Метаморфозы. Тетралогия - Марина и Сергей Дяченко

но он чувствовал себя неплохо. Пожалуй, лучше, чем когда-либо в жизни.

Айра уже уходил – по тропинке, вытоптанной многими счастливцами, прошедшими испытание. И немногими неудачниками, струсившими и открывшими глаза на полпути; Крокодил пошел следом. У него шумело в ушах, хотя грохот водопада становился все дальше и дальше.

– Если ты сдашь Пробу – будешь первым мигрантом, кому это удалось, – сказал Айра, не оглядываясь.

– Ура, – пробормотал Крокодил.

– Но у тебя есть время, чтобы окончательно решить, нужно ли тебе это счастье.

– У меня всегда полно времени.

– Ты был когда-нибудь солдатом? – Айра оглянулся через плечо. – У себя на планете? Воином?

– Ну… Я служил в армии. Но был не столько воином, сколько… э-э-э… подневольным болваном, и вреда от этого получилось больше, чем пользы…

Тропинка свернула к веревочному мосту через поток, в этом месте довольно-таки широкий и еще относительно спокойный. Крокодил преодолел неожиданный страх, ступая на хлипкую опору. Все-таки испытание над водопадом забрало у него больше сил, чем он рассчитывал. Да уж, подумал он, я обыватель, а не воин, и считаю такое положение дел нормальным и желательным. Допустим, я ничего не достиг в жизни, допустим, у меня нет семьи, и сына я не видел три месяца… Или четыре? А теперь уже никогда не увижу. И как мне поможет готовность прыгать по камням вслепую, бегать по углям, резать себя и затягивать раны?

Айра шагал, как человек, всю жизнь проведший на веревочных мостах. Крокодил болтался следом, то попадая в ритм чужих шагов, то выбиваясь из него. Очень хотелось переодеться в сухое. Или хотя бы посидеть у костра.

– Айра, в чем разница между мной и Тимор-Алком?

– Ты в два раза старше. Ты мигрант, он полукровка. У тебя черные волосы, а у него…

– Почему ты приказал ему на дистанции, чтобы он открыл глаза? Почему ты провел меня по этим камням и не провел его? Ты вроде бы не хочешь его смерти – почему не сделал для него то, что сделал для меня?

– Всякий раз, когда я говорю с тобой, мне кажется, что я на суде, – пробормотал Айра.

– Что?!

Айра сошел с моста и, по-прежнему не оглядываясь, двинулся по тропинке в лес. Он шел, вроде бы не ускоряя шага, но Крокодилу, чтобы не отстать, приходилось бежать рысью.

– Махайрод!

Айра остановился. Медленно повернул голову. От его взгляда Крокодил попятился.

– Ты ничего не будешь мне объяснять? – спросил, уже готовый смириться с отказом.

Шея Айры еле заметно дернулась.

– Потом, – сказал он отрывисто. – Пошли.

* * *

Бинор-Дан уехал. Его аккуратно сложенные штаны и тесак лежали в стороне от костра, и мальчишки поглядывали на них с опаской и сожалением, как на безвременную могилу.

Когда Айра явился из леса к костру, в лагере был уже закончен завтрак и подростки, переговариваясь, сидели на траве двумя тесными группками. В одной центром был Полос-Над, в другой, как ни странно, Тимор-Алк: зеленоволосый торопливо жевал и что-то рассказывал с набитым ртом. Бабушка бы не одобрила, подумал Крокодил.

С появлением Айры все изменилось моментально. Мальчишки подобрались, вскочили, выстроились полукругом, чтобы видеть и слушать. Многие исподтишка поглядывали на Крокодила. Некоторые по лицу его поняли, что испытание пройдено, и не сумели скрыть разочарования.

– Нас все меньше, но решающий день все ближе, – сказал Айра, переводя взгляд с лица на лицо. – Кто еще не сдал регенерацию?

Поднялось несколько рук. Крокодил, сглотнув, поднял руку тоже.

– Доставайте ножи. Режем сами, я веду обратный отсчет.

Четверо парней, произволом Айры не сдавшие регенерацию вместе со всеми, одновременно извлекли из ножен тесаки. Крокодил помедлил секунду и сделал то же самое.

– Можно, – сказал Айра.

Слово оказало на Крокодила почти магическое действие. Он осторожно, безо всякого страха, рассек руку, стараясь не задеть вену; края пореза разошлись, выпуская кровь и мякоть.

– Пятнадцать, четырнадцать, тринадцать, – считал Айра.

Крокодил понял, что забыл, как регенерировать.

Как это было? Само собой. Узоры на внутренней поверхности головы, звон колокольчиков… И была ночь. А теперь день, облака едва разошлись, солнце висит, как непропеченный блин, жарко, в лесу звенят насекомые и кружатся цветные жуки…

– Денадцать, одиннадцать.

– Я забыл как, – сказал Крокодил.

– Десять, девять, восемь.

Чего ради это все?! Чего ради он обмочился над водопадом, в самом центре перехода, когда опора чуть не выскользнула из-под ног?!

– Семь, шесть, пять.

Крокодил снова увидел перед собой ревущую воду, увидел двух человек в пене, в потоке, который ворочает камни весом в тонну. Увидел песок, мертвого Тимор-Алка, вспомнил слабость, и тошноту, и огни перед глазами…

«А это огни, что сияют над нашими головами».

Запах крови ударил ему в нос – и непостижимым образом превратился в звук. Теперь слышал запах крови, как аккорд, сложившийся из далеких автомобильных гудков. Диссонанс, нарушение узора, размазанный штамп. Орнамент, желающий вернуться к норме. Плюс к минусу, ключ к замку, мужчина к женщине.

– Три, два, один…

Далекий аккорд сложился в простую терцию.

– Время.

Крокодил облизнул губы. Четверо парней протягивали перепачканные кровью, отмеченные свежими шрамами руки. Крокодил провел пальцем по неровному, выпуклому, розовому рубцу.

– Зачет, – сказал Айра. – Я поздравляю всех, кто до сих пор с нами: позади первый модуль Пробы, вы все уложились в стандарт физических и волевых качеств полноправного гражданина…

Он посмотрел на Крокодила, их глаза на секунду встретились.

– А теперь, – Айра чуть повысил голос, – новый блок заданий. Со мной пойдет сейчас половина группы.

Движением руки он будто рассек строй пополам: все стоявшие на правом фланге попали под его взгляд и, подобравшись, шагнули вперед. Все стоявшие слева попятились; казалось, Айра был ножом, а строй подростков – мягким тестом.

– Первая группа идет со мной. Вторая отдыхает, но никуда не расходится. К полудню мы вернемся, тогда отдыхать будет первая группа, а вторая – проходить испытание. Всем ясно? Вперед.

И строй, укороченный наполовину, удалился в лес. На поляне сделалось просторно; перемазанные кровью, только что сдавшие регенерацию подростки впали в эйфорию и с топотом унеслись к реке. Тимор-Алк сел, будто у него подкосились ноги, и подобрал с травы жареный гриб.

Крокодил вспомнил, что не завтракал и накануне почти не ужинал.

– Угощайся, – Тимор-Алк разломил гриб, как лепешку. – На.

– Спасибо.

Крокодил уселся рядом и руками, перепачканными засыхающей кровью, взял угощение.

* * *

– Кто твои родители?

Он все-таки не удержался. Тимор-Алк сидел, догрызая подгоревшую корку гриба, и больше на поляне никого не было – оставшиеся в лагере переместились на берег, и оттуда слышались голоса и заливистый смех. А Проба