Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена - Микаэл Геворгович Абазян

Коллекционирование — это модель жизни. Тут и игра, и риск, и азарт, и познание своих возможностей, и стремление к прекрасному, и способность удивлять других и себя самого. Это — терпение в достижении цели, рассудительность в выборе, решительность в действии, дисциплина в бою, удовольствие от ожидания, извлечение уроков из ошибок, наслаждение победой, обретение мудрости. Коллекционирование — это цель, а цель — это символ постоянной надежды.

Почему уникальны все коллекции? Потому что уникален каждый настоящий коллекционер. Начиная что-то коллекционировать, он никогда не скажет: «Я буду собирать все-все-все, что связано с тем или иным человеком, понятием, предметом или явлением», потому что знает, что нельзя владеть всем. Если кто-то решит собирать все марки в мире, он очень скоро осознает фатальность своей затеи, когда познакомится с историей филателии. Или же, если он задумает собрать полную коллекцию киндер-сюрпризных фигурок из тех самых шоколадных яичек, ему придется путешествовать во времени. Ну, или же по земному шару, но с очень большим количеством денег. Если кому-то вздумается собрать все золотые монеты, то я вообще боюсь предположить, что может с ним случиться в скором времени. Мы даже не сможем уверенно сказать, что собрали все яблоки со своего дерева, если подумать — всегда остается какой-то предатель, постепенно сгнивающий на самой высокой ветке нашей яблони.

Увы, не всякий коллекционер понимает в начале своего жизненного пути, во что он ввязывается, и далеко не каждый сможет убедить вас в серьезности своих намерений и рассудительности действий, выполняемых для достижения цели. Для кого-то это занятие превращается из выражения свободы в кабалу, и они забывают как о своей ответственности, так и об обязанностях перед ближними. Обычно они не задумываются о том времени, когда им, хотят они того или нет, придется расстаться со своими коллекциями, и тогда Время становится их самым страшным кошмаром и главным врагом.

Словно те люди, которые, будучи бессильными перед страхом своей собственной смерти, боятся о ней не то, что говорить, но даже и думать, такие коллекционеры забывают о том, что пекутся они на самом деле просто о вещах, объединенных по каким-то критериям и осмысленных лишь для них самих в их собственном сознании, и боятся думать о том, что будет с их коллекциями после… э-м… после. Они даже могут стать опасными — людьми, способными пойти на преступления.

Как я уже сказал, коллекционер родился во мне двадцать три года назад. Я всегда жил беспечно. С детства меня приучали к тому, что жизнь — это хорошо, радужно, одно сплошное удовольствие, а жить — здорово, и что я — счастливый человек, потому что у меня есть все, что предполагает современное общество для счастья. Поэтому я мало заботился о том, откуда у меня все и кому я за все это должен быть благодарен.

В юности я думал пойти по стопам отца, но тот не хотел, говоря: «С таким отношением к работе тебе вряд ли будет интересно». Поэтому я поступил на факультет филологии, и успешно продолжал жить по инерции. Однако именно здесь произошло совмещение по месту и по времени тех факторов, которые привели к оплодотворению благодатной почвы. Мне невероятно повезло с профессорами, которые преподавали нам. Они знакомили нас с классическими произведениями, манускриптами древности, книгами современности, приводили интереснейшие исторические справки, тем самым прививая любовь к самому предмету изучения.

Такой была благодатная почва. И в нее упало семя коллекционера, и какая-то из хромосом в один прекрасный день возвысила свой голос.

Вообще-то я и в детстве мог потерять голову при виде чего-то красивого. Авиамодели, блестящие значки, стильные марки, оловянные солдатики… Я просил купить их, и на следующий день я уже распечатывал очередной подарок. Справедливости ради нужно отметить, что я не злоупотреблял своим положением. Однако все мои желания выполнялись почти безоговорочно: «Пусть наш сын будет счастливым», говорили мои родители. «Пусть лучше он тратит время и силы на обучение и быстрое становление на ноги, чем на переживания о том, как что-то получить». А я продолжал находить все новые и новые объекты желания.

У нас дома было немало книг. Я бы даже сказал, книг у нас было слишком много: от обычных проходных детективов и псевдонаучных сборников до классики мировой литературы и уникальных старинных изданий. Как-то раз, будучи еще учащимся начальных классов, когда мы изучали фольклоры народов мира, моя бабушка показала мне одно антикварное издание карело-финского эпоса «Калевала», выпущенное в первой половине прошлого века к столетию выхода первой публикации трудов знаменитого Элиаса Леннрота18. Бабушка специально указала на старость издания, на ее ветхость, на уникальность и ценность, и отметила, что все эти характеристики имеют свой смысл. Помещая ее обратно в толстую папку и пряча в глубине одной из полок платяного шкафа, она пообещала, что книга останется мне в наследство. Я любил время от времени доставать ее из-под слоев одежды, аккуратно листать, рассматривать картинки и познавать особенности чтения древних текстов.

Еще у нас дома было много шикарных альбомов по театральному и изобразительному искусству. Мне нередко поручали демонстрировать их гостям. Книг у нас, как я уже сказал, было очень много, но специальных стеллажей для них мы не использовали и помещали их где только ни находили подходящее, на наш взгляд, место. Альбомам в силу их габаритов досталась нижняя полка одного из шкафов. Самые ходовые из них стояли, как положено — корешками вперед, иные помещались за ними параллельно задней стенке, и чтобы достать их мне нужно было вытаскивать все, что стояло в переднем ряду. В довершение ко всему поверх всех них плашмя лежала парочка недавно приобретенных альбомов. Одним словом, хранились они довольно плохо, и уже после нескольких подобных демонстраций теряли свой первоначальный вид. Я же терял терпение, ведь после того, как гости с безразличным выражением лица пролистывали очередной альбом, его нужно было убрать на место, что я старался сделать как можно скорее. Альбомы терлись друг об друга и о края полки, выпадали из рук на пол, отбивались их углы, царапались обложки, загибались и рвались листы.

Во время очередной демонстрации один из гостей даже сочувственно вздохнул, когда я предложил ему полистать альбом с репродукциями картин, хранящихся в каком-то музее