Сборник "Русские идут!" - Юрий Никитин

– Фред, я просто не могу поверить. Мы с Шейлой дружили уже лет семь, если не больше. С тех пор, как я переехала в этот район, я сразу влюбилась в Шейлу. Фред, я просто не знаю, как тебе выразить свою сочувствие!

Она усадила его на диван, прошлась по комнате, в глазах было глубокое понимание и скорбь.

– На тебе лица нет, – голос ее был мягкий. – Тебе надо принять ванну... лучше горячую, а потом заснуть как можно крепче. Сон укрепит психику. А ты сейчас весь как комок нервов.

Он слышал как хлопнул холодильник, ладонь ему обожгло холодной упаковкой баночного пива.

– Выпей, – сказала она мягко. – Если захочешь, там еще семь баночек. Только виски не пей, ладно?

– Ладно, – сказал он тупо.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Она исчезла, только запах духов напоминал о ее присутствии. Фред сделал пару глотков, из соседней комнаты донесся стук каблучков, затем хлопнула крышка стола с другой стороны, а когда он покончил с третьей бабочкой, Джоан снова выросла на пороге:

– Ты лучше иди в ванную. Я набираю воды, не пропусти, а то пойдет через край...

Он открыл дверь, навстречу хлынули хвойные запахи, напомнившие ему склоны Скалистых гор. Сердце на миг сжалось: Шейла всегда добавляла в воду экстракт хвои, зная его вкусы и предпочтения.

Спасибо, Джоан, сказал он мысленно. Женщины всегда сплетничают о мужьях, так что Джоан, как и все ее подруги, до мелочей знает его привычки. Если бы сейчас здесь была не Джон, а Мерилин или даже совсем редко заглядывающая Кэролайн, то все равно вода в ванной приняла бы зеленоватый оттенок и пахла бы хвоей.

Глава 30

Теплая вода приняла его, как принимала все годы. Со дня поднялись пузырьки, усеяли его волосатые ноги множеством серебряных жемчужинок. Он откинулся на покатый край, тело стало невесомым. Вода подошла к краю, мышцы в невесомости расслабились. Тепло проникало во внутренности.

Замедленными движениями он скреб ногтями по коже. Серебряные пузырьки срывались частыми гроздьями, а под ногтями скапливались колбаски жирового слоя, которые Шейла, дразнясь, называлась грязью. Сегодня организм за один день выбросил через кожу столько отходов, сколько раньше выделял разве что за неделю.

Усталость медленно вымывалась из тела, но взамен пришло такое сильное расслабление, что ощутил как тепло теперь пошло уже изнутри, тело разогрелось, веки начали опускаться.

Дверь распахнулась, Джоан переступила порог, глаза ее были несколько виноватыми, но в следующий миг она смотрела на Фреда уже честно и твердо. На ней был халатик Шейлы, что едва-едва сходился на талии: Шейла была намного миниатюрнее.

– Ну как, отмок? – спросила она дружелюбно.

– Не совсем. – ответил он, как отвечал уже второй десяток лет, – остальное можно отскрести.

– Отскребем...

Ее руки привычно взяли мочалку. Он привстал на колени, выгнул спину. По коже сладко прошлось умеренно жесткой щеткой. Он выгнул спину сильнее, как бродячий кот при виде противника, услышал тихий смешок сверху, а щетка сильно и уверенно скребла по коже, сдирая въевшийся пот, смывая усталость, заставляя кровь двигаться по телу быстрее.

Потом по шлепку по заднице он встал, повернулся, упираясь руками в мокрый кафель, а заботливые руки терли и скребли поясницу, ягодицы, затем она велела повернуться, он поочередно ставил ноги на край ванны, она скребла щеткой ноги, кусочком пемзы потерла пятки, хотя кожа еще не успела загрубеть.

Когда очередь дошла до гениталий, он на некоторое время ощутил как кровь начала накапливаться, там потяжелело. Джоан усмехнулась:

– Ну-ну, успокойся, успокойся...

Ее руки умело намыливали, спокойно и по-хозяйски, задрала крайнюю плоть, вымыла там, сполоснула теплой водой, критически посмотрела на пальцы ног, покачала головой. Он спросил:

– Что, кривые?

– Ногти отросли, – пояснила она. – Не стучат по полу? Ладно, я видела в той комнате ножницы...

Она накинула ему на голову полотенце, он ощутил ее быстрые руки, с легкой небрежностью вытирающие его заметно поредевшие волосы, затем прозвучал ее голос:

– Вытирайся, а я пока пойду приготовлю.

Шаги удалялись, он неспешно вбирал влагу мохнатым как зверь полотенцем. Судя по всему, она пошла приготовить постель, но когда вышел из ванной, Джоан уже ждала его с феном в руке:

– Ну-ка садись.

Он покорно опустился на стул. Горячая струя сухого воздуха взъерошила волосы, но Джоан умело орудовала большой расческой, сушила и укладывала, ощущение было приятным, он зажмурился, отдавшись ласковым пальцам, что хватали его за уши, поворачивали голову, почесывали,

Не ограничившись его прической, она принесла крохотные ножнички и выстригла волосы в ушах. Ощущение было снова приятным, он закрыл глаза и отдался знакомым ощущениям, когда нежные ласковые пальчики трогают за мочку уха, кончики пальцев путешествуют по ушной раковине, исследуя все ущелья, крохотные щипчики отщелкивают по одному волоску, ласково и заботливо.

– Теперь отдохни, – посоветовала она. – Еще лучше, засни, если сможешь. А я пока посмотрю, что у тебя в холодильнике и что вообще есть в стенных шкафчиках.

Он повалился на диван, блаженное тепло не покидало тело, напряженная мускулатура расслабилась. Смутно чувствовал как заботливые руки приподняли ему голову, щека ощутила мягкость подушки. Те же заботливые руки укрыли его одеялом и подоткнули с боков, чтобы не дуло.

Проснулся в глубокой тьме. Сперва не мог сообразить, где он и что с ним, потом увидел полоску света под дверью, там дважды мелькнула тень, ноздри уловили запах свежезажаренной ветчины и яичницы.

Шейла, мелькнула горькая мысль. Шейла погибла, а это ее подруга Джоан пришла помочь по-дружески, чтобы дом не был так страшно пуст, чтобы не бился головой о стены. Похоже, Джоан и готовит по поваренной книге Шейлы: вот уже лет семь Шейла готовила ему яичницу с ветчиной, и в магазине напротив это знают и учитывают при оптовых заказах.

За окном ночь, луна выглянула из-за рваного облака. Пара знакомых звезд показали, что сейчас почти полночь. Нащупал кнопку торшера, яркий свет ослепил. Щурясь, заметил, что по-прежнему лежит голый, на столике на колесах заботливо придвинуты четыре баночки пива. Но из-под двери просачивается такой сочный запах, что непроизвольно сглотнул, а желудок взвыл и начал бросаться на ребра.

Быстро натянул брюки и, все еще щурясь, толкнул дверь. Джоан, уже в своем обычном платье, неспешно двигалась по кухне. У нее было простое и милое лицо, задумчивые и усталые глаза. Плакать уже перестала, но от всей ее сгорбленной фигуры и поникших плеч веяло грустью по ушедшей подруге.

– Привет, – сказал он хриплым со сна голосом. – Сколько же я спал?

– Всего шесть часов, – заверила она. – Зато как бревно!.. Теперь ты в порядке, к психоаналитику идти не придется. Я тут кое-что приготовила...

– Давай, – прервал он нетерпеливо. – Тащи на стол!

Голос его был таким страстным, она невольно засмеялась. На щеках появились милые ямочки, смех был тихий и сдержанный:

– Нет выше удовольствия, чем кормить голодного мужчину.

Он прорычал нечто одобрительное, руки подхватывали тонкие ломти ветчины, аккуратно зарумяненные с обеих сторон, яичные желтки были почти красного цвета, крупные, поджаренные с луком и перчиком, все в той пропорции, как он любил. И хотя был уверен, что не ощутит вкуса, но жевал жадно, глотал быстро, а ноздри ловили аромат уже даже из широкой сковородки, где остались одни лохмотья прилипшей ко дну яичницы.

Она наблюдала с улыбкой:

– Как приятно смотреть, когда мужчина ест как волк. И как хорошо, что у тебя нет ни язвы, ни всяких там гастритов!

– Какая язва, – промычал он с набитым ртом. – Я же всю жизнь ел только на ходу, на бегу. А язва только у тех, кто равномерно и по режиму...

– Пива или чаю? – спросила она.

– А кофе там осталось?

Она покачала головой:

– На ночь? Уже двенадцать часов. Хочешь, согрею молока с медом?

– Только без меда, – сказал он поспешно.

Когда он почистил зубы и вышел из ванной, дверь в спальню была приоткрыта. В щель он увидел застеленную постель на двоих, обе подушки рядом. С правой стороны кровати на коврике его широкие растоптанные шлепанцы, а слева – пушистые тапочки.

Джоан стояла к нему спиной у окна. На темном фоне блистали как елочные огни ночные небоскребы. Проплыл огонек полицейского вертолета, а по небу, перечеркивая звезды, скользнул луч прожектора.

Он зашел к постели со своей стороны, откинул одеяло. Чувствуя неясное смущение, сказал: