Кровавый век - Мирослав Попович

Дело было, конечно, не в Бурлацком или других молодых консультантах. Идея устранения лозунга диктатуры пролетариата принадлежала Куусинену. Ее дружно отвергали все члены президиума ЦК – пока не узнали, что Куусинен давно все согласовал с Хрущевым.

От других «писак» шла и сомнительная программная идея, решительно подхваченная Хрущевым. Профессор Алексеев, один из тех внештатных консультантов, которых вовлекали в подготовку партийных документов, пришел к выводу, что СССР может в короткий срок догнать и перегнать США по важнейшим показателям производства. Предложенный им расчет через председателя Госплана Засядько лег на стол к Первому и поразил его воображение. Ведь считалось, что, перегнав капитализм (то есть США) в производстве, мы тем самым сделаем все решающее для построения коммунизма. Невзирая на все (правда, не очень активные) протесты аппаратных интеллектуалов, соответствующие цифровые выкладки и лозунги вошли в новую Программу КПСС. В результате после экономических провалов 1961–1964 гг. Хрущев оказался виновником не только невыполнения планов, но и срыва Программы партии. При нормальных условиях его следовало устранить именно за это.

Но не поэтому его сбросили ближайшие друзья и соратники в борьбе за торжество идей коммунизма во всем мире.

Маоистская альтернатива российскому коммунизму

Сталин признал Мао и оказал ему всевозможную поддержку, но взаимоотношения китайских и российских коммунистов при Сталине не были безоблачными. В годы войны Сталин делал все возможное, чтобы Народно-освободительная армия Мао Цзэдуна как можно активнее втягивалась в боевые действия с японцами, а Мао стремился хоть как-нибудь сохранить силы для будущей войны с Чан Кайши. Советский посол при правительстве Чан Кайши Панюшкин, в то же время главный резидент советской разведки в Китае, прилагал все усилия для примирения Мао и Чана, чтобы усилить антияпонский фронт, но натыкался на сопротивление с обеих сторон. После победы коммунистов СССР оказывал Китаю помощь материальными ресурсами и специалистами, но при этом широко практиковал привычный для колониальных империй метод контроля – образование совместных советско-китайских предприятий с 51 % советского капитала. Сталин, безусловно, искал опоры и в окружении Мао – тем более, что основные силы Мао Цзэдуна пришли из центрального и южного Китая, а северяне больше были связаны с россиянами и не всегда находили общий язык с южанами. Мао враждебно относился к руководителю коммунистов северного Китая Гао Гана, у которого, без сомнения, были также и тайные связи с Москвой. Мао Цзэдун поначалу не очень охотно демонстрировал свою ориентацию на СССР. У него была мысль два года после завоевания власти не устанавливать дипломатических отношений ни с кем, в том числе и с СССР, чтобы не исключать возможность американской помощи. В свою очередь, среди американских политиков существовали оценки Мао Цзэдуна как не более чем «аграрного реформатора», что не закрывало путь к сотрудничеству США с Китаем.

Пока Сталин был жив, Мао Цзэдун и руководство Китайской компартии не претендовали на самостоятельную роль в коммунистическом движении, удовлетворяясь положением опекаемых. СССР и КПСС оставались для Китая чем-то наподобие бо (старшего брата), что обязывало к определенному ритуалу. А корейская война не оставила Мао пространства для политического маневра, и советская ориентация коммунистического Китая стала очевидным фактом.

Чтобы оценить курс, принятый Мао и его группой в 1953 г., следует сопоставить политику Компартии Китая (КПК) с политикой Гоминьдана. Мао и его власть называли коммунистами, гоминьдановцев – националистами, но социально-экономическая разница между ними в начале была не так очевидна. Может показаться странным, что провозглашенная КПК национализация промышленных предприятий свелась к огосударствлению собственности японцев и гоминьдановских «врагов народа». А дело в том, что промышленность была национализирована Гоминьданом еще в 1929 г. согласно решениям его III конгресса, который принял «Программу материальной реконструкции на период опеки». Национализация слабой китайской промышленности была вызвана потребностью мобилизации всех сил нации для войны против сепаратистов, коммунистов и Японии. Вспомним, что об отмене частной собственности и передаче промышленности, сельского хозяйства и торговли в руки общества, мечтал учитель императора Гуансюя, Кан Ювей. Этот реформатор-южанин, прозванный сторонниками «современным Конфуцием», не раз вспоминался и Мао Цзэдуном как высокий авторитет.

В гоминьдановском Китае оставалось под частным контролем банковское дело, очень развитое на основе старых ростовщических традиций. За кулисами огосударствленной промышленности стояли четыре банка – Центральный банк Китая, Китайский банк, Банк путей сообщения и Сельскохозяйственный банк, за которыми скрывались интересы соответственно семей Цзян Шецзы, Сун Цзывень, Кун Сянси и братьев Чень Гофу и Чень Лифу. (Сестры банкира Суна были женами Сун Ятсена и Чан Кайши; самая молодая и самая «левая» из семьи вдова Сун Ятсена, Сун Цинлин, перешла на сторону коммунистов и играла определенную роль в руководстве КНР. Кун Сянси был по прямой линии потомком Кун Цзы – Конфуция.)

Власть Гоминьдана чрезвычайно быстро была разъедена коррупцией, такой характерной для Китая, и государственная промышленность Китая больше напоминала формально государственную, подпольно «прихватизированную» собственность в постсоветских странах.

После 1947 г. Чан Кайши контролировал почти весь Китай; глубокая коррумпированность государства объясняет ту легкость, с которой за два года под ударами коммунистов обвалилась вся система власти Гоминьдана.

Поэтому американские политики поначалу правильно оценивали Мао именно как аграрного реформатора, – коммунистам оставалось лишь реформировать китайское село. Да и здесь для реформы было немного пространства: поначалу аграрная реформа свелась к распределению пустошей и другой необработанной земли. В Китае с его аграрным перенаселением, с маленькими участками, которые чрезвычайно старательно, руками, с самой примитивной техникой обрабатывали работящие крестьяне, удобряя землю даже человеческими фекалиями, не было свободных земельных фондов. Удовлетворить земельный голод можно было только путем перераспределения «помещичьих» земель (слово это заключено в кавычки, потому что с европейской точки зрения считать помещиками владельцев тех лоскутов земли, которые сдавались в аренду, посто смешно).

Чан Кайши

Подавляющее большинство китайцев с энтузиазмом поддержали красных, которые выступали как защитники бедных против разжирелых взяточников из администрации Чан Кайши, а заодно против европейских и американских «заморских чертей». Коммунисты определяли гоминьдановскую государственную промышленность как «бюрократический капитал» и противопоставили ее послереволюционной «народной» промышленности. Между тем статус национализированной промышленности с победой КНР в сущности не изменился. Перед коммунистическим руководством Китая встала та же проблема, что и перед Гоминьданом: избежать моментальной коррупции, которая свела бы на нет все политические усилия и поставила власть перед угрозой обвала. Земельная реформа не обещала быстрой ликвидации бедности, но перераспределение земель создавало повсеместную атмосферу острейшей социальной напряженности, в которой коммунистическая власть могла чувствовать себя защитником справедливости и человечности жень.

После смерти Сталина в китайском руководстве вроде бы спало напряжение, и, как позже свидетельствовал Мао, оно почувствовало себя более консолидированным и сплоченным. С 1953 г. начинается первая китайская пятилетка, то есть реализация экономико-политической программы, которая не только строилась самостоятельно, но и в определенном смысле противостояла привычным российским коммунистическим представлениям.

Она выглядела как чрезвычайно умеренный и даже «бухаринский» вариант социалистических превращений. Кооперирование в сельском хозяйстве планировалось закончить только к 1967 г. В первой пятилетке планировалось охватить разными, в том числе самими начальными, видами кооперации всего 20 % крестьянских хозяйств, и эта установка даже вошла в принятую тогда Конституцию КНР. Конечно, кооперирование сельского хозяйства выходило за рамки «аграрного реформаторства» и однозначно помещало Китай в пространство «социалистического лагеря». Однако и на либеральном Западе, и у зарубежных коммунистов сопоставления китайских планов с жесткой сталинской первой пятилеткой создавало впечатление необычной умеренности, осторожности и змеиной мудрости Мао и его окружения.