Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

железных колец. Примерно такой же цели служат наши рубахи из шелка, только эта предназначена для защиты скорее от мечей и топоров, чем от стрел.

Субудай махнул юноше, который держал длинное копье. Юноша тотчас подбежал к воину в доспехах и, топнув ногой, чтобы привлечь его внимание, вручил копье.

– Вот как они используются, – сказал Субудай. – Как и наша тяжелая конница, они мчатся во весь опор на врага. Во время атаки их доспехи неуязвимы.

Он кивнул Тангуту, и тот, позвякивая своим неуклюжим металлическим панцирем, на глазах у всех тронул коня мелкой рысью.

В паре сотен шагов всадник развернул своего тяжелого коня, и зверь, встав на дыбы, прижал уши. Тангут дал шпоры, и тогда конь ринулся вперед, топоча здоровенными копытами. Было видно, что при наклоне конской головы доспех грудной и головной части сходится вместе, образуя непробиваемый щит. Острие низко опущенного копья зловеще крутилось в воздухе, целя Субудаю в грудь.

Бату поймал себя на том, что затаил дыхание, и мысленно себя упрекнул: надо же, подпал под чары Субудая. Теперь он хладнокровно наблюдал за тем, как воин пускает коня в полный галоп и как покачивается смертоносное тяжелое копье. Копыта гремели, и Бату вдруг представилось, как по полю боя несется строй таких всадников. От этой мысли он нервно сглотнул.

Субудай на своей лошадке метнулся вбок. Всадник попытался повернуть, но из-за громоздких доспехов не успел и на всем скаку пролетел мимо.

А Субудай тем временем проворно поднял лук и прицелился. Грудь и голова коня были защищены так же хорошо, как и всадник. Гребень доспеха покрывал даже гриву, но в нижней части конская шея была открыта.

В конскую плоть вонзилась стрела Субудая, и животное пронзительно заржало, роняя из ноздрей яркие кровяные брызги.

– Для хорошего лучника с боков они не защищены! – прокричал сквозь шум Субудай.

Гордости в его голосе не было: такой выстрел вполне по плечу любому из присутствующих. Воины заулыбались: столь мощный враг, а все же бессилен перед быстротой и стрелами.

Все слышали надсадное страдальческое ржание: конь в муке мотал головой туда-сюда. Вот он медленно пал на колени, и воин сошел с него. Копье он бросил, а вместо него вынул длинный меч и стал приближаться с ним к Субудаю.

– Чтобы одолеть этих латников, мы должны вначале убивать их лошадей, – продолжал Субудай. – Их доспехи приспособлены для натиска и прекрасно отражают стрелы, пущенные спереди. Все в них создано для атаки, но, спешенные, эти воины подобны черепахам – такие же медлительные и неповоротливые.

В подтверждение своих слов Багатур взял толстую стрелу с длинным стальным острием – вещь довольно жуткая, гладкая и отполированная, без замедляющих скорость зазубрин.

Завидев эти телодвижения, приближающийся воин слегка замешкался. Он не знал, как далеко Субудай готов зайти с этим своим показом, но военачальник мог быть равно безжалостен и с тем, кто перед ним спасует. Так что после момента нерешительности воин пошел вперед. Стараясь быстрее двигать своими закованными в доспехи руками и ногами, он замахнулся мечом.

Субудай ткнул коленями лошадь, и та отступила, так что всадник оказался недосягаемым для меча. Он снова прицелился; натягивая тетиву – сильно, до самого уха, – он ощущал тугую мощь своего лука. Буквально в нескольких шагах от противника Субудай отпустил тетиву, внимательно проследив, как та пробила боковую пластину.

Воин рухнул с металлическим лязгом. Стрела засела глубоко в доспехе, снаружи торчало лишь оперение.

– Сила у них в одном – в строю лицом к врагу, – с улыбкой заключил Субудай. – Если мы дадим им эту силу использовать, они сметут нас, как серп сметает колосья. А вот если мы рассеемся и заманим их в засаду, будем делать обманные маневры и окружать с боков, то они станут перед нами беззащитны, как дети.

Двое Субудаевых слуг потащили умирающего воина прочь, пыхтя и сгибаясь под такой непомерной ношей. В сторонке они сняли с него доспехи, обнажив пронзенное стрелой тело в кольчуге. Чтобы высвободить пластину и отнести ее Субудаю, стрелу пришлось сломать.

– По словам хвастливых христиан, желавших нас напугать, эти латники вот уже сотню лет не имеют себе равных на поле боя. – Он поднял доспех, и всем стала видна аккуратная дырочка, через которую пробивался солнечный свет. – Мы не можем оставлять позади себя или сбоку крупные силы врага или города, однако если это лучшее, чем они располагают, то, я думаю, мы их удивим.

Тут все подняли свои мечи и луки и начали в ликовании выкрикивать имя Субудая. Это делал и Бату, стараясь не стоять особняком. Он перехватил скользнувший по нему взгляд военачальника. Приметив, что молодой темник кричит наряду с остальными, он удовлетворенно улыбнулся. Ладно, пускай радуется. Войско монголов сильно, и Субудай им нужен, чтобы вести их за собой против огромных конных армий – все дальше на запад, в сторону тех закованных в железо всадников. По мнению Бату, люди, подобные Субудаю, свое отжили, их время подходило к концу. Так что его пора скоро придет; торопить события нет ни нужды, ни смысла.

Чагатай построил летний дворец на берегу Амударьи, которая была западной границей империи, к югу простиравшейся до самого Кабула. Ради открывавшегося вида он выбрал высокий гребень над рекой, где всегда, даже в самые жаркие месяцы, дул прохладный ветерок. Местное солнце пропекло его досуха и дотемна, словно выпарив из тела всю влагу, сделав его крепким, как старая береза. Чагатай ныне правил Бухарой, Самаркандом и Кабулом, со всеми их богатствами. Люди здесь