Время для жизни - 2 - taramans
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На перевязке, устроенной Настей, несмотря на его активные возражения, его обрили наголо.
— Ты как маленький, честное слово! Полголовы выбрито, зато за остальную часть — готов сражаться до последнего! — выговаривала ему Анечка.
— А чего я сейчас, как только поступивший, с босой головой буду ходить? — возражал Иван.
— Вон сколько мужчин наголо бреются! И ведь такие солидные мужчины! — приводила доводы женщина.
— Да пусть хоть в синий цвет башку выкрасят, мне-то что с того? Ходят, как зеркалом зайчиков башкой пускают!
— Это ты про начальника сейчас так? — хитро усмехнулась медсестра.
«Упс… язык без костей, что еще скажешь! Точно — Груздев же всегда с лысой, как попка младенца головой!».
Как ни странно, Алешин практически не обращал внимания на Анечку, хотя та была и улыбчива, и приветлива. А вот к Симочке — явно неровно дышал, а женщина его — в упор не замечала.
«Молодой еще, не понима-а-а-ет!».
На третий день Алешина выпнули из санчасти, порекомендовав ему поберечь некоторое время ногу, делая тугие повязки.
— Вы за что его репрессировали-то? — спросил он тишком у Насти, проводившей осмотр его тушки.
Та хмыкнула, покрутила носиком:
— Все вы одинаковы, кобели! Симочка пожаловалась, что достал ее уже взглядами, да вздохами…
— А если это — любовь? — закатил глаза Иван.
Подруга хмыкнула:
— Я вот как дам тебе сейчас… любовь! Чувства у них у всех, ага…
— Думаешь… думаешь и у меня к тебе — ничего нет? — как-то неприятно удивился Косов.
— Причем тут это? Это — совершенно другое. Но вот честно тебе скажу — ни капельки тебе я не верю сейчас. Дай тебе волю, ты бы и Анечку, и Симочку… Может ты ко мне и по-другому относишься, но мимо ни одной юбки не пропустишь. Скажи — не так? — дернула Настя уголком губ.
«Неприятный у нас сейчас разговор выходит! Ну его…».
На третий день его посетили и сотрудники милиции. Косов все рассказал обстоятельно, насколько смог. А потом спросил:
— Получается, что револьвер, который был у этого босяка — это оружия того опера, которого убили?
— С чего ты это взял, товарищ курсант? — якобы удивился милиционер.
«Ага… с какой целью интересуетесь, да?».
— Револьвер был с укороченным стволом. Я слышал — такие опера у вас носят…
Но ответа Косов так и не услышал.
«Да и так все ясно, чего там?».
В санчасти его посетили Верейкис и Кавтаськин. Вручили пару яблок, что в начале лета в Сибири — редкость. Дежурно справились о здоровье.
— Тащ батальонный комиссар, разрешите вопрос?
— Давай, Косов, свой вопрос! — улыбнулся Верейкис.
— Применение мной оружия признано правомерным? — «угу… в будущем у любого мента, попавшего в подобную ситуацию, этот вопрос стоит — очень остро!».
Комиссар удивился:
— А что, есть какие-то сомнения?
— Ну-у-у… мало ли…
— Да не много ли, и не мало ли, а только так! — рубанул комиссар, — Хотя… честно тебе скажу, у нашего начальника был непростой разговор с руководством милиции. Но тут не в правомерности даже дело. Очень уж они… м-да-а… обижались, что ты его не задержал, а пристрелил! Одно дело — дохлый преступник, другое дело — преступник, который дает признательные показания.
«Ну… так-то верно, но… вот даже не представляю, как бы я его тогда задерживал? Можно было бы и в ногу пальнуть, но… я же даже не задумался тогда! Даже не понял сам, как выстрелил!».
Пару раз забегал товарищ сержант Ильичев. Ржал веселым доктором Ливси, сыпал шутками-прибаутками, даже попытался разок пихнуть Косова в плечо, от избытка чувств, не иначе. Но вовремя опомнился!
— Слышь! Ты не забыл еще наш разговор про практику? Нет? А то — может передумал, да брякнешь — дескать, желаю проходить практику в доблестных войсках Мухосранского геройского округа. А у меня ведь все на мази уже! Мы, брат, с тобою в списках на оставление в училище. Ты да я, да мы с тобой — будем направлены в гарнизонный Дом Красной армии, в качестве инструкторов по огневой подготовке. Ну, если быть честным — в качестве помощников инструкторов. Но — это уже детали!
Уходя, Ильичев шепнул с заговорщицким видом:
— Ты тут еще Симочку или Анечку не покрыл ли? А? А может — и ту, и другую? Ты смотри… ты мне живым нужен. А то — вдруг — Анастасия Иванна наложит тебе жгут на шею, во избежание, так сказать! Или — в отместку, тут уж — не знаю!
И ржет, сволочь такая!
«В последнее время, надо признать, со Степой как-то реже стали общаться. Патрули эти, мать иху! Пару раз в неделю пересечемся в курилке, да и все! А уж про «гульки» и речи не идет — все как-то в разбег и врозь. Может летом попроще будет? Все же парень он простой и веселый, правда иногда — как-то чересчур простой, надо признать!».
Заскочили в гости и Капинус, с Амбарцумяном, тоже принесли пряников-печенья, конфет. Рассказали новости, которых особенно-то и не было. Капинус, шепотом и с оглядкой, сказал, что и Юрка Гиршиц тоже хотел попроведовать, но в последний момент струсил — не хотел встречаться с некоторыми здесь, в санчасти!
«Все же оброс я пусть не друзьями, но приятелями. И отношения ко мне — вполне комплиментарные у парней. Разве ж плохо? Думаю — хорошо это!».
А яблоки, принесенные политработниками — он отдал Симочке и Ане. Так же, как вместе они попытались съесть принесенное парнями, устроив чаепитие. И которое довольно бесцеремонно разогнала начальник медико-санитарной части, товарищ военврач второго ранга Минаева А.И.
— Анастасия Ивановна! Ну мы же просто чай пьем?! — удивился Косов, — Просто пьем чай и общаемся! Положительные эмоции больного ускоряют процесс его выздоровления!
— Прием пищи осуществляется в строго отведенное время, товарищ ранбольной! И медработники об этом точно знают! — строго посмотрела на женщин Настя.
Когда медсестры вышли из палаты,
