки вокруг балясины у подошвы помпы. По стене ощупью она вышла к распахнутой воротне и потянула другой конец веревки за собой.

Удушливый кашель снова заклокотал у нее в горле. Стараясь не обращать на него внимание, она потянула веревку обеими руками, напрягаясь изо всех сил — помпа оказалась непредвиденно тяжелой. Еще чуть-чуть, еще усилие, и насос должен был выкатиться на более мене безопасное место вблизи открытых ворот. Но Жекки не расчитала не столько свои силы, сколько прочность веревки. То ли от какого-то особенно сильного рывка Жекки, то ли под воздействием огня, натянутая до предела бечева оборвалась. Жекки чуть не упала, когда внезапно вместо силового напряжения почувствовала пустоту. Длинный обрывок повис у нее в руках. В эту минуту широкий огненный всполох взвился над крышей сарая и, подхваченный порывом ветра, размножился на несколько более мелких, разлетевшихся по всей поверхности крыши. Боковые и задняя стены уже извивались огненными зигзагами, и от них шел нестерпимый жаркий свет. Когда из ворот вместо дыма выплеснулся первое багровое острие пламени, стало понятно, что в сарай больше не войти.

Жекки присела на брошенный перед воротами моток пожарной кишки и тупо бессмысленно уставилась в землю. «Ничего не вышло, — почти что с прежним хладнокровием заключила она, — у меня все равно ничего не получилось бы. Ну что это за ребячество. Или, может быть — начало безумия, может быть, я схожу с ума? Ну разве смогла бы я в одиночку докатить эту помпу до пруда, а потом еще качать из него воду. На сколько хватило бы моих сил, минут на пять, на четверть часа? И потом, кто-то ведь должен же был бы держать другой конец кишки и поливать из него стены дома. Да я точно выжила из ума», — спокойно решила она, поднялась и медленно, не оглядываясь, поплелась обратно к парадному крыльцу.