Чернильно-Черное Сердце (ЛП) - Джоан Роулинг

глаза и рот были открыты, голова свисала набок, а горло было перерезано.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

На вершине волокна внезапно поворачивают внутрь,

во внутреннюю часть желудочка,

образуя так называемый вихрь.

Генри Грей. «Анатомия Грея»

Глава 85

Я думал, что мой дух и мое сердце приручены

К мертвенности; мертвы мучительные боли.

Эми Леви

Старый дом

Пока криминалисты еще работали на месте преступления, а машина скорой помощи ждала, когда увезут тело Викаса Бхардваджа, Страйк и Робин были отделены полицией от друзей Викаса и проведены в небольшую комнату с одним высоким окном. Это была странная смесь офиса и буфета: полки с папками вдоль одной стены, пара стульев и ведро со шваброй в углу. Здесь они дали показания местному офицеру в форме с ярко-рыжими волосами, который не пытался скрыть свои подозрения в отношении этой пары, и его вопросы о скелетных ключах Страйка были агрессивными.

Страйк внятно рассказал об участии Викаса в сетевой игре и намеренно упомянул о том, что “Халвенинг” внедрился в нее, надеясь, что это ускорит прибытие людей, компетентных разобраться в деле, но эти подробности, похоже, только еще больше раздражали рыжеволосого офицера. В комнату вошел второй офицер, держа в руках мобильный телефон. Рыжеволосый констебль вышел из комнаты, чтобы ответить на звонок, и через десять минут вернулся, чтобы сказать Страйку и Робин оставаться на месте.

Они оставались в своей похожей на коробку комнате еще час, не потревоженные никем, кроме опустошенного консьержа, который принес им тепловатый кофе в пластиковых стаканчиках.

— Он был прекрасным человеком, доктор Бхардвадж, — сказал консьерж. — Один из самых милых людей, которых мы…

Его голос прервался. Поставив кофе на стол, он ушел, прикрыв глаза рукой.

— Бедняга, — тихо сказал Страйк, когда дверь закрылась. — Это не его вина.

Робин, которая не думала, что когда-нибудь забудет изображение зияющей раны на горле Викаса Бхардваджа, сухожилия и разорванные артерии, сказала,

— Как ты думаешь, для чего они нас держат?

— Для того, чтобы сюда добрались высшие чины, — сказал Страйк. Я надеюсь, что мы увидим знакомые лица. Вот почему я упомянул “Халвенинг” этому рыжему придурку.

В высоком окне показался кусок черного неба, усеянного звездами, прежде чем дверь снова открылась, и Страйк с облегчением увидел маленькую, аккуратную фигурку Анжелы Дарвиш.

— Мы снова встретились, — сказала она. Страйк хотел встать, чтобы предложить Дарвиш один из двух стульев, но она покачала головой.

— Спасибо, нет. Я только что прочитала ваши показания. Значит, Бхардвадж был в вашей сетевой игре? В той, в которую внедрился Халвенинг?

— Он не просто был в ней, он был одним из ее создателей, — сказал Страйк.

— Они знают, как давно он умер? — Робин спросила Дарвиша.

— По приблизительным подсчетам, двадцать четыре часа, — ответил Дарвиш.

Значит, подумала Робин, было уже слишком поздно, когда они со Страйком остановились выпить кофе в Cambridge Services.

— Здесь полно камер видеонаблюдения, — сказал Страйк, который заметил их, когда шел сюда. — Я бы сказал, что здесь очень безопасно, если только идиот, который нас впустил, не имеет привычки держать дверь открытой для незнакомцев.

— Идиот, который вас впустил, — доктор теоретической физики, — сказала Анжела Дарвиш. — Сейчас его допрашивают. Это проблема коммунальных зданий. Они безопасны только настолько, насколько наименее заботящийся о безопасности человек в них живет. Тем не менее, я не думаю, что у нас будут большие проблемы с идентификацией убийцы. Как вы говорите, здесь повсюду камеры — кто-то должен был отчаянно хотеть избавиться от этого бедняги, чтобы рискнуть попасть лицом на такое количество пленки.

— У меня такое чувство, что на записи будет латексная маска, — сказал Страйк.

Отсутствие реакции Дарвиша на это замечание показалось ему интересным.

— Мы постараемся, чтобы ваши имена не попали в прессу, — сказала она. — Вам не нужно больше внимания прессы, не после той бомбы.

— Ценю это, — сказал Страйк.

— Где вы остановились?

— Понятия не имею, — сказал Страйк.

— Ну, дайте нам знать, когда узнаете, — сказала Анджела Дарвиш. — Возможно, нам понадобится поговорить с вами еще раз. Я провожу вас, — добавила она. — Не волнуйтесь: я поручилась за вас перед полицией.

— Спасибо, — сказал Страйк, вздрогнув, когда поднялся на ноги. Его правое колено снова пульсировало. — Не думаю, что тот рыжий парень сильно к нам привязался.

— Скелетные ключи оказывают на некоторых людей такой эффект, — сухо улыбнулась Дарвиш.

Когда они направились к улице через темный сад, Робин увидела припаркованные полицейские машины. Возле здания стояли толпы студентов, без сомнения, в ужасе от того, что случилось с одним из них.

— Счастливого пути, и не забудьте сообщить нам, где вас можно найти, — сказала Дарвиш, когда они подошли к BMW. Подняв руку в знак прощания, она пошла прочь.

— Ты в порядке? — спросил Страйк, когда они с Робин вернулись в машину.

— В порядке, — ответила она, что было не совсем правдой. — Что теперь?

Мы могли бы остановиться у Ника и Илсы? — предложил Страйк без особой уверенности.

— Мы не можем. Она беременна. Им не нужны гости, за которыми следит Халвенинг.

— Ну, если ты готова ехать обратно в Лондон, мы могли бы найти другую гостиницу — может быть, где-нибудь рядом с офисом, чтобы мы могли получить доступ к нашим вещам, когда нам разрешат вернуться? Но если ты предпочитаешь остаться здесь…

— Нет, — сказала Робин, которой хватило Кембриджа на очень долгое время, — я лучше вернусь назад.

Глава 86

О нетерпеливое терпение моего жребия! —

Так с самим собой: а как, друзья, с вами?

Кристина Россетти

Поздняя жизнь: Двойной сонет сонетов

Жестокое убийство Викаса Бхардваджа, который поступил в Кембриджский университет в шестнадцать лет, чей гений стал доктором астрофизики в двадцать три года и который уже получил международную премию за исследования, вызвало оправданный шум в средствах массовой информации. Робин, которая читала все новости, почувствовала, что ее переполняет едва ли оправданная скорбь по молодому человеку, которого она никогда не видела. Разве это неправильно, задавалась она вопросом, чувствовать, что его убийство было особенно ужасным, потому что он был таким гениальным?

— Нет, — ответил Страйк, когда она задала ему