Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2 - Андрей Болотов

 Извещение сие обрадовало меня чрезвычайно, почему и сидел у него я уже повеселее; а вскоре после того подошел туда же и ченцовский надзиратель и поверенный беззубый Лобанов.

 Тот также мне намекнул, что они авось–либо как–нибудь добредут до Скинги бесспорно. Итак, я внутренно веселился сему отзыву и радовался, что Бог на разум их наставил: ибо для меня великая б была подмога, если б они со мною хотя б в одном месте не спорили.

 Напротив того, о саламыковском приказчике и поверенном другой половины сказывал мне межевщик, что сей неотменно со мною в пустоши Хмыровой спорить хочет.

 И как сей спор был мне уже давно предсказан, то я о сем уже и не так тужил, ведая, что от сего приказчика как злого и пренегоднейшего человека ничего доброго ожидать было не можно, и потому почитал сей спор уже необходимым.

 Таким образом, находясь между страхом и надеждою, приехал я домой уже поздно, и сообща товарищам моим помянутое радостное извещение, обрадовал их тем чрезвычайно.

 Уверение сие почитал я столь справедливым и достоверным, что как в последующий день начали мы собираться ехать на межу, то не велел я брать с собою и столбов черных, а повезти одни белые в надежде, что станут проезжать межи сохами, велел взять с собою и оные.

 Но прежде приступления к описанию самого межевания волостных с нами, расскажу вам обо сне, какой я в ночь сию видел.

 «Мне снилось, что я вижу у себя множество серебряных денег и, удивляясь новости и гладкости их, стал их обтирать и вдруг увидел, что они были фальшивы и натертые только ртутью.»

 Проснувшись, удивился я сему сновидению и признаюсь, что поразился оным немало, ибо снам я хотя и никогда не верил и мало об них помышлял, однако было у меня как–то издавна примечено, что всегда, когда ни видывал я во сне деньги, последовали вскоре за тем и всего чаще в самый тот же еще день происшествия какие–нибудь важные и неприятные.

 А в сей раз, желая лучше в том удостовериться, приискал еще в одной немецкой обо снах книжке деньги и увидел, что и тут сказано, что серебряные значат важные и серьезные дела, подумал, сам с собою говоря:

 — Вот какое вранье! Каким быть важным делам, когда волостные не хотят спорить!

 Однако последствие доказало, что сон мой сбылся наиточнейшим образом и не только в рассуждении виденных денег, но и самой фальшивости оных, как все то окажется в свое время.

 Теперь, начиная повествовать о собственном межеванье волостных с нами, скажу, что не успели мы подъехать к Шестунихе нашей, как пастухи сказывали нам, что волостные приказчики с мужиками разъезжали во все то утро около Шестунихи и осматривали места в наших дачах. Известие сие привело меня в великое сомнение.

 — Кой же черт, — говорили мы между собой, — уж не передумали ли они опять и не хотят ли начинать споры?

 Товарищи мои в том почти уже не сумневались, а я сам хотя и был между страхом и надеждою, однако сумнительные мысли пошли тотчас в голову.

 Незнание, как они поведут, и опасение, чтоб не повели они в сумнительных мне местах так, чтоб несправедливый их отвод имел некоторое сходство с писцовыми книгами, и чтоб мы не подверглись через то опасности потерять великое количество земли, и так, как бы повел я, будучи на их месте, меня очень тревожило.

 В особливости же наводило на меня то обстоятельство сомнение, что в Гвоздевской нашей пустоши находились многие и разные вершины, называющиеся ныне совсем уже не так, как назывались некоторые и порубежные в древние времена. И как им можно было выбирать из них любые и называть прежними названиями, то боялся я, чтоб они не выбрали такой, которая мне была опасна.

 Сверх того упоминалась в писцовых книгах одна порубежная дорожка, которой в натуре никакой не было, и я опасался, чтоб не назвали они ею большую проезжую дорогу, идущую от Елкина через всю Гвоздевскую пустошь, и чтоб чрез то, с видом вероятности, не отхватили они у нас множества земли.

 Словом, я находил столь многие и опасные сумнительствы, что полагал уже предварительно в мыслях, чтоб в случае, ежели заведут они где–нибудь опасный спор, то лучше уступать им иногда по небольшому количеству десятин, нежели допускать до большого спора.

 Чем ближе подъезжали мы к сборному месту, тем более увеличивалось мое сумнение; волостные мужики шатались везде по нашим землям и, наконец, наехали и самого надзирателя их, ездящего и осматривающего положения мест.

 — Здорово! Здорово! — говорили ему, а у самих не то на уме, и говорим между собою: — Вот лихая болесть его уже носит. Знать уж, конечно, дурное на уме, а то ему ездить бы тут было не для чего.

 Приехавши на сборное место, нашли мы толпу народа, но межевщика еще и в появе не было. Но первое огорчительное зрелище представилось в черных столбах, привезенных волостными вместо ожидаемых белых.

 Наши тотчас сие уже пронюхали, и брат Гаврила Матвеевич с горестию ко мне прибежал и говорит:

 — Братец! Ведь черные, а не белые столбы проклятые привезли? Знать хотят спорить!

 — Ну что ж делать? — сказал я ему. — Унять не можно.

 Итак, готовились мы уже к спору, о котором не было сумнения, ибо нашли мы волостных мужиков совсем в другом расположении, нежели мы чаяли.

 Со всем тем не преминул я употребить все свое красноречие, чтоб их уговорить. Я представлял им смирное и согласное до сего времени соседство; ласкал и обещал им и впредь оное: грозил вечное ссорою, ежели они ныне против всей справедливости нас обижать похотят; приступал к ним непутным делом; выбирал самых стариков и говорил им следующим образом:

 — Ну, мой друг! Ты уже в гроб смотришь, тебе уже немного жить остается! Скажи по совести и как тебе пред Богом явиться: владели ли вы когда–нибудь в сем месте? И были ли когда–нибудь у нас с вами споры?

 Нечего было тогда сим говорить: они признавались, что никогда не владели, и что никогда ни ссор, ни споров не было, и что мною довольны, равно как и предками нашими.

 — Ну для чего же, — подхватил я, — вы теперь на задор идете и ссору начинать хотите, которой никогда не бывало; для чего делаете вы вечную вражду, которой мы никогда не желали и ныне не желаем? Я ли к вам во владение вступаю? Я ли вас обижать хочу? И не вы ли сами, не зная для чего, против всей правды и невинно нас обижать предпринимаете?

 Сим и подобным сему образом старался я уговаривать, но они были глухи и подобны нечувствительным пням. Я сие ведал и потому не для того и говорил, чтоб их убедить надеялся, но хотел пристыдить их совесть, что и подлинно производило ожидаемое действие.

 Старики бранили молодых, что от них все сии затеи, а они никогда не хотели браниться и извинялись тем, что не их была воля. Тогда, оставя их, приступал я к их отводчикам, которые были самые плуты и выбраны к тому, как удальцы из всей волости,