Собрание сочинений. Т. 2. Стихотворения 1961–1972 - Борис Слуцкий

СБРАСЫВАЯ СИЛУ СТРАХА

Силу тяготения землипервыми открыли пехотинцы —поняли, нашли и наблюли,а Ньютон позднее подкатился.

Как он мог, оторванный от практики,кабинетный деятель, понятьпервое из требований тактики:что солдата надобно поднять.

Что солдат, который страхом мается,ужасом, как будто животом,в землю всей душой своей вжимается,должен всей душой забыть о том.

Должен эту силу, силу страха,ту, что силы все его берет,сбросить, словно грязную рубаху.Встать.Вскричать «ура».Шагнуть вперед.

НАДО, ЗНАЧИТ, НАДО

Стокилометровый переход.Батальон плывет как пароходчерез снега талого глубины.Не успели выдать нам сапог.В валенках же до костей промокбатальон и до гемоглобина.

Мы вторые сутки на ходу.День второй через свою бедухлюпаем и в талый снег ступаем.Велено одну дыру заткнуть.Как заткнем — позволят отдохнуть.Мы вторые сутки наступаем.

Хлюпает однообразный хлюп.То и дело кто-нибудь как труппадает в снега и встать не хочет.И немедля Выставкин над ним,выдохшимся,над еще однимвымотавшимсяяростно хлопочет.

— Встань! (Молчание.) — Вставай!                                                          (Молчок.)— Ведь застынешь! (И — прикладом в бок.)— Встань! (Опять прикладом.) Сучье                                                                семя! —И потом простуженный ответ:— Силы нет!— Мочи нет.— Встань!— Отстань! —Нет, встал. Побрел со всеми.Я все аргументы исчерпал.Я обезголосел, ночь не спал.Я б не смог при помощи приклада.Выставкин, сердитый старшина,лучше понимает, что война —это значит: надо, значит, надо.

СЛАВА САПЕРОВ

«Разминировал». Подпись. Число.Надпись мелом в гранит переводяти саперных частей ремеслонавсегда в историю вводят.

Мел в новейшее время сумелне осы́паться. Закрепиться.Не найти в целом мире тряпицы,чтоб стереть, истребить этот мел!

И сапер, специальность своюклявший в четырехлетием бою,на болота, на зной, на потемкисмотрит вдруг глазами потомка.

ПОЛНЫЙ ПОВОРОТ ДИВИЗИИ

Дивизия на сто восемьдесятградусов поворачивается.Меняются местамиее тылы и фронты.Земля и та с меньшим скрипом,наверное, оборачивается,катаясь по бесконечностисреди родной пустоты.

Меняются огневыепозиции — все до одной.Копаются километрыокопов полного профиля.Тылы поворачиваютсяфронтовой стороной,живут в пулеметных точках,что пулеметчики бросили.

Поворот дивизиипохож на переворотв средних размеров державе.Водки и провизиинужно невпроворот,чтоб его поддержали.Плечи нужны,чтоб тела пулеметов носить.Речи нужны,чтоб тяготы лучше сносить.

Сердечники маршируют,хватаются за сердца.Над ними скворцы озоруют,мотаются без конца.Все, у кого имеются,смотрят на часы:на поворот положенысчитанные часы.

К семи ноль-ноль утра,за шестьдесят минут до срока,командир дивизиидокладывает в корпусПервому.«Алексей Сергеич!Повернулись.Пускай теперь лезут.У меня все».

СУДЬБА ДЕТСКИХ ВОЗДУШНЫХ ШАРОВ

Если срываются с ниток шары,то лиот дикой июльской жары,то лиот качества ниток плохого,то лиот       вдаль устремленья лихого, —все они в тучах не пропадут,даже когда в облаках пропадают,лопнуть — не лопнут,не вовсе растают.Все оник летчикам мертвым придут.

Летчикам наших воздушных флотов,испепеленным,сожженным,спаленным,детские шарики вместо цветов.

Там, в небесах, собирается пленум,форум,симпозиумразных цветов.Разных раскрасок и разных сортов.

Там получают летнабы шары,и бортрадисты,и бортмеханики:все, кто разбился,все, кто без паникипереселился в иные миры.

Все получают по детскому шару,с ниткойоборванноюпри нем:все, кто не вышел тогда из пожара,все, кто ушел,полыхая огнем.

ВОЕННЫЙ УЮТ

На войну билеты не берут,на войне романы не читают,на войне болезни не считают,но уют возможный создают.

Печка в блиндаже, сковорода,сто законных грамм,кусок колбаски,анекдоты, байки и побаски.Горе — не беда!

— Кто нам запретит роскошно жить? —говорит комвзвода,вычерпавший водуиз сырого блиндажа. —Жизнь, по сути дела, хороша!

— Кто мешает нам роскошно жить? —Он плеснул бензину в печку-бочку,спичку вытащил из коробочка,хочет самокрутку раскурить.

Если доживет — после войныкем он станет?Что его обяжут и заставятделать?А покуда — хоть бы хны.

А пока за целый километрЗападного фронтадержит он немедленный ответперед Родиной и командиром роты.А пока за тридцать человекспросит, если что, и мир и векне с кого-нибудь, с комвзвода,только что повыплеснувшего водуиз сырого блиндажа.

Жизнь, по сути дела, хороша.Двадцать два ему, из них на фронте — два,два, похожих на два века года,дорога и далека Москва,в повзрослевшем только что,                                                     едва,сердце — полная свобода.

РОВНО НЕДЕЛЯ ДО ПОБЕДЫ

А что такое полная свобода?Не тайная, а явная?Когдаотбита беда?Забыта забота?

Я не спешу. Как царственно я медлю!Какую джип даст по асфальту петлюу замка на ладони, на виду!Проеду — головой не поведу.

А изо всех бойниц наведеныэсэсовские пулеметы.Но месяц май,и до конца войнынеделя!И я полной полн свободы.

Шофера не гоню, не тороплюи ускорения не потерплю.— Не торопитесь, — говорю шоферу. —Не выстрелят!Теперь им не посметь! —Я говорю и чувствую, как смертьотпрянула. Воротится не скоро.

Блистает солнце на альпийских видах,и месяц май.В Берлине Гитлер сдох.Я делаю свободы полный вдох.Еще не скоро делать полный выдох.

«ЕСТЬ!»

Я не раз, и не два, и не двадцатьслышал, как посылают на смерть,слышал, как на приказ собиратьсяотвечают коротеньким «Есть!».

«Есть!» в ушах односложно звучало,долгим эхом звучало в ушах,подводило черту и кончало:человек делал шаг.

Но ни разу про Долг и про Веру,про Отечество, Совесть и Честьни солдаты и ни офицерыне добавили к этому «Есть!».

С неболтливым сознанием долга,молча помня Отчизну свою,жили славно, счастливо и долгоили вмиг погибали в бою.

ВЫБОР

Выбираешь, за кем на край света,чья верней, справедливей стезя,не затем, что не знаешь ответа,а затем, что иначе нельзя.

Выбираешь, не требуя выгод,не желая удобств или льгот,словно ищешь единственный выход,как находишь единственный вход.

Выбираешь, а выбор задолгосделан, так же и найден ответ —смутной, темной потребностью долга,ясной, как ежедневный рассвет.

С той поры, как согрела планетусовестьи осветила мораль,никакого выбора нету.Выбирающий не выбирал.

Он прислушивался и — решался,долей именовал и судьбой.Сам собой этот выбор свершался.Слышишь, как?Только так.Сам собой.

СТАРИК