Немой набат. 2018-2020 - Анатолий Самуилович Салуцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Социальная дистанция!
– Мы вчера прошли тест! – воскликнула Вера, и женщины обнялись.
– Ай, молодцы! Ай, молодцы! – обрадованно приговаривала Раиса Максимовна. – Мы-то с Филиппом медики, все правила блюдём. Мой главврач тесты каждые три дня делает и меня заставляет. Иначе нельзя, он же в самом пекле, из красной зоны не вылазит. А ты, Вера, красавица! Настоящая русская красавица! По-нашему, по-уральски, девка что надо! Язык не повернётся сказать о тебе – баба. Виктор, поздравляю.
Потом были беглые, без представлений знакомства с хозяйкой дома, с подъезжавшими гостями, восхищённые ахи по поводу роскошного розария, буйным махровым разноцветьем полукругом окружавшего придомовую лужайку. Подальше, за розарием, привлекая взгляд, поднимались две стройные берёзы – одна в одну.
Пожилой человек из гостей в сером твидовом пиджаке, глядя на них, негромко сказал в пространство:
– В точности по Лермонтову, «чета белеющих берёз».
Минут через десять на широком, с тумбами и перилами крыльце веранды появился Иван Максимович – в джинсах, клетчатой бело-серой, на искусственном меху рубашке навыпуск. Своим полудомашним видом он как бы напоминал гостям, заранее и категорически оповещённым, что любые подарки строжайшим образом возбраняются, о дружеской, без цирлихов-манирлихов встрече. Никакой официальщины!
– Дорогие гости! – зычно гаркнул Синягин. – Милости прошу к нашему шалашу. – И слегка поклонившись, плавным жестом рук пригласил всех на веранду.
Вера видела его впервые, он её тоже. И когда здоровались, Иван Максимович с удивлением поднял брови, вполголоса сказал Донцову:
– Власыч, а у тебя губа не дура.
За большой овальный пузатый стол – почти круглый, – сели, посчитала Вера, восьмером. В заглавном торце Синягин и его супруга Клавдия Михайловна. По правую руку Остапчуки. А ещё тот, что в твидовом пиджаке. На другом торце – моложавый, подтянутый генерал с колодкой орденских ленточек на кителе.
Иван Максимович, не мешкая, поднялся и произнёс отчасти полуофициальную речь, которую наверняка тщательно обдумал:
– Пока вы наполняете бокалы, позвольте сделать краткое и кроткое вступление. Первое. Всех присутствующих я вправе считать своими родственными душами. Все здесь один к одному, молодец в молодца, включая, извините за фигуру речи, и дамское сословие. Второе. Наша встреча, конечно, имеет отношение к моему пропущенному юбилею, однако очень отдалённое, я бы сказал, опосредованное, и прошу – без дипломатии тостов. Собрал я вас не для того, чтобы насладиться славословием, хотя искренних пожеланий долгих лет не чураюсь. А хочу в близком мне кругу сообща покумекать о нынешней и завтрашней жизни любимой нашей Рассеюшки, чьей мы плоти плоть, за которую горой, живот положим, костьми ляжем. Ибо, дорогие друзья, чует моё немолодое сердце, что настают дни перемен, кои требуют осмысления.
– Сегодня и завтра без вчера осмыслять невозможно, – встрял тот, что в твидовом пиджаке. И судя по той непринуждённости, с какой он перебил Ивана Максимовича, стало ясно, кто за столом старший, – не только по возрасту, но и по авторитету.
– Аналитик всегда глядит в корень, – откликнулся Синягин. – Прошу любить и жаловать, Степан Матвеевич Воснецов, мой учитель жизни, кладезь мудростей и премудростей. Профессию его я обналичить затрудняюсь, их несколько, поэтому у меня он проходит под псевдонимом Аналитик.
– Не Васнецов, а Воснецов, иногда путают, – уточнил Степан Матвеевич. – А что до профессии… Первое образование я получил в Историко-архивном институте, а последнее в Академии общественных наук, ещё в СССР. – Шумно вздохнул. – О-ох, давненько это было, годам счёт потерял. Что ж вы хотите, Мафусаилов век заедаю, в двух державах пожил. – Вдруг от души по-юношески рассмеялся: – Но! Живали деды веселей своих внучат!
«Так сказал, что ясно: между первым и последним были и другие учебные заведения, – подумал Донцов. – Не исключено, не только советские».
Синягин был рад, что его перебили. Главное он сказать успел, за столом сразу пошёл общий разговор, что и требуется. Спросил:
– Итак, кто начнёт?
С места сразу поднялся Филипп.
– Начну я, медики нынче в первачах ходят. Бокал поднимаю, Иван Максимыч, за то, что вам всегда и по сей день везёт и чтобы впредь так было.
– Филипп, это почему же ты считаешь, что мне везёт? Я всё с боя беру, от покосной работы никогда не бегал.
– А везенье только таким и сопутствует. Прошлый год с газопроводом в срок управился, ибо из кожи чуть не вылез. Но, поверь, вот с этой, сегодняшней встречей тебе повезло отчаянно. На редкость точно сроки угадал.
Все недоумённо уставились на Остапчука. Синягин и вовсе воскликнул:
– Что за бред?
Но Остапчук спокойно, без эмоций гнул своё:
– Иван Максимыч, кто-то их древних, а может, средневековых, говорил: бей, но выслушай! Как ни верти, как ни крути, уважаемые господа-товарищи, а вынужден предупредить: вот-вот накатит вторая волна пандемии. По своей больнице я это и нутром распознаю и объективно прогнозирую. Боюсь, через неделю-другую будет уже не до широких застолий. Так что, Иван Максимович, вы снова успели! Выпьем за предстоящие вам долгие годы и всегдашний попутный ветер удачи. Пусть и впредь любит вас Господь и бережёт.
– Вань, Филипп знает, что говорит, – поддакнула Раиса Максимовна. – И обращаясь ко всем: – Краски он не сгущает, пандемия и впрямь снова в двери ломится. Ковид-диссиденты постарались. Так что, дорогие мои, не расслабляйтесь. Не ровен час…
– Ну, ты, Филипп, и напустил холоду. Не пойму, после такого предисловия радоваться надо или печалиться, – комментировал Синягин. – Власыч, а ну-ка поддай оптимизму. Хочу представить: Виктор Власыч Донцов, станкостроительный бизнес, далеко пойдёт. Под пару ему и жена Вера – очарование!
– Не только очарование, но и умница редкостная, – снова вступила Раиса Максимовна. – А уж душевные дарования… Я-то знаю, она с сыном у нас на Урале полгода жила, мы с ней вдоволь и всласть наобщались.
«Про оптимизм мне сейчас в самую пору», – с тоской подумал Донцов. Вдобавок тост, заготовленный с помощью Веры, у него не сказать чтобы был очень бодрящий, скорее раздумчивый. Иван Максимович предупредил, что созывает гостей не на елей-юбилей, а как бы на консилиум: оценим, мол, самочувствие эпохи. Но известно, на свадьбе хошь не хошь, а пляши. Пришлось переобуваться на ходу, правда, лишь отчасти. После дежурной здравицы пошёл на
