Дживс и Вустер (сборник) - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

спокойный взгляд светится умом, – а как же иначе, ведь он столько рыбы поедает, – и я безмерно рад его появлению. По собственному опыту знаю, какой он непревзойденный маг в деле вытаскивания тех, кто ухитрился сесть в лужу, а я сейчас сидел в ней по самые уши.

– Майор Планк? – спросил Дживс.

Планк вылупил глаза:

– А вы кто такой, черт побери?

– Главный инспектор Уитерспун, сэр, Скотленд-Ярд. Этот человек пытался выманить у вас деньги?

– Да, именно этим он тут и занимался.

– Так я и предполагал. Мы давно за ним следим, но до сих пор не удавалось поймать его на месте преступления.

– Стало быть, он отъявленный жулик?

– Совершенно верно, сэр. Он известная личность в преступном мире, специализируется на выманивании денег. Обычно проникает в дом, рассказывает какую-нибудь правдоподобную небылицу и вымогает деньги.

– Видно, он и не на такое еще способен. Похоже, крадет вещи и пытается их продать. Взгляните на статуэтку, которая у него в руках. Я ее продал сэру Уоткину Бассету, который живет в Тотли-Тауэрсе. У этого типа хватило наглости явиться сюда и предложить ее мне за пять фунтов.

– Неужели, сэр? С вашего позволения, я конфискую указанный предмет искусства.

– В качестве вещественного доказательства?

– Совершенно верно, сэр. А теперь я доставлю этого субъекта в Тотли-Тауэрс для очной ставки с сэром Уоткином.

– Разумеется, действуйте. Его следует проучить. Вид у него жуликоватый. Я сразу заподозрил, что его разыскивает полиция. Давно вы следите за ним?

– Очень давно, сэр. В Скотленд-Ярде он известен под кличкой Тирольский Джо, потому что он не расстается с тирольской шляпой.

– Он и сейчас в ней пришел.

– Он без нее ни шагу.

– Неужели у него не хватает ума прибегнуть к самой примитивной маскировке?

– Видите ли, сэр, ход мысли подобных индивидуумов с трудом поддается логическому анализу.

– Так вы полагаете, что нет необходимости звонить в полицейский участок?

– Нет, сэр. Я возьму его под стражу.

– Хотите, я для верности стукну его по голове зулусской дубинкой?

– Это не обязательно, сэр.

– Все-таки надежнее.

– Благодарю вас, сэр. Уверен, он не окажет сопротивления.

– Ладно, поступайте, как считаете нужным. Но смотрите, чтобы не удрал.

– Приму все меры, сэр.

– Упрячьте его в сырой каземат, кишащий крысами.

– Слушаюсь, сэр.

От всех этих обратных пасов, пропфорвардов, невесть откуда взявшихся камердинеров, от безответственных разговоров о зулусских дубинках котелок Бертрама Вустера варил из рук вон плохо, так что обмен мнениями состоялся не раньше, чем мы с Дживсом достигли моего автомобиля, оставленного мною у подъездных ворот.

– Дживс, как вы сказали – главный инспектор?.. – спросил я, когда ко мне мало-помалу вернулся дар речи.

– Уитерспун, сэр.

– Почему Уитерспун? Хотя, с другой стороны – я люблю рассматривать предмет с обеих сторон, – почему бы и не Уитерспун? Впрочем, едва ли сейчас уместно останавливаться на этой проблеме, мы можем обсудить ее позднее. Насущный вопрос, суть, так сказать, дела, в котором надлежит разобраться незамедлительно, – это как, черт побери, вы здесь очутились?

– Я предвидел, что мое появление может оказаться для вас немного неожиданным, сэр. Я поспешил за вами немедленно, как только услышал о признании, которое сделал сэр Уоткин в разговоре с мисс Бинг. Я предполагал, что, беседуя с мистером Планком, вы можете попасть в неловкое положение, и надеялся, что успею перехватить вас, прежде чем вы вступите в общение с ним.

К сожалению, мне почти совсем не удалось проникнуть в смысл вышесказанного.

– Что еще за признание сэра Уоткина?

– Упомянутое признание было сделано в разговоре, состоявшемся сразу после обеда, сэр. Мисс Бинг мне сообщила, что хочет в последний раз воззвать к лучшим чувствам сэра Уоткина. Как известно, мисс Бинг принимает близко к сердцу историю, связанную со статуэткой из черного янтаря. Ей казалось, что имеет смысл хорошенько усовестить сэра Уоткина. К ее большому удивлению, едва она приступила к разговору, сэр Уоткин добродушно рассмеялся и спросил, умеет ли она хранить тайну. После чего признался, что в истории, которую он поведал мистеру Траверсу, нет ни слова правды и что на самом деле он заплатил майору Планку за упомянутый предмет искусства тысячу фунтов.

Прошло немало времени, прежде чем мне удалось понять, о чем он толкует.

– Тысячу соверенов?

– Да, сэр.

– Не пятерку?

– Нет, сэр.

– Вы хотите сказать, что он солгал дяде Тому?

– Да, сэр.

– Но какого черта?

«Сейчас скажет, что понятия не имеет, – подумал я. – Как бы не так!»

– Полагаю, побудительная причина очевидна, сэр.

– Только не для меня.

– Сэром Уоткином двигало желание вызвать зависть мистера Траверса. Мистер Траверс коллекционер, а любой коллекционер чувствует себя несчастным, когда узнает, что его собрат приобрел ценный objet d’art за незначительную сумму.

Наконец я врубился. Понял, о чем речь. Узнать, что Бассет отхватил тысячефунтовую вещицу за гроши, – это же для дяди Тома все равно что испить стакан желчи с полынью. Стиффи говорила, что на нем лица не было, и я этому охотно верю. Бедняга, наверное, чуть Богу душу не отдал.

– Дживс, вы попали в самую точку. Именно этого Бассет и добивался. Его хлебом не корми, только дай отравить жизнь дяде Тому. Ну и фрукт!

– Да, сэр.

– Дживс, а вы способны на такое?

– Нет, сэр.

– Я тоже. Видите, что значит быть мировым судьей, как пагубно это сказывается на нравственности? Помнится, еще сидя на скамье подсудимых, я заметил, как у него бегают глаза, и подумал, что такому человеку ни в чем нельзя верить. По-моему, все мировые судьи таковы.