Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху

(de novo). Картахена принял первое толкование как возможно правильное понимание «ех Iudeis», но не был удовлетворён вторым. «Новые христиане» часто определялись их противниками как те, что «обратились недавно», и если такие обращённые лишались каноническим законом права занимать должности в христианском мире, толедцы могли иметь всё, что им необходимо, и считать своё дело выигранным. Поэтому предложение Тевтонца оказалось для Картахены слишком опасным, чтобы не обратить на себя внимание. Чтобы сгладить напряженность, он указывает на необходимость понять, что может означать термин «недавно».

Это значение указано, как говорит Картахена, в знаменитом запрещении назначать неофитов епископами — запрещение, которое Грациан включил в канонический закон, следующий за Новым Заветом[1754] и постановлениями Никейского собора[1755]. Его обоснованием являются слова Иеронима: «Вчера (heri) оглашенный, сегодня первосвященник; вчера (heri) в амфитеатре, сегодня в церкви; вечером в цирке, утром в алтаре; некогда (vespere) покровитель комедиантов, теперь посвятитель дев»[1756]. То, что здесь подразумевалось под heri и vespere, не означало, конечно, «вчера» и «некогда» в буквальном смысле, это просто означало очень короткий промежуток времени. Но насколько короткий? Ответ находится в другом высказывании, включённом Грацианом в том же пассаже, который гласит: «Скороспелый священник — то есть тот, кто стал священником в момент своего обращения, — обычно не знает, что такое смирение»[1757]. И здесь тоже термин, указывающий на время (момент), не должен быть понят буквально. Он подразумевает очень короткое время, которое, как и вчера и некогда, никак не может означать десяти- или двадцатилетие, даже год или два и тому подобное. Речь, безусловно, идёт о более коротких периодах, ограниченных месяцами или неделями, хотя определение точного времени должно быть оставлено в каждом случае на суждение добрых людей»[1758]. Но важно отметить, что всё это относится к должностям в Церкви. В отношении занятия светских должностей здесь ничего не сказано, и не предложено откладывать эти назначения из-за «новизны» в христианстве.

Итак, ясно, что таким определением «недавности» в отношении церковного закона Картахена признаёт негодным второе объяснение Тевтонцем термина ех Iudeis в соборном декрете. А главное то, что на основе значения «новизны» в апостольских и канонических текстах он показал, что закон, если он относится к Новым христианам, никоим образом не может относиться к испанским конверсо, которые в любом случае намного «старше» в Церкви, чем может подразумевать эта терминология. Разделение христиан в Испании на два лагеря, «старых» и «новых», само по себе отвергнутое как абсурдное, снова показало своё лицо. Поскольку никто не становится христианином до своего крещения[1759], конверсо ни «моложе», ни «старше» других христиан и поэтому не могут быть субъектами специального законодательства. Ex Iudeis, таким образом, должно означать последователей иудаизма или «членов семей» евреев, но вовсе не обращённых в христианство из иудаизма. Если же кто-то хочет, тем не менее, настаивать на том, что ex Iudeis означает обращённых из иудаизма, он должен видеть декрет не универсальным — то есть действительным в любом месте и в любое время, — а только относящимся к конкретному времени и конкретному месту, то есть к Испании VII в. Это было время, когда многие — фактически все — евреи, которые крестились, были на деле последователями иудаизма, и поэтому закон, возможно, подходил для тех времён и той группы обращённых (ex Iudeis)[1760]. Но если это так, то он не был настоящим законом, а только инструкцией, применимой во внезапно возникшей ситуации. Может быть, поэтому этот декрет представлен как заказанный королём и принятый собором только по его приказу. Следует отметить, говорит Картахена, что из всех многочисленных решений, принятых на тринадцати Толедских соборах, только этот декрет обозначен как изданный по приказу короля[1761].

II

Эта интерпретация шестьдесят пятого решения, как и инструкции против рецидивов иудаизма у еврейских новообращённых, ясно показывает, что Картахена не видел сходства между ситуацией в Испании в седьмом веке и той, что была в его время. Все его аргументы были построены так, чтобы ответить на возможные возражения «старых христиан» его утверждениям о несправедливости «Толедского статута». Если бы он считал, что число иудействующих среди марранов достаточно велико, чтобы оправдать специальные меры против этой группы, его последнее толкование шестьдесят пятого решения предоставило бы толедцам юридический прецедент, который они искали в поддержку своей акции. Однако Картахена должен был верить в то, что его доводы не создают такого прецедента, поскольку он был уверен в том, что «новые христиане» его времени не похожи на обращённых седьмого века — или, точнее, что они слишком христианизированы, чтобы подпасть под ту категорию.

Но если конверсо были хорошими христианами, то нужно ответить на два вопроса: почему их критики с такой яростью выдвинули против них серьёзные обвинения? И что за причина такой пылкой ненависти, которую эти критики проявляют по отношению к конверсо без всякой передышки? Ответ Картахены на эти вопросы состоит из нескольких частей. Он объясняет причины и ненависти, и поведения противников марранов.

Что касается ненависти к марранам, Картахена приписывает её одному-единственному мотиву: зависти социальному и материальному успеху, достигнутому конверсо. В мотивации марраноненавистников Картахена не видит ничего религиозного — ни пыла, ни намерений, ни интересов, и он неоднократно подчёркивает, что атаки на конверсо направлены на людей, живущих «чистой» христианской жизнью. Попытка найти дефект в христианстве этих людей напоминает Сатану, который искал изъяны в преданности Иова Богу. И действительно, само сравнение марранов с Иовом является дальнейшим доказательством того, что Картахена считал их невиновными в приписываемых им религиозных преступлениях.

Как и Иов, который был обвинён в служении Богу не потому, что он действительно верил в Него, а из-за благословлений, посланных ему Богом, марраны обвиняются в том, что они являются христианами не в силу своей веры в христианство, а только из-за получаемых от этого выгод. Но эти обвинения основываются не на фактах, а на уверенности их хулителей в том, что им известно, что у марранов на уме. Разумеется, эти слова Картахены предполагают, что не существует доступного стороннего свидетельства для оправдания этих антимарранских обвинений, а наоборот, имеется, в чём он был уверен, свидетельство обратного — то есть того, что марраны — добрые христиане. Точно так же, как и в случае Иова, оно указывает на то, что он был честным верующим человеком. А эти симптомы человеческого поведения являются единственными знаками, по которым люди могут идти — и, следовательно, теми, по которым им разрешено идти. Конечно, злонамеренные люди могут поднять и распространить подозрения до