Утверждение власти - Николай Александрович Метельский

надавил-таки на Райдона, используя его сестру как повод. Всё-таки её защита должна быть у брата в приоритете.

С Кеном было посложнее, хотя бы потому, что причины у него оставить мне своих людей вполне себе серьёзные. Именно он хозяин поместья и потому просто обязан защищать своих гостей. Я же напирал на несогласованность действий бойцов. Моя охрана – это сработавшаяся команда, и лишний элемент им просто не нужен. Особенно если этот элемент столь незначителен. Потом пришлось спускаться в тир и… да, вновь спорить. Мамио быстро слился, а вот Вакия взбрыкнул. Его никакая сестра не останавливала, а если вспомнить наше с ним знакомство, парень он довольно благородный. Прямо скажем, очень благородный, и оставлять друга сражаться одного ему просто претило. Он и в тир-то спустился из-за Анеко. Точнее, из-за Мамио, который защитить Анеко не смог бы и которого самого защищать надо было. Но теперь здесь Райдон, и Тейджо свободен в своих действиях. И чем дольше спорил с ним, тем яснее понимал, что Райдон скоро сорвётся и присоединится к Тейджо. Да и Мамио всё больше и больше хмурился. Лишь Анеко молодчинка – сидела на стуле и терпеливо слушала спор парней. Правда, и сорвалась первой именно она. Поднявшись на ноги, девушка подошла к нам.

– Вакия Тейджо, – произнесла она строго. – Мне крайне не нравится сложившаяся ситуация, и мне было бы гораздо спокойнее, если бы кроме вас, тут находился и Синдзи, но ты забываешь одну вещь. Это дело Аматэру. Именно им бросили вызов, им объявили войну, задели их гордость. Если Синдзи хочет принять этот бой, я могу лишь молиться богам, чтобы они даровали ему удачу. И не лезть туда, где я ничего не понимаю.

Последними словами она его красиво уела. Вроде как именно Анеко глупышка, не разбирающаяся в реальном бое, но посыл при этом более чем конкретный. Не Тейджо лезть туда, где он полный ноль. Плюс вначале намекнула, что хорошо бы им, парням, сидеть здесь и защищать её – девушку. В общем, судя по поджатым губам Вакии, он почти сдался. Ещё не принял её слова, но и спорить дальше было сложно.

– Тейджо, – решил я ему помочь. – Ты ведь японец. Ты знаешь, кто такие Аматэру. Нутром чуешь, – использовал я Голос. – Так поверь моему слову – ничего со мной не случится. Мы победим, а они сдохнут. Во славу мою, – закончил я жёстко.

После моих слов аж семь секунд в помещении стояла тишина. Парни хмурились, Анеко удерживала нейтральное выражение лица.

– Я понял, – выдавил из себя Тейджо. – Будь по-твоему – я и мои люди останемся здесь. Но мне это не нравится. Друзья должны помогать друг другу. Семья и друзья – это то, за что можно отдать жизнь. За что надо отдавать жизнь.

– Тейджо, – вздохнул я. – Ну вот скажи мне, с чего ты решил, что выжившим это надо? Что за эгоизм? Думаешь, те, за кого отдали жизнь, будут рады этому?

– Вот и я о том! – вскинулся он. – Ты идёшь рисковать жизнью, думаешь, мы рады этому? Почему я должен сидеть здесь, когда ты… – поджал он губы. – Вместе веселимся, вместе сражаемся, а если кто-то погиб, то ему просто не повезло. Так говорил мой дед, так говорит мой отец, и я буду так же говорить своим детям.

Чёрт, этот мальчишка… Мы ведь с Маклаудом и Стилягой так же жили. По тем же принципам. Вместе веселились, вместе сражались, помогали друг другу. А если бы из нас кто-то умер, что ж… такова жизнь. Но то мы, псы войны, ровесники, в конце-то концов, а это дети. В душу лезущие поганцы.

– Вот когда ты своих детей заделаешь, – произнёс я самую малость зло, – мы будем вместе рубить наших врагов. И я слова против не скажу. А пока, малец, засунь свою гордость поглубже и защищай тех, кого можешь защитить.

Заметив, что Тейджо, да и остальные ребята, немного побледнели, постарался успокоиться. Всё-таки не удержал яки. Блин. Всё, я спокоен.

– Я… – сглотнул Тейджо.

– Извини, – прикрыл я глаза. – Вы все извините.

– Ничего, – произнёс Тейджо. – Нормально всё. Я высказался, ты высказался, обменялись, так сказать, любезностями.

– Ладно. Тогда… Пойду я. А вы тут укрепляйтесь. Кен… Нормально всё, справимся.

Окинув напоследок ребят взглядом, пошёл на выход. Щукин подал голос уже в коридоре, после того как мы поднялись по лестнице из тира.

– Малец – это ты сильно сказал, – усмехнулся он.

Вот тут-то мне по-настоящему башню и сорвало.

– А ты думаешь, – процедил я, – что кто-то из них имеет право называться иначе? Они не видели ни жизни, ни смерти. На моих руках, буквально вот на этих руках, смерть десятков тысяч. Даже ты не видел смерть по-настоящему! А я там был. И советую каждую ночь молиться, чтобы не увидеть того, что видел я. Думаешь, можешь учить меня жить? Да что может понимать в жизни тот, кто даже смерть не чувствует?! Ты понятия не имеешь, каково это, когда старуха с косой скребёт по твоей душе. Каждый раз, Щукин, я чувствовал смерть каждого мной убитого. Сотни, тысячи, десятки тысяч смертей каждый раз выворачивают меня наизнанку, – цедил я ему в лицо. – Такова ведьмачья доля, старик, чувствовать и жизнь, и смерть. Так что да, я имею право решать, кто здесь малец, а кто нет.

Бледный, с крепко сжатой челюстью, Щукин сделал шаг назад и встал на колено, склонив голову.

– Прошу меня простить, господин, я позволил себе лишнего, – произнёс он, не поднимая головы.

– Встань, – начал я успокаиваться. Похоже, прошлая жизнь ещё долго будет меня преследовать. – Перед тобой извиняться не буду, но, пожалуй, я всё-таки погорячился. Признаю. Идём, нам ещё мусор выносить.

* * *

На улице Щукин задал вопрос, и он его, похоже, действительно интересовал, раз после моего спича он вернулся к затронутой теме.

– Слушай, если это не слишком для тебя болезненная тема, не мог бы ты на пару вопросов ответить? Что значит – чувствуешь смерть?

– В прямом смысле – чувствую, – глянул я на него. – Когда человек умирает, я ощущаю импульс смерти. Как и жизни, если подумать.

– В смысле? – не понял он.

– Ну… – задумался я, как это объяснить. – Когда женщина беременеет, у неё в утробе растёт зародыш, но до определённого времени это просто ещё один орган в теле. Но в какой-то момент он… оживает. Не знаю, как это объяснить. Зародыш становится маленьким человеком. Возможно, обретает душу. И если такой, как я, окажется рядом, он это почувствует. Словно